Рацион в походе Валериана Альбанова через Землю Франца-Иосифа. Анализ продуктов на шхуне «Св. Анна» экспедиции лейтенанта Брусилова, Северо-Восточный проход.

Эта часть, с разбором экспедиции Брусилова, логично продолжает предыдущие с разборами рационов Фредерика Кука к Северному полюсу и Уилсона в его зимнем походе, в составе экспедиции Скотта.

Самое важное в этой части, пожалуй, что она касается именно русских арктических экспедиций, нередко очень трагичных и плохо подготовленных. Результаты же их успехов слишком часто терялись навсегда в архивах, а то и вовсе не доходили до них. В этом отношении история русских полярных путешествий полна белых пятен не потому, что их не было, а потому, что очень уж редко кому были нужны их достижения.

Содержание

Вступление

28 августа 1912 года из города Александровск-на-Мурмане отправилась в арктическое плавание шхуна «Св. Анна». Целью экспедиции стояло прохождение Северо-Восточным проходом. Командовал судном лейтенант Георгий Львович Брусилов. Экипаж корабля состоял из 24 человек.

27 сентября, спустя месяц после выхода в море, шхуна вмерзла в лед у западного побережья полуострова Ямал.

Во время зимовки ледовое поле, в котором находилась «Св. Анна», оторвало от берега и унесло далеко на север. Летом 1913 года освободить судно не удалось, и команда была вынуждена остаться на вторую зимовку. Шхуна, тем временем, продолжала дрейфовать на север.

10 апреля 1914 года, в попытке добраться до материка, судно покинула санная партия из 14 человек, под предводительством штурмана Валериана Альбанова. Вскоре после ухода три участника похода не выдержали тягот пути и покинули партию, чтобы вернуться обратно на корабль. Оставшиеся 11 человек продолжили путь.

В тяжелом пути девять человек погибли. Спустя 90 дней после выхода с судна, 9 июля 1914 года, штурман Альбанов и матрос Конрад вышли к острову Нортбрук, юг архипелага Земли Франца-Иосифа, преодолев в общей сложности около 600 километров пути. Страдая от болезней и голода, они отыскали заброшенную полярную базу Фредерика Джексона, и начали готовиться к зимовке.

20 июля 1914 года Альбанов и Конрад были случайно обнаружены шхуной «Св. Фока» из экспедиции Георгия Седова. Сам начальник экспедиции Георгий Седов умер рядом с островом Рудольфа, в северной части Земли Франца-Иосифа, во время попытки достичь Северного полюса на собачьих упряжках. «Св. Фока», освободившись ото льдов, зашел на остров Нортбрук, чтобы разобрать на топливо строения базы Джексона, и обнаружил там Альбанова и Конрада. С великим трудом, но без дальнейших потерь, судно смогло вернуться в Архангельск тем же 1914-м годом.

От шхуны «Св. Анна» в дальнейшем не было никаких вестей. Судно считается исчезнувшим, а оставшийся на ней экипаж погибшим.

На примере экспедиции Брусилова и санной партии Альбанова мы оценим сразу несколько важных в отношении полярных походов моментов, связанных с продуктами питания. Для этого мы проанализируем продуктовую раскладку, загруженную на корабль, и соотнесем ее с разными другими экспедициями. Разберем часть продуктов и попробуем оценить, почему брали именно таковые. Заодно мы рассмотрим общую картину по продуктам питания в Российской империи.

Таким образом мы попытаемся ответить, почему при, казалось бы, схожих условиях в разных экспедициях одни из них заканчивались очень трагично, а другие вполне успешно.

Северный морской путь (Северо-Восточный проход)

Истории полярных путешествий часто объединены какой-то одной большой целью, которую преследует та или иная конкретная экспедиция. Например, достижение Северного полюса, Южного полюса, поиск Северо-Западного прохода, поиск экспедиции Франклина, исследование Гренландии, и так далее.

Экспедиция, которую мы рассмотрим, относится к теме Северного морского пути. Вплоть до начала XX века этот путь обычно называли Северо-Восточным проходом, по аналогии с проходом Северо-Западным.

