Рассказ об одиночном лыжном походе по Полярному Уралу, с 14 марта по 2 апреля 2021 года

Это рассказ о моем лыжном походе по Полярному Уралу. Он не является техническим, и планировать по нему маршрут нельзя. Рассказ представляет собой только и только художественное изложение событий.

Если вы не обладаете чувством юмора и критическим мышлением, то многие вещи покажутся вам странными. Это нормально 🙂

Я не люблю писать о своих успехах и достижениях. Они мои собственные, и никому другому не нужны, и не помогут. Я ухожу в походы, чтобы вновь учиться жить и учиться мечтать. И это только моя жизнь и только мои мечты, ни с кем другим не связанные.

Но я всегда пишу о своих ошибках, просчетах, промахах и приключениях, из них вытекающих. Вот это я считаю самым ценным и интересным. Мне нечего прятать – я иду один, и та критика, с которой ко мне так часто обращаются, не причиняет мне дискомфорта. Зато всегда найдутся те, кто воспользуется моим опытом рационально. Важен же опыт не успеха, замешанного на удаче, а как раз тот самый бесценный опыт ошибок и борьбы с их последствиями.

И да – после многих лет походов, с учетом собственной специфики, формируется собственная оценочная шкала происходящего. Что в походе происходит нормально, а что нет. И понимание это сильно отличается и от группового опыта, и от опыта других соло-путешественников. Увы, деформация мышления и восприятия (скажем прямо – психики) у сольников неизбежна.

Содержание

День 1

Поезд – наш портал в иной мир. Когда едешь в поход с друзьями, то жестко прикован к существующей реальности.

В одиночку все по-другому.

Время перестает иметь значение. Пространство меняется. Даже днем границы между мирами становятся зыбкими и призрачными. Ночью же способно изменится все.

Поэтому в сумерках на станции от поезда лучше не отходить. Часть разъездов и полустанков, на которых он останавливается в темное время суток, в нашей реальности не существует вовсе.

Мой билет в купейный вагон. До станции, откуда происходит старт на маршрут, иногда проходит вечность. А бывает, лишь час-другой.

В купе меняются люди. Их много, но они всегда едут по одному. Они путешествуют между несколькими станциями, и выходят, сменяя друг друга.

Я почти не сплю. Не хочется. Каждый мой попутчик расспрашивает меня, куда и зачем я еду. Я беседую с каждым. Им это нравится. Нравится и мне.

На одной из станций наш поезд напоминает серебристый обтекаемый снаряд, матово блестящий в свете желтых фонарей. Проводник принимает у пассажиров билеты механическими руками. Его лицо полностью закрыто черным зеркалом шлема, в котором не отражается ровным счетом ничего.

Сменяются эпохи и времена. Время течет без суеты и торопливости, осознавая за собой бесконечность. Вслед за его размеренным движением меняется и пейзаж. Города и поселки сходят на нет. Появляется тундра.

На моей остановке мне помогают вынести на перрон рюкзак и лыжи, и прощаются, пожелав удачного пути.

Время час дня. Я не люблю выходить на маршрут в середине дня. Лучше уж в утренних сумерках. А то и ночью.

Оглядываюсь на поезд. Он выглядит обычным, как и должен выглядеть поезд. Меня это расстраивает. Значит, я не совсем ещё настроился на маршрут. Что-то меня держит здесь, в этой реальности, мешает и тормозит. Сидит глубоко в подсознании, где уже не осталось места ни для работы, ни даже для друзей или семьи. Сейчас для меня не существует ничего, кроме тундры и гор. Я понятия не имею, зачем существую «там», но знаю, зачем стою «здесь». Больше меня не тревожит ничего.

Кроме какой-то мелкой и неприятной занозы в подсознании. Прошлый сезон оказался слишком скудным, дав возможность ей прорасти. И теперь придется сильно потрудиться, чтобы от вновь нее избавиться.

Спрашиваю дорогу к реке у охранника. Хм… кажется, он не совсем человек. Он бежит по сугробам и выводит меня к началу снегоходного следа. Я надеваю лыжи, подхватываю на плечи рюкзак. В последний раз оглядываюсь на поезд.

Тепловоз, огромный и мазутно-грязный, с черными разводами на своем зеленом теле, шипит паром. Рабочий, в светящемся жилете, простукивает молоточком гигантские, в мой рост, колеса.

Ну, наверное, ещё не все для меня потеряно, подумалось мне.

Погода отличная. До заката ещё три часа. Я спускаюсь по снегоходке к реке, и перехожу на другой берег. Здесь следов уже нет. Снегоходная дорога проходит западнее, но мне она не нужна.

Я поднимаюсь на борт ручья Воргашор, и иду вдоль него, навстречу солнцу.

Гор не видно, они скрыты дымкой, где-то далеко впереди.

На привале я сижу на рюкзаке, разглядывая станцию, раскинувшуюся внизу. Она хоть и позади меня, но мешает, будто напоминая мне о той жизни, которая уже не существует для меня в ближайшие три недели. Или даже больше.

Тогда я снимаю перчатку, зачерпываю горсть снега, и стираю ею станцию, как стирают морозный рисунок с оконного стекла.

Теперь вокруг меня остается только и только тундра.

В четыре часа дня солнце окунается за горизонт, чтобы позже возродиться и стать луной. Полный штиль. Шестнадцать градусов ниже ноля. Закат кровав, прекрасен, и расчерчивает голубое прежде небо алыми тонами.

Ставлю палатку. Достаю термос с кипятком. Вместе со спальником мы наблюдаем за последними лучами солнца. Я съедаю пару пряников, что прихватил с поезда.

Спальник не ест ничего.

Про спальник разговор особый, ибо и спальник сам по себе особен тоже.

К моему несчастью, он удивительно разговорчив для столь серьезного по своим характеристикам изделия. Я зову его Мармеладом. То ли потому, что он красный, то ли потому, что он Marmot.

Он теплый, занимает чертовски много места, заносчив, временами болтлив, обожает про меня сплетничать, и вечно жалуется, как я его притесняю. Свое участие в моих походах он считает проявлением личного героизма, который постоянно ставит мне в упрек.

Временами мне хочется закопать его в снегу или растопить им костер.

Когда-нибудь я так и сделаю.

- Красиво, правда? – кивает он на закат. – А ты ещё не хотел сюда идти.

- Ну да, как будто бы не ты меня весь год уговаривал ехать в Турцию.

***

Я просыпаюсь около десяти вечера. От жары.

- Мармелад, хорош топить печку. Ты хочешь меня сварить?

- Это не я, - сонно огрызается Мармелад. – А что там на улице?

Я включаю фонарик и смотрю на термометр. Тот показывает -7 градусов.

Тент шелестит от крупных снежинок, падающих на него при полном безветрии.

Расстегиваю молнию, распахиваюсь, и кое-как снова засыпаю.

День 2

Полярный Урал – прекрасное место. В каждой долине здесь стоят свои собственные парогенератор и большой вентилятор. Работают они круглосуточно.

Как и положено технике, они иногда ломаются. Вот уже несколько сотен лет в подряде на их обслуживании работают ненцы. Как только где-то происходит поломка, они сразу же выезжают на её починку.

Раньше, когда они ездили работать на оленях, хорошая погода могла длиться днями напролет, а в особо сложных случаях, даже неделями.

Нынче, когда они пользуются снегоходами, они прибывают к месту ремонта слишком быстро.

А потому в последние пятнадцать лет погода на Полярном преимущественно хреновая.

***

Проснулся в 5:16. Температура за бортом -7 градусов. Снег продолжает идти, но к нему добавился ветер. Видимость так себе.

Вышел в 9:14, когда ветер немного унялся.

Перейдя на ручей Бабья-Вож, по нему я начал подъем на увал Каче-Мыльк.

Прекрасный вопрос – на фига? Увал можно было прекрасно обойти по низу, то есть по ручью Харута-Мадага.

Я рассудил, что через верх оно интереснее.

И не прогадал.

Идти по тундре в отсутствии видимости – чрезвычайно увлекательное занятие, особенно для вестибулярного аппарата и глаз.

Представьте, что вы находитесь в подвешенном состоянии. Вокруг – по сторонам, вверху и внизу, белая пустота. Ориентиров нет. Сплошь белый цвет. Прекращают существовать такие понятия, как верх и низ. Кажется, что возможно идти в любом направлении.

Из-за отсутствия контраста рельеф не читается никак. Даже одинокий камень, всплывающий в зрительном коридоре, не приносит нам облегчения. Он может быть любых размеров – от небольшого выступа, торчащего из-под снега, до скалы в тысячи тонн. До него невозможно прикинуть расстояние, как невозможно определить его размер.

Единственное, что помогает читать рельеф – собственные ноги. Если идти трудно, следовательно, мы идем в подъем. Если легко, значит на спуск. Если катимся, значит, гм, спуск крутоват. Если катимся быстро, то что-то пошло не так, и необходимо срочно принимать меры – хотя, скорее всего, уже поздно.

Наши глаза способны быстро изменять фокусировку, настраиваясь на близкие или дальние предметы. Однако в отсутствие предметов фокусировка бесконтрольно происходит туда-сюда – глаз тщетно пытается зацепиться хоть за что-нибудь. В итоге начинает болеть голова.

Обычно, если видимость падает слишком уж сильно, я сосредотачиваюсь на носках лыж. Если же есть возможность разглядеть хоть какие-то ориентиры впереди, неважно, каких они размеров – любые черные точки или черточки – то я обращаю взгляд на них, но только не на лыжи и снег. Ноги в последнем случае работают сами, считывая рельеф, и посылая нервные импульсы в мозг, давая информацию к размышлению.

Чем выше я поднимаюсь на увал, тем сильнее ветер. Он дует под углом к моей линии движения, но все равно морозит лицо.

Несмотря на помощь навигатора, я все равно сбиваюсь с курса, и вместо вершины увала выхожу на его восточный склон. Чуть спустившись, я подныриваю под молочку, и постепенно соображаю, где нахожусь.

Чтобы выйти на Харуту, мне необходимо идти навстречу ветру, вдоль склона увала. Делать это на таком ветру совершенно не хочется.

Нахожу удачное место под палатку, за группой кустов.

Не очень хороший вышел денек, по части моей производительности. За пять часов я прошел немногим больше 13 километров.

Примечание: здесь и далее время движения включает в себя и отдых между ходками. То есть приводиться общее время от момента, когда «надел рюкзак на бывшей ночевке» до момента «начал ставить палатку».

День 3

Там, в людном городе, среди улиц с безликой толпой под неоновыми калейдоскопами, я часто просыпаюсь в другом мире. Я ложусь спать среди хорошо знакомых мне друзей, но просыпаюсь утром рядом с теми, кого раньше никогда не знал.

Приходя на работу, я встречаю, кажется, тех же самых коллег, с кем вчера пил чай, шутил и разговаривал о походах и путешествиях. Но сегодня я вижу совершенно других существ, впервые разглядевших меня таким – с общим чаем и походами.

И мною овладевает страх.

Я вдруг понимаю – значит, предыдущий я, с которым они привыкли общаться, совершенно иной, и на меня непохожий. И сегодня для них я чужак. Чужак, выдающий себя за привычного им человека.

И если даже внешне мы похожи, как похожи две капли воды, подсознательно они всё же чувствуют нашу разницу, и отторгают меня, как отторгает инородное тело организм.

Тогда я бегу домой, бегу в надежде проснуться в своём родном месте.

Но всякий раз оказываюсь ещё дальше.

