Рыжий осенний лес пламенел за окном. Его узорчатые листья пока еще крепко держались за ветки, вовсе не собираясь падать на землю.
Как красиво, думала лиса. Она сидела, уперев локти в подоконник, пила чай из любимой кружки, и глядела на лес. Ее рыжая шкурка сама напоминала копну листьев, такая же огненная, как и мир за окном.
Крохотный лисий домик занимал дупло огромного дерева, с такими же рыжими листьями. Их ворохом, когда они упадут, лиса подоткнет стены, словно одеялом, и так подготовится к зиме – белой и сугробной, без капли рыжинки. Пока за окном будет мести вьюга, запах листьев напомнит ей о лете.
Допив чай, она поставила кружку на полку, к остальному сервизу. Поправила блюдце. Прабабушкин оловянный сервиз она любила, так же как и лес. Впрочем, она не могла представить себе лес без своего домика, а домик без этих милых блюдечек, тарелок, чашек и кружек.
Поцарапанные, местами мятые, на потрескавшейся от старости полке. Зато украшенные рисунками из древних сказок, в которых есть все-все обитатели леса. И, конечно же, сам лес, с его уютно шелестящей листвой.
Надо протереть от пыли, подумала лиса. Хотя протерла сервиз и полку только вчера. Ей нравились чистота и уют своего маленького жилища. И пусть в нем не было больше ничего, кроме полки с оловянным сервизом.
Глядя на листья, лиса любила мечтать. Цвет листьев не имел значения – огненный осенью или нежно-зеленый поздней весной. Темный ли, с крупными каплями влаги после летнего дождя, или с легкой желтинкой, когда дождя долго нет. Чтобы мечтать, цвет листьев для лисы был совсем не важен.
Лиса мечтала о том, чего у нее никогда не будет. Но больше всего на свете она любила мечтать о гитаре. О простой обыкновенной гитаре. Она видела ее в книжках, и ей хотелось держать ее в руках хотя бы иногда, легонько касаться ее струн, гладить лак ее деревянного корпуса. Гитара казалась ей самым красивым предметом на свете, наравне с тем огненно-рыжим лесом, на который она смотрела сейчас из окна.
Она не умела играть, и никогда в жизни не держала в руках ни одного музыкального инструмента. Ей просто хотелось прикасаться к гитаре. Поэтому ей нравилось грезить о ней, пусть даже она и знала, что никогда в жизни у нее не будет никакой гитары.
Потянувшись, она чуть передвинула свою любимую кружку, чтобы та стояла ровнее. Потом поглядела на индикатор заряда. Тот мерцал красной полосой. Странно, подумала она. Я ведь зарядила батарейки буквально утром. Может, что-то случилось с розеткой?
Она включила зарядку, и красный индикатор сменился мигающим зеленым. Пока батарейки заряжались, она помечтала ещё чуть-чуть, жмуря глаза от удовольствия.
Когда батарейки заполнились, она вышла на улицу. Дверь еле слышно скрипнула, и аккуратная ко всему лиса сморщила носик. Нужно обязательно спросить при случае барсука, чтобы он смазал дверные петли, подумалось ей. А она в ответ напоит его чаем.
Глупые серые кролики жили вокруг ее дерева в изобилии, и поэтому она никогда не испытывала проблем с едой. Поймав одного, она ловко вытащила из него батарейки. Кролик сразу обмяк. Его пугливый живой взгляд тут же пуговично остекленел. Она сунула его в корзинку и, довольная, отправилась обратно в домик, сквозь вновь скрипнувшую дверь.
Батарейки кролика были маленькими, тонкими, и ни на что негодными. Их скопился уже целый мешок. Что с ними делать, лиса не знала. Но выбрасывать их ей казалось чем-то… чем-то неуважительным, что ли. Пусть даже и к таким глупым кроликам, которые сновали вокруг ее дома.
Бросив случайный взгляд на индикатор заряда, она вновь обнаружила, как он мигает красным. Но я ведь только что его зарядила, подумала она. Как ее батарейки могли так быстро сесть?
Она зарядила их снова, и их хватило совсем ненадолго. Кажется, даже чуть на меньше, чем в предыдущий раз.