Первые поиски Северо-Восточного прохода происходили на фоне Великих географических открытий, когда морские державы активно осваивали новые колонии и новые торговые маршруты. В частности, Британия искала морской путь в Китай, который проходил бы в обход морских владений Испании и Португалии. И именно Британия снарядила первую экспедицию по поиску Северо-Восточного прохода, в 1553-м году, под командованием Сэра Хью Уиллоби (англ. Sir Hugh Willoughby). Согласно предположениям европейцев, в Китай можно было попасть через реку Обь¹. Об истинных же размерах континента представления ещё не имелось.

Комментарий 1. Речь идет о карте немецкого картографа Мартина Вальдзеемюллера (нем. Martin Waldseemüller), от 1507 года. В XV-XVI веках картография ещё только получала толчок к развитию и, по сути, география Птолемея была чуть ли не единственным картографическим руководством к путешествиям по миру на протяжении более тысячи лет. Мартин Вальдзеемюллер составил новые карты, взяв за основу как карты Птолемея, так и карты географов конца XV века – в частности, Генриха Мартелла (нем. Henricus Martellus Germanius) от 1491 года, дополнив их свежими данными. При этом карта Мартелла демонстрировала ещё более разветвленную речную сеть внутри северной части Азии. В свою очередь, переход на качественно иной уровень картографии произошел лишь в XVIII веке. Для понимания контекста похода Хью Уиллоби очень важно иметь в виду, что восточные земли континента - восточнее реки Обь - тогда еще не входили в состав Российского государства. Относительно же реки Обь на картах Мартина Вальдзеемюллера и Генриха Мартелла есть хорошая научная статья канд. ист. наук А.В. Контеева - «Первые изображения реки Обь на западноевропейских картах», доступная к чтению в Сети.

Экспедиция Уиллоби состояла из трех кораблей. Во время шторма корабли разошлись. Основной состав экспедиции из двух кораблей зазимовал в губе реки Варзина, Мурманской области, где полностью погиб при неизвестных обстоятельствах, во время зимовки. Хью Уиллоби погиб там же.

Оставшийся корабль добрался до Летнего берега Двинской Губы, в Белом море. Поскольку ни Китая, ни Индии там не оказалось, то англичане наладили торговлю с Иваном Грозным. Ну а так как Российское царство в этот момент в очередной раз воевало с Польшей и Швецией - как раз шла Ливонская война, то возможность морской торговли с крупным и нейтральным в текущей войне государством оказалась как нельзя кстати. Моря западной части северного бассейна, с их ограниченной навигацией, оставались единственным морским торговым путем, доступным Российскому государству, еще на протяжении полутора сотен лет, вплоть до царствования Петра I, что накладывало ограничения на скорость развития страны.

В 1594-1597 годах короткий путь в Китай ищут уже голландцы. В общей сложности было организовано три экспедиции. Всеми тремя командовал Виллем Баренц (нидерл. Willem Barentsz), умерший в ходе последней из них, когда его команда после тяжелой зимовки на Новой Земле добиралась на шлюпках к Кольскому полуострову.

В записке, оставленной в построенном для зимовки доме, Баренц пишет: «Так были мы посланы от господ города Амстердама в лето 1596, дабы дойти Северным путем до стран Китайских, и после великих трудов и немалых опасностей обошли с запада Новую Землю с намерением продолжить плавание вдоль берегов Тартарии…».

Зимовочный дом Баренца после возвращения экспедиции назовут Het Behouden Huys – Благохранимый дом. На протяжении следующих двух с половиной столетий этот дом будут изображать и подписывать на большинстве карт мира. Он окажется единственной в истории человечества отдельной стоящей постройкой, которая удостоится такой чести. Благохранимый дом станет символом края света, в ледяной и жестокой пустыне, для выживания в которой необходимы огромное мужество и героизм.

Пожалуй, одной из самых важных последующих вех освоения Северного пути следует считать Великую Северную экспедицию, 1733-1743 годов, идеологом и одним из руководителей которой был Витус Ионассен Беринг (Иван Иванович Беринг, дат. Vitus Jonassen Bering). Экспедиция, состоявшая из нескольких крупных и независимых друг от друга отрядов, проделала исключительную по своей масштабности работу², в том числе картографировала часть побережья Северного Ледовитого океана. Сам Витус Беринг погиб в ходе вынужденной и очень тяжелой зимовки на безымянном острове, впоследствии названном его именем.