Здесь, в походе, в покрытых снегом горах, я каждое утро просыпаюсь в мире одном и том же.

Я просыпаюсь дома.

***

Встал в 5:30. Температура за бортом -5,8 градусов. Легкая метель стучит снежинками о туго натянутую ткань моего чума.

Выходить смысла не имеет, а потому я жду хоть какого-то изменения погоды.

В 11:10 кто-то отключает питание вентилятора, как выдергивают из розетки штепсель.

Покрутившись по инерции ещё секунд тридцать, лопасти останавливаются. Наступает абсолютный штиль. Тут же материализуется солнце.

Очень быстро собираюсь, и выхожу на маршрут, торопясь взобраться обратно на увал.

Наст жесткий, тропежки никакой. Видимость прекрасная, а потому я передвигаюсь с хорошей скоростью.

Через вершину увала проносится снегоход с санями.

Уже поехали чинить, понял я. Следует поторопиться.

Я успеваю спуститься с увала к ручью Харута, когда ненцы восстанавливают питание установок. Молочка сразу же окутывает горы. Появляется ветер.

Видимость по низу все же присутствует. На ригеле, далеко впереди, замечаю три странных точки.

В любых горах, и на Полярном в том числе, множество камней, деревьев и даже теней похожи на людей или зверей. По умолчанию живыми лучше считать все то, что движется.

Точки на ригеле двигались.

Мысленно накладываю на них матрицу распознавания. Это явно не снегоходы. И не лыжники. Ну а если лыжники, то тогда они пытаются побить рекорд скорости – так быстро машут руками. В общем, это либо птицы, либо нечто иное.

Если иное – то я перехвачу его (или их) на входе в долину.

Так даже интереснее.

На входе в горы, по руслу ручья сталкиваюсь с тропежкой. Идти становится трудно, снег довольно глубок.

Впереди, у приметной скалы, вновь замечаю движение. Троплю туда, с твердой уверенностью дотоптать, и поставить там палатку.

В 14:55 выхожу к скале. У её подножия пасутся три оленя. Именно их я разглядел на ригеле.

Ветер понемногу стихает. Видимость падает. Температура 8 градусов ниже ноля.

Ставлю палатку, входами вниз по руслу. Снега много, он мягкий и плохо держит меня без лыж.

Я обхожу вокруг палатки, в разных местах втыкая лыжу в снег так глубоко, как только могу. Втыкаю, ожидаю с полминуты, затем вытаскиваю обратно и внимательно осматриваю, выискивая на её поверхности следы воды.

Тропя по руслу, я слышал воду, где-то внизу, под собой. Слабый её звук. Ручей не промерз насквозь.

А значит, если я растяну палатку на лыжах и палках, а вода находится слишком близко, то они вмерзнут за ночь. И утром мне станет очень весело.

Воды я нигде не нахожу.

Как только я ставлю палатку, начинается снегопад, а ветер прекращается полностью.

День 4

Открыл глаза в 4:40. За бортом -8 градусов.

Спальный мешок уже влажный. Страшный сон – проснуться утром поклонником синтетики. От подобной мысли меня аж передергивает.

Вышел на маршрут в 6:46. Снег постепенно сходит на нет.

Видимости толком нет. Иду по приборам. Точнее, по навигатору.

Много тропежки, и чем выше я забираюсь, тем её становится больше.

Мучаюсь животом – слабит желудок. У меня вообще желудок слабый, что доставляет неудобства в поезде и в городе. В тундре с этим особых проблем нет. Кроме холода и ветра.

Попадаются два каньона. Один прохожу насквозь, сняв лыжи; второй обхожу левым по ходу движения бортом.

Правой ноге с самого утра некомфортно. Пешком передвигаться нормально, а вот на лыжах как-то вот не так. И никак не могу понять, почему, и что вообще за дискомфорт я испытываю.

Ветер дует снизу, с тундры. Он не сильный, но на привалах все равно накидываю пуховик.

Перед выходом на небольшое озеро, не выдержав, делаю привал и снимаю ботинок. Так и этак ощупываю носок – все хорошо. Запускаю руку внутрь бота. И вытаскиваю оттуда компас – колбу «Зима» с платой на руку. Однако же. На ночь я снял его с руки и положил в ботинок, чтобы не забыть. И забыл, обувшись сразу.

Компасом здесь пользоваться не совсем удобно, поэтому я убираю его в рюкзак. Почему неудобно? Склонение составляет 24 градуса. Сюда бы профессиональный прибор, с возможностью корректировки склонения. Например, Suunto. А на моем Москомпасе даже градусной шкалы нет, не то что коррекции.

Озеро и подъем после него топтал почти час – 800 метров. Глубокий мягкий снег, плюс полное отсутствие видимости.

Меня иногда спрашивают, дескать, зачем туристу бегать? Он же ходит, а значит бегать ему не нужно. И даже пытаются убедить меня во вреде бега, для коленей и позвоночника.

Добро пожаловать сюда, на тропежку, где дыхалка не справляется с нагрузкой.

Впрочем, я знаю, что мне ответят. «Это другое». Какой-то универсальный ответ, демонстрирующий ограниченность собственных убеждений, при всей широте советов, на них основанных.

Если вдруг стану таким же – повешусь, не отходя от кассы.

Выхожу на финишную прямую в сторону перевала, и чувствую себя мышью, тонущей в бидоне с молоком: вокруг все белым бело, и лишь где-то далеко наверху виднеется седловина перевала и кусочек синего неба – край того самого бидона.

Встал на бивак в 11:40.

Время на марше составило 4:54, пройдено 8,8 км, с перепадом высоты в 460 метров. Такая вот тропежка. Особо не разгонишься. Слаженная группа прошла бы этот же путь на час быстрее.

Температура воздуха -11 градусов. Ветер продолжает дуть снизу, но к ночи он должен смениться на противоположный, сверху вниз. Поэтому ориентирую палатку с учетом именно ночного ветра, входами в долину.

У меня есть три способа установки своей палатки, и все они плохие. Была бы палатка изначально более удобно спроектирована, имелся бы всего один способ, и сразу хороший. Увы, мне этого не дано.

Следующую версию, говорят, доработают со всеми моими пожеланиями (меня приглашали для консультаций), но она выйдет почти через год. А пока я мучаюсь со старой, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Дело в установке палатки во время сильного ветра.

Итак, дует сильный ветер. Он вымораживает, и мне необходимо поставить палатку быстро, чтобы не замерзнуть, и надежно – чтобы её не раскатало.

Я достаю палатку из рюкзака. Она обязательно в сумке – иначе её сразу же вырвет из рук и унесет. Из сумки торчит петля центральной оттяжки. Не расчехляя палатку, я цепляю оттяжку к воткнутой в снег лыже, либо к воткнутому туда же ледорубу (зависит от состояния и количества снега). Затем сдергиваю сумку, и палатка расчехляется.

Центральная оттяжка, разумеется, торчит с той стороны, с которой я буду заталкивать в карманы дуги. То есть, я обязательно должен стоять спиной к ветру. Если я начну устанавливать палатку лицом к ветру, то я поморожу пальцы и морду.

Затолкав в карманы дуги, я привязываю ещё две оттяжки с наветренной стороны, растягиваю каркас, устанавливаю третью дугу, привязываю три оттяжки с подветренной стороны, подтягиваю оттяжки с наветренной стороны, забрасываю внутрь рюкзак, растягиваю нижнюю часть палатки, привязываю оттяжки от третьей дуги, закидываю внутрь пару блоков снега для готовки (дело двадцати секунд и лучше это сделать сразу), а затем делаю снежную завалинку на юбке.

Палатка установлена.

Что не так?

Ориентация входов. Входы получились ориентированы на наветренную сторону, со всем вытекающим отсюда весельем. Так палатку спроектировали. Ну никто её не ставил в тундре на сильном ветру, и направление входов выбрали случайно.

Почему не поставить палатку наоборот? Тогда ветер в морду будет при установке. А на сильном ветру вообще станет невозможным палатку поставить. Карманы для дуг с одной стороны глухие, и заталкивать дуги в них можно только с одной стороны.

Второй способ годен для безветренной погоды. Ставим палатку как удобнее и затем поворачиваем, как нужно.

Почему он плохой? В тундре почти не бывает безветренной погоды вечером, когда мы ставим палатку. Ну, или мне так везет.

Третий способ годится для несильного ветра. Установив каркас, необходимо повернуть палатку вокруг воткнутой в снег лыжи, к которой она привязана, и закрепить к другой лыже. В этом случае мы растягиваем вначале палатку как бы позади выбранной площадки, а затем поворачиваем её, и она становится, куда надо.

Проблема в том, что перенести большую палатку даже в «слабый» ветер не так-то просто.

Ну а вход с наветренной стороны плох тем, что в шторм из палатки не очень-то выйдешь. Стоит только открыть молнию, как тут же врывается поток воздуха со снегом, и палатку норовит сорвать. Высунутую голову тут же облепляет снегом. Пока возишься с молнией, пальцы вымораживает.

Спрашивается, зачем вылезать из палатки во время шторма? Чтобы проконтролировать растяжку, сбить с палатки лед или выкопать её из наметенного снега, потому как большие массы снега и, тем более, льда, палатку способны попросту раздавить.

Сейчас у меня ветер как раз тот самый, «несильный».

Я подготавливаю площадку и ставлю бивак, причем растягиваю палатку только на якорях и кольях, без лыж, палок и ледоруба. Они мне понадобятся при восхождении на Пай-Ер.

Надеюсь, завтра будет хорошая погода.

День 5

Проснулся в 4:40. Снаружи -11,8 градусов. Ночью слышал шум сходящих по склонам лавин.

За завтраком оказалось, что сдохла зажигалка. Конечно, у меня с собой есть и спички, как элемент, понижающий хрупкость системы. Однако я давно уже беру с собой в походы две зажигалки. В половине случаев все равно одна из них ломается.

Зажигалки только газовые. Они прекрасно работают на холоде, как ни странно. В отличие от бензиновых, которые частенько приходится отогревать в ладонях.

Погода непонятная. По хорошему, мне необходимо идти на перевал, как минимум на разведку. Как максимум, на вершину Пай-Ер. Средний вариант, ни туда, ни сюда, это некатегорийная вершина Северный Пай-Ер, не представляющая из себя ничего сложного, и необходимая разве что как элемент спорта – в виде взятия точки.

Тем не менее, если седловина перевала открыта, то на обоих Пай-Ерах висит плотное облако, плюс дует неплохой ветерок, который на уровне в 700 метров выше моего лагеря вряд ли дует слабее. Ну, или хотя бы так же.

Ставлю отсечки времени, собираюсь и жду погоду. На перевал я могу выйти максимум в полдень. На Пай-Ер не позже 10 утра, но даже при этом уже буду рисковать не вернуться, так как в таком случае у меня останется в идеале два часа на достижение вершины.

Закат примерно в четыре часа дня, но обычно на Полярном погода портится кардинально после 13.00, и рассчитывать на удачу глупо.

Ближе к 10 часам погода налаживается. На Пай-Ере все еще висит облако, судя по ориентирам где-то на 1300 метрах, так как Северный Пай-Ер полностью открыт.

Вышел в 9:47. Перед выходом сдуваю наполовину коврик и приоткрываю вентиляцию, чтобы Мармелад подсох. Мармелад, кажется, рад от меня отдохнуть. С плохо скрываемым облегчением он желает мне счастливого пути, и украдкой придвигает к себе плеер с наушниками.