Лиса стояла посреди своего уютного домика, размышляя, с проводом в руках. Она помнила, что батарейки по лесным избушкам носит ежик. Каждый раз он заходит к ней в гости, и она поит его чаем, из своего любимого прабабушкиного сервиза. Значит, ей всего лишь нужно дождаться его. И ничего страшного в этом нет.
Она вновь уселась у окна, напротив огненно-рыжего леса. Было тепло, и лиса мечтала. Иногда перечитывала письма от своих лисят. Они уже выросли, и теперь жили отдельно, в другом краю леса. И их батарейки были ещё очень хорошими.
Несколько раз лиса выходила и ловила глупых кроликов. Те беспечно шуршали в листве, казалось, вовсе не обращая на нее никакого внимания. Их было слишком много для лисы, которая жила здесь одна, без лисят.
Ежик все не шел. Листья облетели и покрыли одеялом всю землю. Лиса смотрела на них с беспокойством: пора было подгребать листву на стены, чтобы зимой ей было так же тепло и уютно, как летом. Но выйти она уже не могла. Ее батарейки не заряжались, а провод к розетке был не таким уж и длинным, чтобы она могла спокойно выходить за двери своего домика.
Она так и продолжала сидеть у окна, когда, наконец, заметила ежика. Тот, как всегда хмурый и насупленный, с рюкзаком, набитым батарейками, семенил по опавшей листве.
- Ежик! – закричала ему лиса. – Я так давно тебя жду!
- Привет, лиса, - сказал ежик, и подошел к ее домику.
Лиса пригласила его в домик и поставила чайник.
Ежик сразу увидел провод, ведущий к розетке.
- Тебе нужны батарейки, лиса? – спросил он.
Ежик не любил обиняков. Особенно когда дело касалось батареек.
- У меня как раз есть нужные.
- Вот здорово, - обрадовалась лиса. И налила ему чай.
Чай был из шиповника. Такой вкусный умела делать и заваривать только лиса. Наверное потому, что просто умела вовремя его собирать. Не раньше и не позже, а ровно в тот день, когда это было нужно. На самом деле об этом знали все звери. Но собирать шиповник не раньше и не позже получалось только у лисы. А потому у нее получался и самый вкусный чай.
И поэтому ежик, прежде чем перейти к батарейкам, вначале выпил чашку столь вкусного чая. Ведь его ежиха такого делать не умела.
- А что у тебя есть на обмен? – отставив пустую кружку, спросил ежик лису.
- На обмен? – переспросила лиса.
- Ну да. На батарейки.
- Ах да, - спохватилась лиса. – Конечно, на обмен.
Она принесла ему мешок с кроличьими батарейками.
Ежик посмотрел на мешок, а потом на лису.
- Ты чего, лиса? Это же кроличьи батарейки. У нас весь лес в кроликах, и их батарейки не успевают портиться. Кому они нужны? Выброси их лучше.
- Так они не подходят? – искренне удивилась лиса.
- Нет, не подходят, - ежик для убедительности помотал головой. – Совсем не подходят. Может, у тебя еще чего-нибудь есть?
- Больше ничего… - лиса даже и не думала о том, что ежик вдруг не возьмет батарейки кроликов. Их ведь так много, в ее мешке!
- Тогда спасибо за чай, лиса. Бывай, - и ежик начал собираться.
Лиса вдруг поняла, что ежик сейчас уйдет. И ей всю зиму придется коротать на проводе, словно привязанной. А может, и не всю зиму, а гораздо дольше. И она больше никогда не сможет выйти в огненно-рыжий лес. И ни в какой другой тоже. Ни в темно-зеленый, ни в белый, и вообще ни в какой.
Ее взгляд упал на прабабушкин сервиз, из которого они только что пили чай.
- Сервиз? – с сомнением спросил ежик. – Оловянный сервиз? Зачем он мне, лиса? Был бы он хотя бы фаянсовый.
- Ноу меня нет фаянсового сервиза, - ответила лиса. – Только оловянный.
- Нет, - решительно покачал головой ежик. – Оловянный сервиз мне не нужен.
Он повернулся, чтобы уйти.