Комментарий 2. Юлиус Пайер (нем. Julius Johannes Ludovicus von Payer), руководивший наземной частью Австро-Венгерской экспедиции 1872-1874 годов, отзывался о подобных русских полярных исследованиях в негативном ключе. Негатив этот крылся в больших жертвах и слабой обработке полученных столь тяжелой ценой данных – при огромных же финансовых затратах. Уважительно относясь в целом к ряду русских полярников, Пайер намекал на системность в слабой организации экспедиций русским правительством.

Пайер писал, применительно к Северной экспедиции: «…если не считать санных поездок, совершенных в прошлом столетии русскими исследователями северного сибирского побережья, в которых в известной степени принимало участие все кочевое местное население, включая всех собак и оленей Северной Азии, и от последствий которых страна с тех пор и не смогла оправиться…» (перевод И. Л. Ретовских, от 1935 года).

Примечательно, что Австро-Венгерская экспедиция, корабль которой будучи затертым льдами отнесло на север к берегам неизвестного до того времени архипелага Земля Франца Иосифа, потеряла одного единственного человека. При этом была выполнена большая научная работа, а само открытие ЗФИ стало очередной отправной точкой для исследования Арктики. В этих отношениях - подготовка, цена, результаты и скорость введения в оборот этих результатов - экспедиции Пайера и Нансена резко контрастируют с экспедициями Брусилова, Седова и другими подобными.

Что касается самой Великой Северной экспедиции, то обработке подверглись в основном ее картографические результаты – и то далеко не в полном виде. Опубликованные данные по съемке северного побережья были восприняты как мировым сообществом, так и в России, с большой долей скепсиса – вследствие отказа от обработки путевых журналов.

Все прочие материалы оказались либо утеряны, либо остались неопубликованными, либо не получили распространения на русском языке. В частности, дневниковые записи врача и натуралиста Стеллера, участника экспедиции Беринга, имей они хождение среди полярных исследователей Российской империи, могли бы качественно повлиять на подготовку экспедиций и их борьбу с цингой во время зимовок. Однако к тому времени был забыт не только Стеллер, но и, фактически, сам Беринг [11, С.530]. К моменту, когда правительство Российской империи решилось на освоение Северного морского пути, сохранившиеся архивы Великой северной экспедиции все ещё лежали не обработанными – спустя почти два века.

Так что негатив Пайера, основанный на искренней горечи ученого, понять можно. Колоссальная по своим масштабам работа, неимоверно затратная – и результаты которой оказались выброшены на помойку истории, перемолотые в бесполезную пыль бюрократической машиной империи.

Тем не менее, возможность пройти Северным морским путем считалась достижимой. Концепция открытого полярного моря теоретически обосновывалась, и продолжала набивать оскомину исследователям-практикам даже в конце XIX века. Несмотря на убедительные, казалось бы, доказательства со стороны Австро-Венгерской экспедиции 1872-1874 годов, и, тем более, экспедиции Фритьофа Нансена на «Фраме» во время Норвежской полярной экспедиции 1893-1896 годов, все равно находились упорные сторонники свободных ото льда полярных вод.

Важность теоретический Северо-Восточный проход имел в двух своих видах. Первый – собственно сам сквозной проход через Северный Ледовитый океан. Его освоение могло существенно повлиять на геополитический расклад. Если бы концепция открытого полярного моря оказалась бы состоятельна, то возможность проходить этим путем могла изменить мир точно так же, как строительство Суэцкого канала.

К тому же никто не знал, какие территории и какие ресурсы находятся в бассейне Северного Ледовитого океана, а значит, любая империя могла расширить свои владения.

Второе значение несло исключительно коммерческий смысл, направленный на российскую территорию.

Гигантская Российская империя представляла собой гигантский же рынок – если бы им была возможность воспользоваться. В итоге коммерческий интерес имелся как со стороны европейских стран, так и со стороны купечества Российской империи. Выход к устьям таких крупных рек, как Енисей, Обь, Лена, Колыма – представлял собой настоящую золотую жилу, так как позволил бы связать «быстрой» торговлей половину континента. Однако сама по себе государственность Российской империи очень вяло реагировала на необходимость постройки таких путей, и русские купцы охотно спонсировали западные экспедиции.

В итоге торговый путь³ из Европы в Сибирь, через Карское море и Енисей, был проложен лишь в 1874 году английским мореплавателем Джозефом Уиггинсом.