Опять весь день будет слушать мою музыку и мои аудиокниги, сажая бесценные аккумуляторы. Ладно бы делал это молча, так ведь нет - вечером обязательно станет разглагольствовать о моих вкусах.

Уж кто бы говорил. Я-то предпочитаю метал и ужасы, а он классику и любовные романы. И кто тут смеет рассуждать о дурном вкусе?

На лыжах я выхожу на полку перед седловиной перевала, хотя жесткий наст и вынуждает меня кантоваться.

Закрепляю лыжи в камнях, привязываю к ним палки, чтобы не сдуло, и ставлю точку в навигаторе, чтобы найти, если лыжи заметет. После выполога в цирке лежит слишком много снега, и я попросту не смогу добраться до палатки, если не найду свои лыжи на обратном пути. Разве что ползти к ней на животе.

Вообще-то я собирался идти на некатегорийный Северный Пай-Ер. Но, поднимаясь на седловину, свернул на юг, и полез на главный Пай-Ер, несмотря на ещё немного опустившуюся молочку.

Вершина с перепадом от перевала почти в полкилометра, зимой представляет собой хорошую снежно-ледовую 2А. Поначалу подъем несложен, лишь забит снегом, с соответствующей тяжелой тропежкой. Но постепенно становится все круче. Снег никуда не исчезает, зато добавляются валуны, с толстым ноздреватым льдом – под которым лежит лед пожестче.

Влезаю в облако, видимость резко ухудшается. Налазившись по камням, смещаюсь влево и троплю по снегу. На стыке двух ребер – северного и восточного – попадаю в сильно заснеженный кулуар, который никак не могу пролезть.

Кулуар крутой, снега в нем чуть выше колена, а рядом с валунами и по развилку. Под снегом то ли жесткий наст, то ли лед, за который я никак не могу зацепиться кошками, и то и дело потихоньку сползаю вместе с массой снега по склону.

Двигаюсь от одного камня к другому. Они облиты льдом, но зато на них можно «уверенно» встать и отдышаться. Вниз открывается прекрасный вид и перспектива уехать по кулуару на четыреста метров вниз, к подножию перевала Восточный Пай-Ерский, скорее всего в поломанном виде.

В какой-то момент мои спасители-валуны заканчиваются. До следующего примерно 30 метров по вертикали. Я никак не могу протоптать до него – мне либо не хватает сил сделать рывок и не съехать при этом вниз, либо нужно выходить на вогнутую середину желоба кулуара, чего мне почему-то инстинктивно не хочется.

Другой вариант – пересечь кулуар вправо, рискуя спустить лавину и умчаться вместе с нею вниз. Я бы и рад рискнуть – но совершенно не вижу, что именно находиться за перегибом ребра. Там может быть что угодно, от удобного пути наверх до ледового гладкого склона без камней и с возможностью добраться до Мармелада за тридцать секунд.

Психую, но ничего не могу сделать. Я просто не могу вылезти наверх.

Заставляю себя мыслить логически. Увы, согласно логике мне нужно спускаться вниз. Уж коли я не могу забраться наверх.

Спускаюсь метров на пятнадцать, психую ещё больше, и возвращаюсь обратно. Злость помогает пробиться наверх почти до камней, но я вновь съезжаю по склону вниз.

Начинаю спуск. Уйдя на полторы сотни метров ниже, нахожу место, где я ошибся и выбрал не ту линию движения. Вместо западной, и затем северной стороны ребра, я пошел по восточной, благодаря чему и вылез в неудачный из-за обильно выпавшего снега кулуар.

Ошибся я из-за плохой видимости, так как путь восхождения не просматривался. Но мне от этого не легче. Душевных сил предпринять новую попытку восхождения не остается, а потому становится ещё более мерзко на душе. Хотя, опять же, времени на благополучное возвращение с вершины у меня уже вряд ли останется.

Возвращаюсь на седловину перевала и произвожу разведку спуска. Спуск мне не нравится, но отступать и здесь я категорически отказываюсь. Я вытаптываю в снегу стрелку, указывающую наилучшее направление спуска, чтобы завтра пройти перевал ходом.

Возвращаюсь в лагерь.

Температура вечером -15 градусов. Погода стоит идеальная, молочка исчезла. Даже ветра нет. Вершина просматривается полностью – я смог бы спуститься с неё даже в сумерках. Идеальные условия – которыми я не воспользовался. Что, разумеется, давит на душу.

Весь вечер размышляю, делая записи об ошибках. С технической стороны все понятно: не имея подробного описания на руках, с ходу, без разведки, в условиях плохой видимости и при дефиците времени пролезть не самую простую в данных условиях 2А – совершенно нормально. То есть, в моем случае произведена стандартная, так сказать, разведка боем.

Но злит меня иное – я вижу, что мог это сделать. Следовало просто переступить через себя, жестко сломав все предохранительные механизмы психики. Я уже делал такое в прошлом не раз. А сегодня не смог.

И все мои размышления о «разведке боем» - самообман.

Суть даже не в возрасте. Прошлый год выдался одним из самых ненасыщенных в моей походной жизни. Я попросту отвык ломать самого себя – стал слишком уравновешен, рассудителен, спокоен.

Подобная стабильность – чертовски плохая черта. И жить с ней - не хочется.

Как бы то ни было, неудачи – неотъемлемая и необходимая часть нашей жизни, вообще-то нужная. Если не щадить себя, и обдирать с них мясо, внимательно изучая под ним кости, можно стать действительно тем, кем хочешь быть на самом деле.

А мне пора вновь возвращаться из своего уютного самообмана к настоящей реальности, заставляя себя жить. Жить по-настоящему, а не сворачивать со своего пути каждый раз, когда мне вдруг показалось, что дальнейший путь стал невозможен.

Ибо я всего лишь плохо стараюсь.

День 6

Проснулся в 4:40. Температура за бортом -16,7 градусов.

Лежу минут двадцать, пока утренний ветер треплет палатку. Его порывы хоть и стихают понемногу, но все же иногда довольно ощутимы.

В полудреме представляю, как очередной порыв рвет палатку, и я, весь такой прекрасный, упакованный в спальный мешок, мчусь по склону вниз на надувном коврике, до самого озера внизу.

Там стоит другая палатка, в которой симпатичная леопардочка перед восхождением варит свой утренний кофе, и я подъезжаю к ней, вместе со своим надувным матрацем и ехидничающим по этому поводу Мармеладом.

Доброе утро!

Ветер унимается, поэтому я никуда не умчался. Хоть и чертовски хочется сходить на лыжах вниз, и посмотреть, не стоит ли там лагерем та самая симпатичная леопардочка, из сна.

Погода на улице отличная. Лучше на Полярном не бывает. А если и случается такая, какая вот стоит сейчас, то это либо галлюцинация, либо скоро она испортится. Либо я ночью умер, и меня таки взяли в рай.

Ведь как иначе может выглядеть рай? Только вот так.

Что ж, как бы то ни было, а мне пора реабилитироваться за вчерашний день.

Выхожу и смотрю в сторону перевала.

- Скулы не сводит? – ухмыляется Мармелад.

- Чего?

- Щи у тебя больно серьезные. Перевалы 1Б, а морду скорчил, будто тройку собрался лезть.

Трамбую его ногами в подвал рюкзака. Но ему все нипочем. Все пуховые спальники мазохисты.

Выхожу в 6:55.

Взобравшись на знакомую уже полку, я снял лыжи и закрепил их на фасаде рюкзака. По бокам привязал палки. На ботинки натянул кошки, и взял в лапы ледоруб.

Рюкзак тяжеленный. Позор какой-то. Стоило только повесить на него лыжное, как тут же стало тяжело идти в подъем. Сколько там? Примерно 27 кг?

Лет 10-15 назад я бы даже не почувствовал.

Выхожу на седловину перевала Северный Пай-Ерский, и сразу начинаю спускаться, вдоль гряды камней. Снега почти по колено, а у крупных валунов я проваливаюсь и по развилку. Иду очень аккуратно, стараясь не спустить вниз всю массу выпавшего за последние три дня снега.

По пути просматриваю кулуар, в котором вчера застрял. Отсюда он хорошо виден. Часть снега он за вчерашний вечер и ночь уже скинул вниз. Прям-таки удивительно, что не вместе со мной вчера.

Это снизу, сейчас, при хорошей погоде, видно, что в этот кулуар лезть уж точно не стоило. Но, когда блуждаешь в молочке, подобные «мелочи» не замечаешь.

Впрочем, каждый второй турист и альпинист – экстрасенс. По совместительству ещё телепат, а также обладает даром телекинеза. Сверх-люди. Все знают заранее, и умеют делать все, даже не прикасаясь к снаряжению.

К счастью, я леопард, а потому мне позволительно десятилетиями заблуждаться и наступать на грабли в каждой автономке.

Спустившись, сразу троплю к началу подъема на Восточный Пай-Ерский. У его подножия делаю привал, чтобы просмотреть линию подъема. Кажется, она везде одинакова.

Оба перевала зимние 1Б, по нынешнему состоянию снега не самые халявные. Подъем на Восточный чуть посложнее, чем на Северный – длиннее, круче, и на нем почти нет наста.

Взобравшись на седловину, снимаю рюкзак, и иду искать линию спуска.

При виде того, какая масса снега сошла по леднику с Пай-Ера вниз, становится жутко. И висит там ещё на склонах немало.

Сам спуск с Восточного Пай-Ера немного круче, чем с Северного, и покрыт ещё большим слоем свежего снега.

Понимаю, что сейчас я начну спускаться, и, скорее всего, в ближайшие пятнадцать минут сдохну – в буквальном смысле этого слова.

А потому безотлагательно начинаю спуск вдоль крупной гряды камней.

Вот в этот раз я действительно ооочень не тороплюсь.

Идти трудно. Под ногами глубокий снег, который то и дело ползет по склону и пытается тянуть меня за собой. Один раз падаю, и еду вместе с ним, неуклюже барахтаясь. Цепляюсь за камень ледорубом, и заезжаю под него. Масса снега останавливается, я встаю и продолжаю путь. Снегу пока хватает сцепления, и такие микролавины не провоцируют массового схода. Пока не провоцируют.

Спустившись на ледник, искренне удивляюсь тому, что все ещё жив. Задерживаться в этой ловушке, впрочем, не хочется. Встаю на лыжи, и съезжаю с ледника, благо сошедшие лавины спрессовали снег, и топтать по леднику не требуется.

Оба перевала, от момента выхода с лагеря до места, где я надел лыжи, я прошел за два часа, вместе с двумя привалами по пути.

А все жаловался на вес рюкзака и старость. Наверное, ещё не все так провально.

От второго по пути озера начинается тропежка.

После следующей ходки оборачиваюсь назад, в сторону перевала. На склоне, правее седловины, виден четкий, хоть и узкий след небольшой лавины, сошедшей в течение предыдущего часа.

Все же я устал. Тут и тропежка, и рюкзак, и психологическое утомление на лавиноопасных склонах. Плюс, пользуясь погодой, неплохо было бы подсушить спальник.

В итоге я встал на бивак в 11:55. В работе я пробыл пять часов, пройдя за это время восемь километров, два перевала и километр перепада высот.

На лыжах я растянул Мармелада, по камням разложил ботинки и вкладыши. Затем неторопливо поставил палатку.

В час дня рубильник погоды дернули вниз, солнце сразу исчезло, образовалась молочка, задул ветер. В течение двадцати минут температура опустилась с -13 (в тени) до -24 градусов.

Охренительное ощущение. Будто бы тебя вместе с палаткой медленно засовывают в бочку со льдом.