- Ежик, - заторопилась лиса. – Ну, посмотри, здесь есть все обитатели нашего леса! Вот белка, вот медведь. А вот я, лиса.
- И я есть? – спросил ежик.
- Конечно, вот.
Ежик со всех сторон оглядел блюдо, на котором он, ежик, собирал яблоки.
- Что-то я тут не очень получился, - наконец, сказал он.
- Ну что ты, ежик! Ты здесь очень красивый. У тебя такие длинные иголки, и их так много!
- Правда?
- Конечно!
Ежик вздохнул.
- Лиса, одного сервиза будет все равно мало. Он ведь оловянный. Разве что ежатам пойдет, на игрушки.
- На какие игрушки? – не поняла его лиса.
- Ну, на всякие. Переплавят в печке и отольют тех же солдатиков.
- Переплавят? Мой прабабушкин сервиз? – упавшим голосом спросила лиса.
- Послушай, лиса, - снова вздохнул ежик. – Это ведь ты мне его предлагаешь. Мне он не нужен. И я здесь, на блюде, будто совсем и не ежик. Это бобер какой-то, а не ежик. Посмотри, вон, на его хвост. Хвост как сковородка. Не хочешь меняться, дело твое. А мне идти надо.
Лиса поглядела на провод, который соединял ее с розеткой. Потом на сервиз.
- Бери сервиз, ежик, - ее голос дрогнул. – Бери.
Ежик небрежно смахнул с полки сервиз в свой рюкзак. В рюкзаке зазвенело, и лиса вздрогнула.
- И все-таки, сервиза будет мало, лиса. Что у тебя еще есть?
Лиса обвела свой домик взглядом. В нем было пусто. Без сервиза на полке ее избушка осиротела. Она ощутила это всей своей душой.
- У меня больше ничего нет, ежик.
- Совсем-совсем?
Ежик опять вздохнул и начал доставать сервиз обратно.
- Подожди, ежик! У меня еще есть мечта.
- Мечта?
- Да, мечта. Я поделюсь ею с тобой, если хочешь.
Ежик подумал. Сервиз он отдаст своим ежатам, размышлял он. А что оставит себе? Мечта лисы могла оказаться интересной и полезной. Вот какие могут быть мечты, например, у белки? Или у совы? Вряд ли что-то ценное. А вот у лисы мечты могли оказаться что надо. Подойдут и ему, ежику.
- Только в комплекте с сервизом, - предупредил он. – Рассказывай, что у тебя за мечта.
Лиса рассказала ему про гитару. Про то, как здорово касаться ее нежных струн. Держать ее в руках. Гладить лак ее дерева. Смотреть на ее изгибы.
Не обращая внимания на умоляющий взгляд лисы, ежик примерил на себя ее мечту и так и сяк, повертев в голове. Его не заинтересовали ни нежные струны, ни формы, ни лакированное дерево гитары. Но он подумал, что если будет носить гитару с собой, то другие звери наверняка станут им восхищаться. И выглядеть он станет более мужественно.
- Ладно, - сказал он. – Глупая у тебя мечта, лиса. Ты ведь не то, что играть не умеешь, ты ее даже и не видела никогда, эту гитару. Но, договор есть договор.
Оставив ей батарейки, он ушел. Дверь дважды еле слышно скрипнула. Ежик, впрочем, не заметил скрипа: мысленно он уже примерял гитару к своему облику.
Зима выбелила весь лес. Пробираясь на лыжах сквозь сугробы от одного жилища зверей к другому, предлагая по пути батарейки, ежик вновь проходил мимо домика лисы. Прежде всегда выметенные от снега дорожки вокруг него, в этот раз оказались заметены. Кажется, их и вовсе никто не чистил с самого начала зимы. Свет в окнах домика не горел.
Ежик поколебался. Он специально сделал крюк - ему хотелось похвастаться перед лисой гитарой, которая торчала у него из рюкзака. Но, глядя на заметенные дорожки и темное окно, он передумал и пошел дальше.
Под его лыжами сухо скрипел белый снег. Та самая рыжинка деревьев, которой осенью так любовалась лиса, давно исчезла. Приближалась вьюга.