В свою очередь, первым, кто смог пройти морем Северо-Восточный проход, оказался шведский исследователь барон Норденшельд (швед. Nils Adolf Erik Nordenskiöld), в 1878-1879 годах, с зимовкой в пути.

Комментарий 3. Под торговым путем подразумевалась такая нитка маршрута, которая позволяла проходить по ней судам в одну навигацию на хоть какой-то постоянной основе. Путь сам по себе не становился абсолютно безопасным, однако с каждым годом количество судов, его занимавших, росло, благодаря чему улучшались лоции, собирались данные о течениях и ледовой обстановке, росли населенные пункты – и безопасность постепенно возрастала.

Экспедиция Норденшельда, несмотря на относительно удачные ледовые условия, показала, что для коммерческого использования сквозной Северо-Восточный проход был весьма сомнителен. Почти неминуемая зимовка, жесткий климат и немалая вероятность потерять судно нивелировала выигрыш пути в километрах на пути в Азию и превращала в лотерею возможный барыш от торговли. Да и суда того класса, которые строили на момент XIX века, для торгового прохождения по такому пути не годились.

После экспедиции Норденшельда восточнее полуострова Таймыр морем с запада на восток прошли лишь Фритьоф Нансен (дрейф «Фрама» и попытка достичь Северного полюса) в 1893 году; и барон Эдуард Толль на шхуне «Заря» (Русская полярная экспедиция 1900-1902 годов, поиск Земли Санникова и исследование Северного Ледовитого океана к северу от Новосибирских островов). Экспедиция Толля, несмотря на высокие научные результаты, закончилась трагически – исследовательская группа, состоящая из четырех человек, во главе с бароном, погибла в районе острова Беннетта.

Экспедиция 1912 - 1914 годов, предпринятая Георгием Львовичем Брусиловым на паровой шхуне «Святая Анна» ставила перед собой целью пройти Северо-Восточным проходом и совершить по пути ряд научных изысканий.

Если бы экспедиция лейтенанта Брусилова закончилась удачно, то она оказалась бы первой российской экспедицией, которая полностью прошла Северным морским путем, и второй в истории после Норденшельда. Однако из 24 членов ее команды 9 человек погибли в попытке выбраться с зажатого льдами судна, а 13 пропали вместе с кораблем и судьба их неизвестна. Лишь двое, штурман Альбанов и матрос Конрад, смогли добраться до острова Нортбрук, Земля Франца-Иосифа, к старой полярной базе Фредерика Джексона⁴, где вскоре были сняты кораблем «Св. Фока», возвращавшимся из экспедиции Георгия Седова.

Комментарий 4. Фредерик Джордж Джексон (англ. Frederick George Jackson) — английский исследователь и географ. Наиболее известен своей встречей и эвакуацией Нансена и Йохансена после их неудачной попытки достичь Северного полюса. Чуть меньше известен организацией экспедиционной базы Elmwood на мысе Флоры острова Нортбрук, Земля Франца-Иосифа, в 1894-1897 годах – и которую впоследствии неоднократно использовали другие экспедиции, разрушая одни постройки и возводя другие, а так же формируя депо и используя базу как аварийный путь отступления. База Джексона и мыс Флоры фигурируют во множестве историй, связанных с исследованием ЗФИ.

Совокупная известность базы Джексона и его встреча с Нансеном с течением времени перевесили в глазах широкой общественности все его другие достижения. Результаты его исследований остались в тени Нансена.

И все же, пусть и менее, но Джексон известен своими комплексными полярными исследованиями, а также рядом географических экспедиций в Африку. Джексон был из тех, кто прожил интересную, насыщенную и длинную жизнь, полную приключений в самых разных частях света.

Экспедиционный опыт Джексона, как в части снаряжения, так и в части организации, в дальнейшем использовался Шеклтоном и Скоттом в их антарктических экспедициях.

Северный морской путь (Северо-Восточный проход): состояние на время отправления экспедиции Брусилова и позже

На самом деле неповоротливая Российская империя все же озаботилась изучением и картографированием Северо-Восточного прохода - на фоне своего поражения в Русско-японской войне. Освоение Северного морского пути признали стратегически важной задачей⁵. В 1907-м году были заложены, а в 1909-м году спущены на воду два ледокола⁶ – «Таймыр» и «Вайгач». Оба транспорта специально построили для экспедиций по Северному Ледовитому океану.