В короткой борьбе отнимаю у Мармелада плеер и наушники. Теперь моя очередь слушать аудиокниги, я сегодня их честно заработал.

С собой у меня аж целых три аудиокнижки.

Третий год, кажется, я слушаю «Ученик монстролога», Рика Янси. Ужасы. Первый том был неплох, второй просто отличен, следующий второсортен. Четвертый, который у меня сейчас в плеере, на мой вкус совершенно бездарен.

Поэтому слушаю Терри Пратчетта, «Правда», в озвучке Олега Булдакова. Иногда хихикаю. Мармелад злится, то и дело тыкая меня в бок, но я не обращаю на него внимания. Пусть вообще радуется, что на солнышке погрелся.

И да, в следующий раз на восхождение я заберу плеер с собой.

День 7

Проснулся в 5:40. Точнее, в это время я уже встал.

Трижды за ночь бегал на улицу по большой нужде. Живот совсем разболелся. Наелся лоперамида, и к утру меня отпустило.

32 градуса ниже ноля.

В английском языке есть идиома «Three Dog Night». Если не ошибаюсь, она позаимствована через Канаду у континентальных эскимосов.

Суть в том, что в отличие от эскимосов Гренландии, континентальным их собратьям было не из чего строить иглу, плюс ещё и жилища они не имели возможности отапливать – жира было слишком мало. Если не верите, то почитайте Кнуда Рассмусена, «Великий санный путь». Великий этнограф упоролся, и посетил в начале двадцатого века все племена обитающих на планете эскимосов, с подробным описанием уклада их жизни.

Как бы то ни было, из-за отсутствия отопления в холода им приходилось брать с собой в постель собаку. Если было ещё холоднее – то две. А если совсем уж прижимало, то красть у соседа третью.

Поэтому самые холодные ночи называли Three Dog Night – Ночь трех собак.

Собак у меня нет, барсы здесь не водятся, а олень из-за рогов не пролезает в палатку. Сплошь несправедливость.

К счастью, у меня есть Мармелад. И да, хорош я был бы здесь, на Полярном, со спальником в комфорт -20 градусов.

По мере неторопливого рассвета, и столь же неторопливого моего завтрака, потеплело до -23 градусов.

Вышел в 8:19.

Днем и вовсе -17, хотя встречный ветерок бодрит. Без маски идти невозможно – глаза сразу вымораживает.

На одном из озер я с разгону влетаю в мокрую наледь. Обе лыжи уходят в воду почти целиком.

Сдав назад, обхожу разводья, и выбираюсь на берег повыше. Там встаю на привал, обухом снежной пилы счищаю лед с камуса и лыж. Хорошо, что перед походом я тщательно пропитал камус воском, иначе я бы тут застрял.

Минут десять подсушив камус (не снимая его с лыж), я направляюсь дальше.

Теперь мокрых наледей попадается больше. На выходе в тундру наледи заканчиваются, но зато появляются промоины в снегу, очень глубокие. Съедешь в такую при плохой видимости – потом не вылезешь.

Держусь от них подальше.

Спустившись в тундру, иду на северо-восток, вдоль хребта. Ветер восточный, и сильно вымораживает.

По пути встречается множество чахлых деревьев. В какой-то момент, кажется, они даже сбиваются в рощу, и у меня возникает надежда на костер. Однако при моем приближении роща рассредоточивается и прячется поглубже в сугробы.

Решаю с костром не заморачиваться.

Ставлю палатку у трех низкорослых лиственниц.

Температура вечером -20 градусов.

За ужином Мармелад предается воспоминаниям.

- Помнится, когда я висел в магазине, рядом со мной висел мой брат. Мы с одной партии, нас даже отшивали на одном столе. В магазине было так здорово. Тепло, большая светлая витрина, классные продавцы. Раз в полгода нас снимали и чистили от пыли, протирая капюшон влажной тряпкой. Мы были элитой, и на нас никогда не ставили распродажу. Наоборот, мы только дорожали.

- Ещё бы, - ухмыляюсь я. У кого другого рассказы Мармелада способны вызвать слезы умиления. Но только не у меня. -  И как долго вы там провисели?

- Лет пять где-то.

- А что случилось потом?

- Нас купили в один день. Брата купил священник, с соседнего с магазином монастыря. Больше я его не видел.

- А тебя?

- Чего меня?

- Тебя кто купил?

По его взгляду видно, как он меня в эту минуту ненавидит. Я невозмутимо пью какао.

Впрочем, зная о его пристрастии к любовным романам, я готов подсыпать ему на рану ещё соли.

- Зато со мной ты побывал во множестве самых прекрасных мест на земле. Ну, вот скажи, что было бы, если бы тебя забрал тот самый священник? Я ведь его помню. Он собирался в инспекцию по северным монастырям.

- И что в этом такого?

- По женским монастырям, Мармелад, - елейным тоном уточняю я.

Были бы у него зубы, он бы меня загрыз.

Пока он кипит от злости, я достаю сникерс, и, растягивая удовольствие, чаевничаю, слушая музыку.

День 8

Проснулся в 4:50. Температура за бортом -30 градусов.

Кажется, у меня талант находить морозы даже там, где и когда их не должно быть.

Вышел в 7:08. 28 ниже ноля.

Спустя ходку сталкиваюсь с тропежкой. Постепенно я втягиваюсь в чахлый лес, и снег там слишком рыхлый, чтобы хорошо меня держать

Стараюсь идти как можно ближе к борту долины, где меньше деревьев. Постепенно поворачиваю в долину ручья Пайта-Шор, двигаясь её левым бортом, пологим и удобным.

Тропежка то есть, то её нет.

Погода постепенно улучшается, как ни странно это звучит.

Несмотря на -17 в тени, на солнце образуется сковородка. Идти жарко, но стоит только остановиться, как тут же пронизывает.

На лыжах поднимаюсь на седловину некатегорийного перевала Пайта-Нельский. Спускаться решаю пешком. И правильно – по ту сторону снег куда-то исчезает. Под ногами либо жесткий наст, либо жухлая прошлогодняя трава, пробивающаяся из-под камней.

Внизу, перед входом в каньон ручья Ты-Шор, вижу то ли балок, то ли какое-то иное строение. К нему идут чьи-то следы.

Беру курс туда. Все равно, пока дойду, настанет время ставить палатку.

Слева замечаю занесенный снегом вездеход, кажется, с буровой вышкой. Стоит он там, судя по всему, уже давно. Я даже не чую его запаха.

Делать к нему крюк у меня нет никакого желания. Меня больше заботит объект внизу.

Зато оживляется Мармелад.

- Эй, ну давай посмотрим на вездеход, - хныкает он. – Ну, пожалуйста!

- Мармелад, это всего лишь кусок железа, занесенный снегом. Ну чего там смотреть? Что ты, трактор ни разу в жизни не видел? А вот внизу есть какое-то строение, и там наверняка есть пожрать.

- Да тебе лишь бы пожрать! Везде и всегда! Ты эгоист, и способен думать только о себе!

- Конечно. Я же леопард. А будешь жаловаться, я тебя местным на жратву поменяю. Хотя, чтоб тебя поменять, им ещё доплатить придется.

Не слушая его, продолжаю спускаться вниз.

Объект оказывается большой цистерной. Надо думать, в ней хранилось топливо для того монстра, которого оставили наверху. А след, виденный сверху, всего лишь старая снегоходка. Кажется, некто пытался заехать с этой стороны на перевал, но не смог.

Снега и здесь мало. Единственный удобный участок для растяжки палатки находится в десяти метрах от цистерны. Ставлю лагерь там, искренне надеясь на отсутствие ветра ночью. Не люблю зимой ночевать там, где нет снега, и при этом имеется вероятность сильного ветра.

Время в пути сегодня составило 6:54. За это время пройдено 16,8 км, с перепадом высоты в 810 метров.

Температура вечером -20 градусов.

Я раскладываю спальник, но тот продолжает лежать грязной тряпкой на коврике.

- Мармелад?

- Иди в жопу, - огрызается тот.

Кажется, он все ещё обижен на меня за вездеход.

- Что значит – иди в жопу?

- Не буду больше тебя греть.

- Это ещё почему?

- Ты обо мне не заботишься.

- А ты обо мне?

- Чего? – оторопел Мармелад.

- За те деньги, которые с меня за тебя взяли, ты мне ещё кофе по утрам варить должен. Так что хорош тут плакаться. Иначе я тебя продам по приезду.

- Пфф! Напугал, ага. Давно пора. Продавай.

- И продам. В турклуб. Новичкам. За десятку. Будешь в единички ходить. Узнаешь сразу, что такое «не сушить» и «не заботиться».

Мармелад потрясенно заткнулся.

Я залез в спальник, и заворочался, пытаясь согреться. Ничего не получалось. Пух в спальном мешке не расправлялся, и я мерз больше, чем в пуховике снаружи.

- Мармелад, если ты сейчас же не соизволишь меня согреть, я начну пукать.

- Ну, ты и сволочь, - с чувством произносит Мармелад.

Однако угроза подействовала. Сразу стало тепло, и я заснул.

День 9

Проснулся в 5:00. Температура воздуха -20 градусов.

Погода стоит отличная.

За завтраком я отогрел в кармане лейкопластырь, и заклеил на ногах часть мозолей. Те мозоли, которые оказались слишком большими, пришлось оставить как есть.

Вообще, левая нога представляет собой жутковатое в этом отношении зрелище. Настолько, что я предпочел не смотреть на неё слишком долго.

Вышел в 7:14. По-хорошему снаружи бы подвесить Мармелада, чтобы он грелся на солнышке, но пришлось закрепить на фасаде лыжи. Снег скупо намазан на землю тончайшим слоем, а там, где им случайно сдобрили побольше, он по твердости мало уступает камню.

Пешком я поднимаюсь вдоль ручья Ты-Шор, по снегоходному следу. По пути встречаю разрушенный балок и следы росомахи в попутном направлении. Местами отлично прослеживается колея от вездехода.

На бескатегорийной седловине к Большой Хара-Маталоу делаю привал, наслаждаясь панорамой. Вытаскиваю и Мармелада, чтобы тот тоже полюбовался. Он что-то ворчит – его больше заботит не пейзаж, а солнце и возможность подсушиться.

Затолкав этого брюзгу обратно, спускаюсь в долину речки. Про себя я называю её Большая Рыбная.

По Большой Рыбной множество снегоходных следов. По левому орографически борту угадывается колея, и большинство снегоходных следов тянутся вдоль нее.

Дорога, впрочем, быстро уходит вправо, через пологий хребет. А я спускаюсь на лед и захожу в длинный извилистый каньон Большой Рыбной, сверкающий небесно-голубым льдом.

Я иду по каньону, как завороженный, наслаждаясь красотой скал.

Выше каньона начинается широкий разлив, с пологими склонами долины. Он напоминает мне северные приморские пейзажи. Напоминает настолько, что я готов услышать крики бесчисленных чаек.

За разливом река резко поворачивает к озеру Монта-Лор. Я просматриваю короткий каньон – тот забит снегом. Впервые за сегодняшний день снимаю с рюкзака лыжи, и закрепляю на фасад Мармелада.

Пока я пересекаю озеро, поднимается ветер. Он все усиливается и усиливается, настолько, что на седловине перевала Хара-Маталоу я накидываю на себя не только пуховик, но и мембрану.

Просматриваю спуск с перевала. Неудивительно, что снегоходчики предпочитают другой путь. Спуск с перевала почти не содержит снега, а серпантин дороги довольно крутой. Насколько я вижу по изгибу серпантина, предназначен он для летней эксплуатации и под гусеничную технику. Но если снега выпадет много, то снегоход спустится и напрямую.

Пока я просматривал путь, порывы ветра стали ещё сильнее.

Заталкивать Мармелада обратно не хотелось. Внизу наверняка ветер не такой сильный. Я решил оставить его на фасаде, а лыжи прикрепить по бокам рюкзака. Это не очень удобный способ их переноски, так как они торчат слишком высоко. Но спуск не выглядел сложным, и я рассчитывал сразу же по его окончанию надеть лыжи и спускаться по долине уже в них.

- Эээ… Гм… - закашлялся Мармелад.

- Чего тебе? Говори скорей, надо спускаться, пока я не околел.

- Постой, постой, - заторопился Мармелад. – У тебя с физикой в институте как было?

- Меня выгнали за неуспеваемость. Ты, что, забыл?

- Ну а в техникуме?

- Там не было физики.

- Ну а в школе? – не унимался Мармелад.

- Два. Но, из жалости поставили тройку. Или четверку. Не помню уже. Короче, я пошел. Да ты не парься – я знаю, что делаю.

Не слушая его панических возражений, я начал спускаться по первому витку серпантина.

На середине спуска порыв ветра опрокинул меня на склон, и я, набирая скорость, заскользил вниз.

- Мармелад! Раскрывайся!

- Я тебе что, тормозной парашют?!

Благополучно доехав до поворота серпантина, я остановился. Кое-как поднявшись, я отряхнулся, и снял рюкзак.

- Господи! Господи! – причитал Мармелад, нутро которого едва не разбросало пухом и пером по всему склону.

- Не поминай имя Господа всуе, бездушная ты вещь! – урезонил я страдальца, и затолкал его поглубже в подвал рюкзака. После чего перевесил лыжи в обычный, «удобный», формат.

Пройдя по полке серпантина до следующего витка, я вновь начал спускаться вниз. И только тут понял, насколько в действительности я ошибся.

Под слоем десятисантиметрового снега в этой части склона обнаружился абсолютно гладкий лед.

Я упал сразу же, и помчался вниз с такой скоростью, будто собирался выиграть чемпионат Заполярья по скелетону. Правда, мчался я без саней, но зато быстро, в маске, и вперед головой.

Первый камень я, извернувшись, встретил боком.

Это поможет мне от увеличенной печени и спазмов в боку, подумал я.

Второй камень плечом.

А это от остеохондроза, подпитал я свой оптимизм.

Большой валун, с плоской квадратной гранью, словно бульдозерный нож летел мне навстречу. Вот он ещё далеко, а теперь внезапно стал ближе, будто хищником приближаясь ко мне гигантскими прыжками.

Этот излечит меня от идиотизма, осознал я. Полностью.

Такого поворота событий я допустить не мог. Мой идиотизм для меня исключительно ценен.

Выставив руку в сторону и тормозя ею о склон, я развернулся ногами вперед. Затем изо всех сил навалился на бок, чтобы закрепленная на фасаде рюкзака лыжа кантом заскребла по склону.

Как ни странно, затея удалась. Лыжу не оторвало с креплений рюкзака, и я остановился, уперевшись в валун ногами. Полежав так с минуту, я устроился на камне, снял рюкзак и достал кошки.

Вообще-то, я почти доехал до самого низа. Одна из лыжных палок ждала меня в каких-то десяти метрах, на выпологе склона. Однако вторая застряла между камней наверху, где я встретился с ними в первый раз.

Пришлось подниматься и вызволять её.

Спустившись до выполога, я в кошках прошел до каньона, просмотрел его, убедился в его проходимости на лыжах, и расположился на привал.

Заодно проверил свои ощущения после встречи с камнями.

Бок и плечо чувствовали себя сносно. Кажется, даже лучше, чем до столкновения. Зато сильно болел указательный палец правой руки. Судя по ощущениям, его либо сломало, либо порвало связку, но внешний осмотр не выявил никаких нарушений. Поэтому я признал его симулянтом, накинул на плечи рюкзак, и направился дальше.

Против моих ожиданий, ветер продолжал усиливаться, причем быстро.

Выйдя из каньона, я двинулся по расширяющейся долине ручья, пытаясь найти место под палатку. Однако снега для её установки не хватало.

Лишь спустившись на два километра вниз, я стал находить пятаки сравнительно глубокого снега, где имелась возможность растянуть палатку.

Протыкав пару таких пятаков ледорубом, я выбрал наиболее подходящий из них, и, не торопясь, тщательно растянул свой чум, благо ветер ещё не сбивал с ног.

Подведя итоги дня, можно сказать, что он оказался неплох. Со всех сторон отличный день. За почти семь часов я преодолел 20 километров, с перепадом высот в 550 метров. По пути излечился от остеохондроза, и меня больше не мучает печень. Не вернуться ли завтра еще раз, для закрепления результатов?

Температура вечером -13 градусов. Ближе к ночи ветер перешел в небольшой шторм.

День 10

Проснулся в 5:40. Температура за бортом -10 градусов.

Шторм продолжался, не усиливаясь, но и не ослабевая. Я вылез, визуально оценил состояние растяжек чума, которое меня полностью удовлетворило, а потом залез в палатку обратно, и до самого вечера из неё не высовывался.

Бессмысленно винить погоду в неудачах. Здесь, в палатке, во время отсидки по погоде, время прекращает свой бег, оставляя меня наедине с самим собой. Отделяя даже от вечного тиканья часов.

Худшее в такие моменты – воспоминания. Прошлое, которое вторгается в сегодняшнее. Оно способно ввергнуть в депрессию и превратить в хнычущую тряпку.

Ибо прошлое, кроме побед и радостей, наполнено и ошибками. Часто такими, что непогоду можно и не пережить. Неправильно подобранные палатка, еда, спальный комплект, недостаточный уровень физической подготовки. И все они множатся на неумение примириться с неизбежностью ошибок, осознать их, и научиться жить снова.

Начиная свой путь заново, открывая утром глаза. Без оглядки назад.

Я ошибаюсь каждый день, моим заблуждениям несть числа. Я выгляжу смешным, глупым, неестественным и вообще неадекватным. Я охотно признаю всё это, и ищу истинно правильный путь. И вновь ошибаюсь. Метод проб и ошибок. Ошибаясь по мелочи, я избегаю ошибок крупных.

Я не боюсь своей неправоты, своих грехов – настоящих и мнимых, своих заблуждений. Главное же – я не боюсь их признавать, открыто и широко, и честно перед самим собой.

А потому я не боюсь оставаться один на один с воющим ветром и собственными сомнениями.

Длительные сомнения в сольной автономке гарантируют гибель.

***

Днем, слушая аудиокнигу, почистил горелку и перебрал снаряжение.

Вечером закончилась очередная бутылка бензина. Пока расход немного выше, чем я ожидал, но все же должно хватить. В последующих бутылках бензина залито больше.

К ночи ветер стих. Зайцы тут же затеяли любовь, с воплями не хуже мартовских котов. Впрочем, нет, зайцы орут мелодичнее.

Выйти поорать с ними, что ли?

День 11

Проснулся в 5:40. Температура за бортом -9 градусов.

Погода так себе. Видимость плохая, дует ветер.

Раздумывал, выходить или нет. Погода здесь могла оказаться вполне лучше, чем внизу в тундре.

В последние дни привык ориентироваться по характеру звука ветра. Если ветер завывает, то ещё рано, и стоит подождать. Если звук ветра становится мелодичным, даже музыкальным, то погода безопасна.

Вышел в 8:12.

В тундре поначалу погода и условия движения оказались настолько некомфортными, что я даже всерьез начал искать место под палатку. Снега местами не было, он лежал проплешинами, и я даже целую ходку двигался пешком, повесив лыжи на рюкзак.

Но, потом вновь появилась возможность надеть лыжи, молочку подраздуло, появилась видимость, а снег прекратил облеплять мою морду.

Ближе у Яй-Мыльку пересек цепочку следов песца.

Участок маршрута оказался нудным. Я прошел вдоль Янас-Кеу, а затем вдоль Яй-Мылька. Между ними я передвигался очень ходко – там лежал прекрасный снег, по которому я скользил «в линию», и моя скорость ограничивалась исключительно дыхалкой.

Но между Яй-Мыльком и хребтом дул холодный ветер, от хребта, немного мне навстречу, и я сильно мерз. К тому же я никак не мог сориентироваться, где на местности находится вход в верховья реки Елец. Хмарь, висящая над тундрой, сильно затрудняла мою навигацию.

Ветер немного сбил меня с пути, как это бывает в тундре на больших прогонах, и к моменту, когда я сориентировался со входом в нужную мне долину, я довольно ощутимо отклонился на север, примерно на километр-полтора от намеченной ранее траектории движения.

В итоге я встал лагерем сразу за руслом ручья Яй-Ю, не дотянув до русла Ельца.

Время было всего 13:20, но меня напрягала погода, плюс к тому времени я уже ощутимо устал, пройдя за пять часов восемнадцать километров, половина из которых оказалась довольно изматывающей.

Время на марше составило 5:08, пройдено 17,3 км, с перепадом высоты в 160 метров.

Температура вечером -8 градусов.

За ужином Мармелад разглагольствует.

- Тебе давно пора жениться. Найди себе самочку, с симпатичным спальником в шкафу.

- Да это же по-любому будет Сивера. Ты разве с ней уживешься в одном шкафу-то? С какой-нибудь Шишигой -22? Или Шишигой -40, что ещё хлеще.

- Это точно, - Мармелад чешет себя за капюшоном. Сиверовские спальники он недолюбливает. – Изнеженные они, как фотомодели. Чуть что, сразу лапки кверху. Ну так ты перед знакомством внимательно читай каталог с описанием.

Только спальные мешки уверены, будто бы подругу выбирают по каталогу.

Хотя, поразмыслив, я все же признал, что сама по себе идея с каталогом выглядит не такой уж и дурной.

День 12

Проснулся в 5:40. На улице -6 градусов.

Снилось, будто бы я на приеме у стоматолога, и тот удивляется, что у меня уже нет трех зубов.

Как странно, подумал я, проснувшись. Ведь всего двух нет. Откуда взялся третий?

Погода на улице стоит неустойчивая, видимость то появляется, то исчезает.

Немного выждал, и вышел в 7:36.

С заходом в горную часть русла реки Елец меня встретил ветер, затем почти сразу же начался снегопад. Вначале редкий, он постепенно расходился и расходился.

Русло забито снегом, и я троплю. Видимость по нижней части долины слабая, из-за чего скорость перемещения падает ещё ниже, так как я не вижу оптимального пути движения.

Некоторое время просматриваю подходы к перевалу Макар-Рузь. Они мне не нравятся. Во-первых, в его цирке уже метелит, и я наблюдаю длинные белые флаги, срывающиеся в снежный водоворот, беснующийся у склонов. Во-вторых, насколько я могу судить, там на склонах то ли жесткая корка наста, то ли лед. А это значит, что при его крутизне, если погода разгуляется, пойдут лавины. И деться там от них, кажется, особо некуда.

Принимаю решение тропить через некатегорийный перевал Кузь-Ты-Вис, в обход перевала Макар-Рузь.

У меня имелась стойкая надежда перейти его до того, как погода окончательно испортится. Но надежды не оправдались – я был вынужден остановиться задолго до перевала и ставить бивак, пока ещё ветер позволял это сделать.