Комментарий 5. Здесь можно процитировать Л.М. Старокадомского, экспедиционного врача ГЭСЛО, в его статье от февраля 1914-го года в «Новом журнале для всех»: «Последняя война [с Японией] показала, как трудно справляться при огромных расстояниях, пользуясь лишь сухопутными дорогами, когда противник располагает морским путем». Более емко выразить значение Северного морского пути невозможно, и оно актуально и поныне. Правда, причина поражения в Русско-японской войне лежит не только в трудностях логистики, но и в общей деградации военного ведомства, как системы.

ГЭСЛО – гидрографическая экспедиция Северного ледовитого океана, 1910-1915 гг.

Комментарий 6. Суда «Таймыр» и «Вайгач» именуются в большинстве работ как ледоколы. Согласно же спецификации и ТЗ они назывались «экспедиционно-ледокольный пароход». В официальных документах во время работы ГЭСЛО, то есть до 1915 года, «Таймыр» и «Вайгач» числились транспортами. В дальнейшем «Таймыр» входил в состав флота как посыльное и гидрографическое судно, до своего списания в начале 1950-х годов. «Вайгач», в свою очередь, потерпел крушение и затонул в 1918-м году в Енисейском заливе.

К 1912-му году морские ведомства располагали данными лишь по западной части пути, до устья Енисея – куда ходили не только одиночные суда, но и караваны⁷. Однако само Карское море было известно лишь по своей южной части. Центральную и северную часть Карского моря плавали единицы, и каких-то четких данных по его состоянию ещё не имелось.

Комментарий 7. В частности этим путем проводились суда речной флотилии Енисея, а так же доставлялись материалы для строительства Сибирской железной дороги. Доставка их из Англии водным путем обходилась значительно дешевле и быстрее, нежели сухопутным. Рельсы для железной дороги завозились в 1893-м и в 1905-м годах. И все же, с момента открытия торгового пути из Европы в Сибирь и вплоть до 1915 года (период в 40 лет), через Карское море к устью Енисея сходило лишь порядка 200 судов. И это был самый изученный участок Северного морского пути. Неудивительно, что условия навигации даже по Карскому морю севернее торгового пути оставались неизученными.

В свою очередь, восточная часть Северного пути была хожена лишь до устья Колымы, причем с различными оговорками и слабой картографией. Морские подходы к устью Колымы исследовала в 1909-м году партия Георгия Седова (необработанные данные Великой Северной экспедиции успели устареть), а первый коммерческий рейс по морю и вверх по Колыме состоялся в 1911-м. От устья Колымы до устья Лены плавали совсем редко (устье Лены начали промерять лишь в 1912-м году), а на участке от Лены до устья Енисея кроме Норденшельда и Толля и вовсе никто из исследователей не проходил морем⁸. Карт, подробно описывающих береговую линию, многочисленные острова и глубины, ещё не существовало.

Комментарий 8. Основным препятствием для прохода морем являлись ледовые поля вокруг полуострова Таймыр, глубоко выступающего на север. Пролив Вилькицкого, отделяющий мыс Челюскин, как крайнюю северную точку полуострова Таймыр, от самого южного острова архипелага Северная Земля, имеет ширину 56 километров, и из-за схемы течений часто забит льдом. Считается, что барон Норденшельд первый, кто смог обойти мыс Челюскин морем. В свою очередь, предполагается, что во время Малого ледникового периода (с XIV века по начало XIX века) пролив Вилькицкого был скован льдами всегда, и пройти его на кораблях было невозможно. Лишь ближе к концу XIX века вечные льды растаяли, и в отдельные годы море на короткое время становилось свободным.

Разработку и освоение Северного морского пути возложили на ГЭСЛО – Гидрографическую экспедицию Северного Ледовитого океана. Ледоколы «Таймыр» и «Вайгач» были переданы ей в 1910-м году.

В 1910-1913 годах экспедиция занималась картографированием восточной части Северного морского пути, а в 1914-1915 годах прошла путь сквозным маршрутом – впервые после Норденшельда⁹.

Комментарий 9. Норденшельд прошел Северный морской путь с запада на восток, а ледоколы «Таймыр» и «Вайгач» - с востока на запад. Первоначальные планы использования ледоколов подразумевали точно такое же движение с востока на запад, по пути Норденшельда. Позже однако, было решено ходить судами от Владивостока, так как это, в том числе, позволяло выполнять за навигацию больший объем работы.