Чум поставил не торопясь, очень тщательно. Я всегда стараюсь ставить палатку, как последний раз в жизни, но тут постарался особенно. Погода мне не нравилась – хотя, надо признаться, сравнения я ещё не ведал.

Прогрелось до -3. В районе полудня наступило странное затишье.

А потом ветер сменил направление и стал дуть снизу вверх, из тундры на перевал.

Ветер дул мощными порывами, сильно сотрясая палатку. Я даже распереживался за целостность дуг.

Вечером наступило очередное затишье. Температура поднялась до 0…-1 градуса. Снегопад превратился в полуснег, полудождь. Затем начался шторм.

Палатка начала снаружи покрываться льдом. Это было плохо, так как его тяжесть в перспективе могла легко палатку сломать. Вместе со мной, разумеется.

К счастью, ветер дул достаточно сильно, чтобы сдувать большую часть осадков с поверхности чума до того, как они успеют примерзнуть.

Мне оставалось лишь ждать, что произойдет раньше – кончится шторм или разорвет палатку успевшим на ней скопиться льдом.

Ночью я, просыпаясь, ощупывал стены своего укрытия, стараясь разобраться, стоит ли вылезать наружу и пытаться счистить лед.

В таких случаях выигрывают силиконки. С них ледяной панцирь сбить легче. Увы, в моем случае это будет сделать совсем непросто.

День 13

Проснулся в 5:40. Температура за бортом -6 градусов. Шторм длился до 6.00, после чего сошел на нет.

Зато остался обильный снегопад, крупными правильными снежинками устилавший все вокруг.

Я вылез наружу, и с трудом выкопал палатку из снега. Потом муторно чистил её ото льда. А затем также долго чистил от конденсата изнутри.

Долго – потому как тщательно и неторопливо. Делать все равно нечего, а чистить от намерзшего изнутри конденсата все равно надо.

Я по кругу перекладываю по полу вещи, и счищаю лед.

После чего сажусь штопать перчатки. Прохудились обе, и у меня как раз появилось свободное время.

Штопка при температуре в минус 6 само по себе интересное занятие, но уж куда лучше, чем при -25. Поэтому лучше заштопать сейчас, пока тепло.

Заодно подстриг ногти на руках и ногах, а также сменил носки на чистые.

Осмотрев вкладыши от ботинок, с огорчением констатировал, что они сильно износились. Новые лыжные крепления слишком жесткие, и если управляемость лыж с ними реально отличная, как и механическая надежность самих креплений, то износ вкладышей стал интенсивнее. Нужно будет сделать туда со стороны пятки кожаную вставку на следующий поход.

За завтраком, грызя протеиновый батончик, слышу хруст и выплевываю на ладонь обломок зуба.

Теперь действительно три.

Снегопад продолжался весь день без перерыва, и когда я ложился спать, он все продолжал и продолжал идти.

Температура вечером -7 градусов.

День 14

Проснулся в 5:20. Температура снаружи -14 градусов.

Снегопад не прекращался и даже не собирается. Видимость отсутствует полностью.

Я выхожу наружу, и в очередной раз с трудом откапываю палатку. Снега навалило уже изрядно. Из-за плотной пелены снега чувство направления исчезло – я даже не знаю, с какой стороны пришел, если не проверю по навигатору или компасу.

Снег идет не переставая весь день, вечер и так далее. Откапываю палатку вечером перед сном ещё раз.

Сижу на месте. Проблема не в снегопаде, как таковом – сам по себе он передвигаться не мешает. Проблема в том, что снега навалило уже изрядно, и я слышу, как сходят лавины. Откуда они пойдут выше по долине, и, главное, куда, не рассмотреть. А так как в здешних местах я не ходил, то и понятия не имею, насколько здесь безопасно в подобную погоду.

Ну и перспектива ухнуть сослепу в полынью меня тоже не прельщает.

День 15

Снегопад и полное отсутствие видимости не изменились ни йоту. Температура воздуха -8,5 градусов.

Выкапывание палатки утром стало уже обязательным ритуалом.

Сижу над записями и планирую следующие три похода. Мармелад, похожий на четырежды выкупанную в ледяной воде крысу, упавшую затем в банку с красной краской, облокачиваясь на рюкзак, с самым важным видом мне мешает. То есть, дает советы.

Мармелад считает себя большим знатоком по части походов. Он может часами рассуждать о подготовке маршрутов и снаряжения. Ещё бы – он ведь всю страну объездил. Тот факт, что горы он видел исключительно в приоткрытую дверь палатки, а также иногда с чахлых кустов или лыж во время просушки, его никоим образом не смущает.

Он великий теоретик, но сам себя категорично относит к специалистам во всем на свете, что касается выходов на природу.

Будучи ходячим (или лежачим?) справочником по характеристикам тканей, он впадает в экстаз от языка цифр, объясняя им, как все должно работать в походе.

На вопрос, почему оно не работает так хорошо на практике (как и его советы), он просто отвечает, что я все делаю неправильно.

У меня закончилась очередная бутылка бензина. Я перелил во флягу последнюю бутылку, осознав, что спортивный поход пятой категории сложности я уже не смогу завершить, если только не раздобуду где-нибудь топлива.

Хотя… Оглядываюсь на Мармелада. Если устроить ему торжественное аутодаффе, можно ли будет топить на нем снег?

Спрашиваю его, как хорошо он горит. Почему-то он обижается.

Возможно, имеет смысл выходить отсюда, и ехать домой. Если вернуться назад, в тундру, то до станции здесь всего 11,5 километров. Иногда я даже слышу, как громыхает тяжелая техника.

В полдень чищу палатку от конденсата. В это же время мимо палатки проезжает снегоход.

Звук его двигателя натужный и тяжелый, движется он медленно, ибо ни фига не видно, а снега много.

Не останавливаясь, снегоход объезжает палатку, и уезжает прочь. Звук его двигателя быстро затихает.

Я заканчиваю уборку и выхожу на улицу.

Видимость метров десять. Снегоходный след начинается в снежной пелене рядом со мной и обрывается в такой же белой стене по другую сторону. Из ниоткуда в никуда.

Где уж там ежику с его лошадкой.

Я даже не знаю, откуда и куда он проехал. По логике, с ручья Кузь-Ты-Вис. Интересно, почему он не поехал через перевал Собский?

Температура вечером опустилась до – 14 градусов.

День 16

- Кто рано встает, тому Бог подает! – прокудахтала у тамбура куропатка.

- Пошла вон, глупая птица! – заорал я. – 3:30 утра! Суббота! Бог ещё спит! Скажи на милость, кому и как он в такое время может подать?!

- Боженька никогда не спит! – обиделась куропатка.

- Ну, если быть справедливым, то 3:50, - прокомментировал мое пробуждение Мармелад. – Так что, может уже и не спит.

- И ты туда же! – возмутился я. – Эй, синяя курица! Сколько там градусов у тебя?

- Двадцать пять ниже ноля, - откликнулась куропатка.

- Да вы вконец охренели, что ли? – взвыл я. - У вас вообще совесть есть? Дайте же, тогда, поспать, а? Часиков до пяти. В такой мороз я никуда не пойду!

- А почему синяя? – мое воззвание к совести не произвело на Мармелада ни малейшего впечатления.

- Зимой и летом одним цветом. Когда её в котелок не сунь, всегда тощая и синяя.

Когда я проснулся в следующий раз, было уже 4:50. Потеплело аж до -23.

Неторопливо сварил завтрак. Поел. На улице подвывал ветер, но видимость установилась прекрасная. Ветер наконец-то сменил направление, и, как ему положено, дул теперь сверху вниз.

Пока я, матерясь и поминутно отогревая лапы, собирал палатку – история с неправильно ориентированными входами при снятии палатки имеет тот же самый отвратный эффект, что и при установке – куропатка и Мармелад самым бесстыдным образом обсуждали мою духовность.

- Его Искупление – в вегетарианстве, - беспокойно квохтала птица.

- В вегетарианстве? – Мармелад ржал, как конь. – В вегетарианстве? Это его-то искупление? Леопарда? Ты уверена?

- Но только так он сможет спасти свою душу! – продолжала упорствовать наседка.

- Вот уж поверь, это самое последнее, что его беспокоит! – махал в мою сторону мокрым капюшоном Мармелад.

- А как уже загробная жизнь? Он ведь может погибнуть в любой момент!

- Да он в каждом походе дохнет! – Мармелад вальяжно развалился на сугробе, подставляя свою нижнюю часть под выглянувший из-за горного кряжа кусочек солнца. – И его каждый раз возвращают обратно. Ничего не могут с ним поделать.

- Это почему? – оторопела курица.

- Ну, видишь ли, - пустился в путаные объяснения Мармелад. - Он на полном серьезе считает себя леопардом. В этом и есть у них наверху (и внизу) проблема. В рай его не берут, потому что леопард. Не богоугодно, чтобы человек на себя личину зверя надевал. Но тогда не берут и в ад – звери не умеют грешить. Как человек он грехов не совершал. Но если он человек, и считает себя леопардом, то тогда он сумасшедший, убогий, а значит – безвредный. Признать его человеком, значит признать умалишенным, и, следовательно, забрать в рай. Он ведь ещё и крещен. А брать его в рай категорически не хотят, потому что он леопард. Вот и выпинывают каждый раз обратно. Обещают что-нибудь придумать, но, знаешь, у них там такая бюрократия… здешним до них далеко. Там у архангела Михаила очередь почти на триста лет расписана, представляешь?

- Но он ведь не пытается меня съесть. Значит, ещё не все потеряно для его души, – религиозные надежды не покидали куропатку.

- О, он очень практичен. Съесть тебя сырой он уже не может – зубов не хватает. А чтобы сварить, у него недостаточно топлива. Поэтому вначале он начнет охотиться на снегоход.

Наконец, я собрал палатку, упаковал её, затолкал вслед за ней Мармелада, обул лыжи, и начал топтать пухляк.

Ветер обжигал лицо до слез.

- Эй-эй! – запаниковал Мармелад. – Станция в другой стороне!

- Я знаю.

- Но ты же обещал, что мы возвращаемся домой!

- Я соврал.

От возмущения Мармелад лишился дара речи. Что с ним случается нечасто, уж поверьте.

- Я же леопард, - пояснил я. – Чтобы не возвращаться на работу, я что угодно и кому угодно пообещаю. Да ты не переживай, неделей больше, неделей меньше.

- Я здесь умру… - простонал Мармелад.

- Все мы смертны, - равнодушно пожал я плечами. – Лучше здесь, чем дома в шкафу.

Перевал оказался очень живописным и простым. Ветер по ручью Кузь-Ты-Вис хоть и был довольно сильным, но все же дул в спину, попутно, а потому я быстро доехал до реки Макар-Рузь.

Вид большого работающего рудника в долине реки ввел меня в некоторый ступор.

Я сверился с картой. Как самый настоящий атавизм, наследие ушедшей эпохи туризма, я не освоил ничего, кроме генштабовских карт. На которых никакого рудника не было и в помине.

Говорят, надо читать описания, но мне вечно некогда и неинтересно.

Я полез в навигатор. Тот услужливо сообщил, что вообще-то здесь добывают хромовую руду.

Я только пожал плечами. Мне же все равно идти в другую сторону.

Как показали события дней последующих, именно здесь я допустил ошибку. Вместо того, чтобы пользуясь хорошей погодой попытаться сразу перескочить через перевал Геологов в долину Енга-Ю, я решил сделать ход конем. То есть, перейти через Собский, и встать к подножию перевала Каровый, чтобы затем уйти через него на техническую часть маршрута (вершины Полярный Урал и Рай-Из, перевал Грандиозный и т.п.).

Я не успел.

Шторм застиг меня прямо на перевале Собский.

Кое-как спустившись с него в снежной пелене, изо всех сил сопротивляясь пытающемуся опрокинуть меня ветру, мне удалось найти удачное место под палатку, за несколькими крупными валунами.

На бивак я встал в 13:08. Время на марше составило 5:43, пройдено 17,7 км, с перепадом высоты в 590 метров.

Чтобы поставить палатку, пришлось изрядно потрудиться. Снега лежало довольно мало, и лыжи я закапывал лежа, к каждой привязав ещё и по палке, чтобы потом их (палки) не потерять. Центральную оттяжку с наветренной стороны я закрепил за камень, что существенно облегчило мои усилия по установке.

Полуобмороженный, я забрался внутрь чума, пытаясь отогреться.

- Чет как-то холодно, - поежился Мармелад.

Я согласно кивнул. Понятно, что зима на улице, потому и холодно. Да ещё и метель. Однако в палатке гулял самый настоящий сквозняк.

Я осмотрел все углы, на всякий случай подкинув туда снега. Тем не менее, ветер внутри палатки задувал все сильнее. Закружились белые крупицы метельного снега, засыпая Мармелада, шмотки и мою удивленную физиономию.

Протерев очки, я, наконец, обнаружил в палатке прореху.

Шов третьей дуги, вдоль которого шла молния, лопнул. Дыра тянулась вдоль дуги сантиметра на четыре, и с каждым порывом ветра расходилась все больше. Из-за дурацкого расположения входов относительно дуг, да ещё и установки в непогоду, дыра оказалась с наветренной стороны.

- Эй, Мармелад! – потряс я спальник. – Глянь, какая дырка! Кажется, мы умрем сегодня!

- Только не ложись в меня перед смертью, а? – уныло попросил он.

- Это ещё почему?

- Нас тогда похоронят вместе. Ну, либо отдельно, не важно. Ты, как придет время, просто ляг рядышком, и все. И меня тогда кто-нибудь заберет.

Я сделал мысленную зарубку: переклеить на Мармеладе лейб. Вместо Marmot написать на нем Queshua, а вместо -40 – минус 4.

Тем не менее, ситуацию с дырой в палатке требовалось разрешать немедленно, ибо ветер все крепчал.

Будь погода хорошей, я бы зашил дыру нитками, после чего проклеил. Однако сейчас такой возможности у меня не имелось.

Армированный скотч отвалился от мокрой ткани сразу. Впрочем, иного я от него и не ожидал. Я достал из ремнабора скотч для заплат на одежду, похвалив себя, что не стал экономить на его количестве. Вынув истершуюся перчатку Сивера, которую я перед этим сунул в карман рюкзака, я макнул её в бензин, и тщательно обтер ткань вокруг прорехи, не столько обезжиривая, сколько удаляя воду и снег. Прождав несколько секунд – середина между испарением бензина и образующимся новым слоем снега, я прилепил на дырку заплату.

Кажется, приклеилась.

В последующие четверть часа я укрепил заплату другими лентами скотча. Сквозняк исчез. Ветер все ещё сотрясал палатку, но жить сразу стало как-то легче. Появилась уверенность в сегодняшнем вечере, и, возможно, даже ночи. Про завтрашний день, разумеется, никакой речи не шло.

Поэтому я поужинал, достал плеер, и включил аудиокнижку.

Терри Пратчетт давно кончился, и я перешел к «Vita Nostra» Марины и Сергея Дьяченко, в озвучке Игоря Князева.

Неожиданно, меня очень захватила эта книга. Если Пратчетта я слушал просто для развлечения, то «Vita Nostra» несла уже некий замысел, заставляющий очень сильно задуматься о собственной жизни.

День 17

Проснулся в 4:40. Температура за бортом -13 градусов. Ветер стих в начале шестого.

Вообще-то, подобный штиль должен был меня насторожить. Но не насторожил. Я торопился смыться из этой аэродинамической трубы как можно скорее.

Шторм возобновился ровно в тот момент, когда я снял палатку.

Вышел в 6:20.

К моменту выхода видимость на тундру ещё была, и у меня даже возникла надежда добраться до нее и спрятаться там. Но уже через десять минут видимость резко упала.

Ветер дул в спину, и я неплохо разогнался. В пути дважды чуть не залетел в промоины, сворачивая от них в последний момент.

Ветер усилился настолько, что я начал замерзать. Стало понятно, что до тундры я добраться не успею. В смысле, меня убьет холодом раньше. Или я утону в полынье.

Осталось всего ничего: поставить палатку на таком ветру.

Из-за отсутствия видимости я никак не мог подобрать хорошее место. Снег залеплял морду, ничего не было видно.

Пришлось ставить там, где я сейчас находился.

Наскоро прощупав ледорубом снег, я из последних сил поставил палатку и залез внутрь.

Надо же, подумал я. Наконец-то началось хоть что-то интересное. А то первая часть похода прошла как-то скучно. Я уж было начал сомневаться в себе – никакого треша и никакого страдания. А надо было всего лишь потерпеть, дождаться, и не падать духом.

Отогревшись, я пришел к выводу, что в таком виде мой лагерь здесь не выстоит. Ветер был такой силы, что мою палатку обязательно раскатает или разорвет. Это дело лишь времени. Возможно, она продержится ещё с час. Максимум до вечера. То, что дует сейчас, это, кажется, ещё цветочки.

Значит, я выпилюсь сегодня.

Впрочем, почему бы не заняться чем-нибудь, чтобы помереть не сегодня, а, например, завтра?

Если палатка все равно накроется, то почему бы сразу не закопаться и не обустроить себе жилище под снегом?

Взяв в лапы лопату, я сделал шурф вниз, для изучения состояния снега и его глубины.

К моему удивлению, я быстро натолкнулся на лед.

Я включил навигатор. И обнаружил, что стою почти на середине озера.

Ах ты сука, подумал я вслух. И вновь посмотрел в шурф.

В моем распоряжении имелось аж 35 сантиметров снега. Закопаться в него было невозможно.

Я достал сникерс, какао, заткнул причитающего Мармелада плеером, и сел думать.

Что я могу сделать с 35 сантиметрами снега?

На первый взгляд, ничего. Но, начнем отталкиваться от другого. В чем проблема с палаткой и почему её сломает или порвет?

1) Отрыв центральной оттяжки с наветренной стороны.

2) Поломка дуг с наветренной стороны от ветра после отрыва центральной оттяжки.

3) Поломка дуг с подветренной стороны из-за скапливающегося с той стороны снега. За полчаса там уже намело в полметра, и, судя на ощупь, сразу занастовало. Такими темпами дуги там поломает даже раньше, чем с наветренной стороны.

4) Разрыв палатки через прореху, когда от порывов ветра моя заплатка отлетит. Как только это произойдет, палатку порвет при таком ветре через минуту. Ну или через пять, роли не играет.

Вот стоит только разложить проблемы по полочкам, как сразу же находится решение. То, что я погибну – это не проблема, это следствие. Бороться надо не с этим, а с причинами. Как минимум, так интереснее.

Я нарезал из снега в полу кирпичей, и сложил из них стенку внутри палатки, подперев дуги, центральную оттяжку и порванный вход.

Получилось очень мило и уютно. Посередине палатки теперь имелась неглубокая ледяная могила, в которой я и устроился. У меня остался даже лишний блок снега, из которого я соорудил столик. И теперь у меня появилась куча полочек, на которых удобно раскладывать вещи.

Что ж, сегодня я не умру.

Я отобрал у Мармелада плеер обратно, включил книжку, и начал готовить ужин.

К моему удивлению, как только снег растаял, горелка потухла.

Я разжег её снова. И она снова потухла через несколько минут.

Я вгляделся внимательнее. Горелку тушила вода. Откуда она взялась? Я осмотрел дно котла. По нему шла едва заметная трещина. Пока снег только начинал таять, все было хорошо. Но потом, когда воды становилось больше, она, нагреваясь, просачивалась и тушила горелку.

Стало понятно, почему у меня в последние три или четыре дня горелка несколько раз затухала. Теперь просто трещина стала длиннее.

Теперь никак не съем куропатку, подумал я. Даже если поймаю снегоход.

День 18

Я живу на грани реальности. Она только моя и ничья больше. Мир не заметит моей гибели, а я лишь вскользь взгляну на его конец. Мы творцы, но сами притягиваем себя к одному месту, к вещам, к людям – которых зачастую ненавидим. Вокруг нас сотни пространств, а мы упорно желаем видеть одно единственное, создавая крохотную и ограниченную вселенную, в которой так обожаем страдать и причинять боль другим.

Я открываю глаза. Спалось плохо. Хотя и неожиданно удобно в выкопанной яме.

Дважды снилось, как палатку порвало, и меня уносит ветром.

Я открываю глаза. Каждый день я живу заново. Что я имею, проснувшись сегодня?

Во-первых, мне не надо идти на работу. Это сразу же поднимает настроение. Я поднимаюсь, достаю из кармана очки, снимаю с головы фонарь – его я надел вчера сразу, чтобы не искать в потемках, если он вдруг ночью понадобится.

Вчера я позаботился обо мне сегодняшнем. Неплохо бы и мне поступить также с тем, кто сменит меня завтра.

Что ещё? Ах да, шторм. Он только усилился. Хотя куда уж больше.

А, вижу, что выстроенная стенка с подветренной стороны точно имеет эффект. Снега там намело немало.

Хм, а вот обе оттяжки средних дуг бессильно болтаются. Их то ли оторвало, то ли произошло что-то ещё. Делаю попытку открыть вход и выглянуть наружу, но его тут же залепляет снегом.

Проклятье – снова вот они, неудачные входы.

Делаю ревизию прорехи. Часть скотча разошлась, с дырки в палатку проникло довольно много снега, но потом дырку забило спрессованным снегом, и он превратился в пробку, примерзнув к ткани. А скотч дальше не разошелся. Как такое могло произойти, уму непостижимо. Наверное, в какой-то момент потеплело, и снег в прорехе подтаял. А потом вновь подморозило, и он вмерз в ткань.

И все же, палатка болтается под порывами слишком уж сильно. Болтается весь купол, вверх и вниз, взад и вперед. И дует сквозняк. Внутренние стенки с подветренной стороны выгибает наружу.

Так быть не должно.

Осторожно заглядываю за снежные блоки, вниз, к краю палатки. Там нет ничего, кроме льда. Снега нет. Ни моей завалинки, ни снега вообще. Его весь за ночь выдуло, оставив лишь сугроб с подветренной стороны.

Видимо, я все же накроюсь сегодня.

Прекрасное начало дня. Знаешь, чем он закончится – а такое случается не часто.

Жизнь в тундре хороша тем, что она удивительно проста. Вот, например, если вам осталось жить, скажем, пару часов, что вы сделаете?

В городе выбор широк. В тундре мук выбора не существует.

Конечно, вначале необходимо позавтракать. Потом дослушать аудиокнижку. Там остался всего час до конца, и будет обидно, если я отправлюсь на тот свет, не узнав, чем она закончится. Этого я категорически не перенесу.

А потом надо включить музыку. Если откидывать лапы, то только под A Life Divided, и никак иначе.

Позавтракав, дослушав книжку и включив себе A Life Divided, я подумал, что имеет смысл выбраться на улицу и посмотреть, нельзя ли ускорить процесс и не ждать лишнего.

Легко сказать – выбраться. У меня остался один рабочий выход, да и тот закрыт снежными блоками.