ГЭСЛО провело огромную научную работу. Однако целиком её результаты так и не были никогда изучены. В 1915-1916 годах Российской империи, в связи с ее участием в Первой мировой войне, оказалось не до результатов экспедиции. Потом произошла революция и началась долгая гражданская война.

В 1930-х годах Советский Союз предпринял очередную попытку освоения Северного морского пути, но так и не успел этого сделать в полной мере¹⁰ – началась Вторая мировая. Осваивать путь пришлось по ходу военных действий. Результаты экспедиции ГЭСЛО использовались, но в максимально практической форме. Картографическую часть, то есть наиглавнейший результат работы ГЭСЛО, обработали ещё до революции, и она довольно широко применялась. В сравнительно же полном виде изыскания ГЭСЛО опубликовали только в 2012-м году¹¹, то есть спустя почти сто лет после окончания экспедиции.

Комментарий 10. Российская империя к моменту своего краха отнюдь не блистала хорошим экономическим состоянием. Однако последовавшая за революцией гражданская война нанесла государству колоссальный ущерб, причем ущерб этот был гораздо выше, чем нам сейчас кажется, и чем он описывается в советской историографии. Несмотря на действительно большой проделанный объем работы по Северному морскому пути в 1930-х годах, Советский Союз попросту не имел ресурсов для его полноценного освоения. Одновременно с этим его общество все ещё находилось в глубоких противоречиях: совсем недавно закончилась жестокая междоусобная война, унесшая, по разным оценкам, от 10 до 17 млн жизней. Люди, пережившие ее, и воевавшие друг против друга на разных сторонах и с разной же идеологией, теперь были вынуждены сосуществовать вместе на руинах того, что осталось от когда-то великой империи. В течение гражданской войны, кроме всего прочего, страна потеряла полярные кадры и часть архивов, но все же постепенно смогла восстановить их, и в течение нескольких десятилетий организовать северную инфраструктуру. Интересно, что после развала СССР нынешнее состояние этой инфраструктуры постепенно приближается к тому самому уровню 1930-х, с поправкой на современность.

Комментарий 11. Евгенов Н.И., Купецкий В.Н. Экспедиция века. Гидрографическая экспедиция Северного Ледовитого океана на судах «Таймыр» и «Вайгач» в 1910-1915 годах. СПб., 2012.

Само же по себе детальное описание Северного морского пути относится скорее к 1950-1960 годам. То есть спустя полвека после попытки Брусилова пройти Северо-восточным проходом.

Здесь, тем не менее, необходимо раскрыть причины активных попыток освоения Арктики Советским Союзом. Даже несмотря на откровенную несопоставимость ресурсов Российской империи начала XX века и ее жалким, казалось бы, подобием после гражданской войны и под советской властью в 1920-1930-е годы, СССР вкладывался в Арктику гораздо больше. Причем, даже несмотря на потерю опытных полярных кадров.

Спор о том, агонизировала ли Российская империя в начале XX-го века, длится до сих пор и будет длиться дальше. Есть, однако, очевидные моменты, которые можно выразить пошагово с течением времени, от Российской империи, через СССР и до Российской Федерации.

1. Российская империя имела все шансы в дальнейшем потерять арктические морские территории и сильно ограничить себе тем самым морское судоходство в Северном Ледовитом океане. Например, тот же архипелаг Новой Земли активно осваивался и оспаривался Норвегией. Дело в том, что многие территории Арктики за пределами материка были открыты, внезапно, чужими экспедициями. И изучались они тоже экспедициями чужими. Мы из истории знаем множество славных зарубежных экспедиций в наших водах, но мало экспедиций русских. Хотя таковых на самом деле и производилось немало, но их результаты не запускались ни во внутригосударственный оборот, ни, тем более, в мировой.

Кто знает об экспедициях Седова на Колыму и Новую Землю, об их научных результатах? Или в чем заключались результаты экспедиции Толля? Зато мы знаем десятки европейских и американских.

Несмотря на организацию ГЭСЛО или экспедиции Русанова на Шпицберген, усилия Российской Империи по сохранению присутствия в Арктике были столь фиктивны, что мало кем рассматривались на геополитической арене всерьез.