Аккуратно вырезав часть стенки, я убираю снежный блок и раскрываю молнию. Беру в руку лопату и высовываю её наружу. Ветром её тут же едва не вырывает из рук и прибивает к стене палатки. К счастью, плашмя. Хотя, это было бы в моем стиле – убить собственную палатку острой кромкой совка.

Вылезаю наружу. Ветер такой, что меня едва не сносит прочь вместе с лопатой. Конечно, было бы интересно прилететь на ней к станции, но ведь потом придется возвращаться за шмотками.

Пуховик на мне надет под мембрану, чтобы меньше продувало. Впрочем, мембрана короткая, а пуховик без юбки, а потому мне под одежду моментально забивает снег, и я становлюсь похож на северного Винни-Пуха, которого за неимением опилок набили тем, что оказалось под рукой.

Оглядевшись, я офигеваю. Нет, даже не так. Я охреневаю.

Почти весь снег с озера сдуло. Теперь внутри моей палатки снега едва ли не больше, чем вокруг.

Оказалось, что построить вчера стены изнутри палатки было не таким уж и глупым решением.

Теперь палатка болтается поверх снежной крепости.

Боковые оттяжки поотлетали, потому что исчез снег. Я собираю со льда колья и засовываю их в карман.

Оттяжки с наветренной стороны держатся на честном слове. Снега там осталось сантиметров десять, и только из-за завихрений вокруг палатки. Кажется, я вовремя вылез.

Я перетаскиваю снег с подветренной стороны и заваливаю им колья и лыжи, на которых растянул наветренные оттяжки. Снег спрессовало плотными блоками, и переносить его удается почти без потерь. Я даже сооружаю нечто вроде снежного вала перед палаткой, чтобы увеличить турбулентность воздуха и заставить снег накапливаться, или хотя бы чтобы его не сдувало так интенсивно.

По бокам от палатки, в стороне от нее, сохранилось немного снега, и я заваливаю им лед рядом с палаткой, а потом и юбку. Заодно собираю ещё колья – нижние оттяжки теперь не на что растягивать. Ледобуров у меня с собой нет, а колья в лед не вбить.

Закончив, я пытаюсь влезть в палатку. Это удается с большим трудом. Замерзшие руки не сгибаются, а пальцы не слушаются.

Кое-как мне удается вернуться внутрь. Полежав, я снимаю с себя всю одежду, до изотермика, чтобы выбить из нее снег.

Так как делать нечего, занимаюсь писаниной. Скопилось уже много записей, в основном касающихся снаряжения, а также кратким описанием событий в походе. Ну иногда и не кратким. Ещё есть путевой журнал, он простой, но для меня очень информативный, так как дает много пищи для размышлений.

Записи я веду на оборотной стороне карт. Вообще-то, лучше брать тетрадь. Так их проще обрабатывать.

Ещё часть записей я веду в телефоне. Иногда это удобно, но только если тепло, так как для набора текста перчатки лучше снимать.

День 19

Иногда тишина из состояния способна превратиться в субстанцию.

Тогда она становится одновременно хрупкой, словно стекло, и вязкой, как свернувшаяся кровь. И ты пытаешься издать хоть какой-то звук, но сама мысль о нём сразу тонет в глубинах той пропасти, что тенью следует за тишиной.

Но тишина – то, чего мне не дано. Ветер ревет не переставая. Мне даже снилась гоночная машина без глушителя.

Кстати, становится понятно, почему снегоход двигался в тундру через Кузь-Ты-Вис. В непогоду на Собском вообще лучше не появляться ни под каким соусом.

Долина представляет собой идеальную прямую трубу, по которой через низкий перевал, с юга на север, из одной тундры в другую дует без перерыва. И я ухитрился здесь застрять.

Ветер, впрочем, стал гораздо тише, хотя и более порывистым.

Вылезаю на инспекцию. Меня уже не сбивает с ног, а лопату теперь не обязательно привязывать к руке. И да – на озере вновь появился снег. Его принесло откуда-то сверху, и по мере ослабления ветра он опять стал накапливаться.

Первым делом отхожу туда, где его скопилось побольше, и организую себе отхожее место. В палатке без пола, когда нет возможности вылезти наружу, ходить по малой нужде никаких не составляет, а вот в остальном приходится терпеть. К счастью, рацион в 450 грамм/сутки позволяет это делать, и можно ходить раз в два дня.

Вал, который я вчера сделал перед палаткой, почти исчез. Его буквально изрезало крупинками снега, летящими с большой скоростью. Но, дело свое он сделал, снег вокруг палатки не сдуло, и мою вчерашнюю завалинку лишь занастовало.

Позавтракав, собираю рюкзак и жду погоды, сидя на нем. Чтобы выбраться из этого гнилого места, мне требуется окошко примерно в два часа – на сбор лагеря и выход к тундре. С треснувшим котлом при оставшемся количестве топлива продолжать поход уже точно не имеет смысла.

Для экономии топлива и котелка перехожу на одноразовое горячее питание. Меня больше заботит сейчас не текущая ситуация, а то, что меня могут не посадить на поезд. И тогда мне придется ещё пару дней куда-нибудь идти, до ближайшей нормальной станции.

Сидеть на месте, не двигаясь, да ещё и без горячей еды, холодно. Даже в пуховике. Ну, то есть первые пару часов нормально, а потом начинаешь замерзать.

Достаю спасодеяло, разворачиваю. Ну кто бы сомневался – часть пленки не имеет покрытия. Ну не нанесли, так уж получилось. Кончилось, наверное. Да и то покрытие, которое имеется, какое-то немного странное.

Вот где вылезает экономия на покупках. В самый неподходящий момент. Кому придет в голову проверять спасодеяло дома? И да, не все спасодеяла одинаково, гм, спасительны.

После 11.00 появляется солнце. Снова выползаю на улицу. Ветер постепенно усиливается, видимости нет. Солнце выглядывает лишь краешком, освещая только мое озеро. Вокруг белая пелена.

К сожалению, свалить отсюда возможности все ещё нет. Порывы слишком сильные, и второй раз поставить драную палатку вряд ли выйдет.

Дурацкое положение. Сидеть на месте пока безопаснее, чем рисковать.

Но теперь у меня иная проблема. Солнце быстро нагревает палатку. Термометр показывает в ней +15. и моя крепость начинает таять. Как и снег на юбке. И снег, который во время шторма забился в сетчатые карманы дуг, на всю их длину.

Спустя два часа солнце исчезает. Подтаявший снег мгновенно превращается в лед. Палатку вмораживает в крепость намертво, как и дуги в карманах. Теперь у меня очень надежное укрытие, в котором я могу протянуть, пожалуй, до конца зимы. Было бы что есть и чем топить.

Вопрос, как снять палатку, когда это понадобится? И удастся ли снять её вообще?

После 13.00 погода портится окончательно, я распаковываюсь и ложусь спать, предварительно сварив себе горячее.

День 20

Проснулся в 3.00, собрал рюкзак и сижу, жду погоду.

Ветер иногда затихает на две-три минуты, но затем обрушивается на палатку с новой силой.

Судя по записям меня вчерашнего (и позавчерашнего, и поза-поза-вчерашнего), у меня есть статистические окошки, в которые наиболее высок шанс отсюда выбраться. Это с 3.30 до 5.00, и с 7.30 до 9.00. Плюс-минус.

Добавились ещё две проблемы. Одна больше, другая меньше. Малая заключается в горнолыжной маске. Я спал на рюкзаке (то есть, подложив под коврик рюкзак) и не вынул её из кармана на фасаде. Жаль маску – она была очень дорогой. Интересно, можно ли в ней заменить фильтр?

Проблема же большая в том, что все мои защитные меры по накоплению снега вокруг палатки превзошли всякие ожидания. Теперь палатку буквально завалило снегом. Его слишком много. Учитывая, что он занастовался, и часть его и вовсе представляет собой лед, снять палатку теперь, гм, стало ещё сложнее. И даже если я не уйду отсюда сегодня, палатку придется выкапывать. Иначе её поломает.

Ожидая погоду, я пару раз вылезаю наружу и подготавливаю свой чум к демонтажу, насколько это возможно без потери его надежности.

В 9.00 ветер стихает до удовлетворительного предела. Выждав четверть часа для проверки своих ощущений, я, матерясь, кое-как выпиливаю палатку из сугроба и льда.

Вытряхнуть лед из карманов для дуг не получается, поэтому пакую, как есть. Но, с тем учетом, что до станции я не доберусь, и палатку все равно придется ставить снова. Хотя как это делать с пробкой льда в карманах, вопрос интересный. Можно даже сказать, животрепещущий.

Скорее всего, поставить её сразу я не смогу, и лучше сразу, если прижмет, искать место под пещеру. А в ней заняться ремонтом палатки. Выбить лед, и, наконец, нормально заштопать и заклеить прореху.

Ветер усиливается. Тундру я не вижу, но по долине видимость пока есть.

Сваливаю очень быстро. Так быстро я в этом походе ещё не передвигался. Иду с такой скоростью, какую только позволяют развивать мышцы и дыхалка. Окошко погоды явно будет слишком короткое.

На выходе в тундру видимость исчезает, а ветер превышает уровень любого понимания комфортности. Но я уже ныряю вниз, под молочку. Здесь погода хорошая, есть видимость, и даже почти нет ветра.

Кажется, я выбрался.

Плохая погода нагоняет меня лишь на самом подходе к станции. Начинается слабая метель.

Меня пускают внутрь станционного здания. Там необычно тепло – я уже отвык от такого. И имеется четыре странных штуки, которые называют стулом. Несмотря на внешний вид, пользоваться ими на удивление удобно.

Поезд приедет через четыре с половиной часа. Совсем скоро. Уж чего-чего, а ждать я научился в последние дни.

Кажется, поход заканчивается, и пора подводить его итоги, одновременно возвращаясь к прежней жизни.

Заключение

Не знаю, каким увидит мой поход читатель. Попробую кратко описать его так, как вижу я сам.

Первая его половина прошла на удивление скучно. Это не преувеличение. То есть, на самом-то деле хорошо, когда поход происходит скучно и без приключений. Но когда к таковым привык, то все время думаешь о том, что происходит что-то не то.

Вторая половина, наоборот, происходила как надо и в штатном, так сказать, режиме. Если за первые две недели я не смог сделать никаких выводов по снаряжению и даже маршруту, то затем количество поступающей информации превысило все мои ожидания 🙂

Поэтому сам я очень доволен своей прогулкой.

Теперь о восприятии так называемого «выживания».

Кому-то может показаться, что мой поход прошел на грани выживания, гибели и тому подобное. Отчасти это действительно так. Однако, любая сольная лыжная пятерка (пятерка у меня не удалась, конечно, получилась тройка с элементами чего-нибудь) подразумевает, мягко говоря, не гостиничные условия.

Дальше. В подобных походах всегда что-то ломается и что-то происходит. Как со снаряжением, так и с нами. Скажу и другую, неочевидную почему-то вещь: с маршрутов сходит куда больше групп, чем по ним доходит до конца. Просто их отчетов нет в Сети. Думаю, вы поняли 🙂

Вопрос только и только в том, как мы умеем справляться со всеми неприятностями, которые сваливаются на нас на маршруте – поломками, погодой, проходимостью местности в данный отрезок времени, морозами, усталостью, болезнями и тому подобное. Вот где начинает играть роль опыт.

И стоимость снаряжения здесь отнюдь не всегда имеет значение. Важно то, что происходит у нас в голове.