2. Российская империя к моменту своего развала, по сути, оставалась аграрной страной. При этом она ещё и наращивала свое отставание – за счет отказа развивать логистику. Темп освоения собственной страны попросту не успевал за необходимостью. Мир слишком быстро менялся, но Российская империя за ним уже не поспевала. На ущербность ее внутренней политики обращали внимание за рубежом ещё в конце XIX века, но после проигранной войны с Японией это стало очевидным уже и для чужих военных и высших политических структур. И в рамках перманентной конкуренции империй это не могло не сказаться на дальнейших их действиях.
3. Советское руководство ещё до окончания гражданской войны понимало жестокую необходимость быстрой и болезненной индустриализации. Обсуждались лишь методы – но не конечный результат. Было очевидным, что сама по себе революция как смена власти не решает ничего: необходима полная смена курса развития страны в попытке догнать весь остальной мир.
4. Индустриализация принципиально была невозможна без строительства развитой железнодорожной сети и активной эксплуатации водных артерий.
5. В силу географического положения страны все крупные водные артерии начиная от реки Обь и далее на восток, за исключением реки Амур, относятся к бассейну Северного Ледовитого океана. При этом охват этими реками территории внутри страны огромен.
6. Развитие железнодорожных магистралей, пересекающих крупные водные артерии, позволяло построить логистическую «сетку». Необходимость таковой, опять же, была очевидна ещё со второй половины XIX века, вместе со строительством крупных портов на севере континента. Без «сетки» было невозможно развитие внутренних регионов страны, как и их защита в случае военного нападения с востока. Строительство в Советском Союзе БАМа, Трансполярной магистрали и другой северной инфраструктуры как раз относится к этой очевидной необходимости. Рассмотрение экономической составляющей БАМа безотносительно такой необходимости и отдельно от полностью функционирующего Северного морского пути лишено смысла. Сюда же относится и строительство каналов.
7. Очевидную необходимость постройки логистических путей по северным территориям в Российской империи предпочитали не замечать. И даже по южным своим границам таковые начали строить лишь в условиях крайней военной нужды и слишком поздно. Как результат – Советский Союз принялся за освоение собственной территории спустя 60…70 лет после исторической необходимости таковой, и вплоть до своего краха не успел этого сделать в полной мере.
8. Российская Федерация за время своего существования вначале по экономическим, а затем и по внутриполитическим причинам, сократила свое присутствие в Арктике, потеряла часть внутренних логистических путей и, вследствие этого, утратила возможность развития внутренних территорий.

Три экспедиции и «Два капитана» Венеамина Каверина

На момент 1914-го года пропавшими считались три русских полярных экспедиции.

1) Частная экспедиция, под командованием лейтенанта Георгия Брусилова, на шхуне «Св. Анна». Цель экспедиции – проход Северо-Восточным морским путем, с попутным зверопромыслом.

2) Частная экспедиция, под командованием ст. лейтенанта Георгия Седова, на шхуне «Св. Фока». Цель экспедиции – исследование Земли Франца-Иосифа и достижение Северного полюса.

3) Государственная экспедиция, под командованием Владимира Русанова, на судне (парусно-моторный кеч) «Геркулес». Действительные цели экспедиции неизвестны¹².

Комментарий 12. Официальной целью экспедиции Русанова считается поиск угольных месторождений на Шпицбергене и организация заявок, которые бы подтверждали право Российской империи на разработку угля. Выполнив эту задачу в полной мере, судно «Геркулес» затем вышло к Новой Земле. О дальнейшей его судьбе неизвестно. Существует мнение, что Русанов пытался пройти Северо-Восточным проходом, либо же частью его - до устья одной из сибирских рек, обогнув при этом Новую Землю с севера. Другой вопрос, что экспедиция Русанова являлась государственной – то есть финансировалась не частными лицами. Соответственно, экипаж судна и его капитан Александр Кучин были, по факту, государственными служащими, которым, во главе с начальником экспедиции Русановым, была поставлена, либо разрешена, некая экспедиционная задача. Под эту задачу судно было снабжено продовольствием. В связи с частичной утратой и частичным засекречиванием архивов, задачи экспедиции Русанова остаются неизвестными и строятся исключительно на предположениях. Известные на сегодняшний день находки следов экспедиции и построенные на этом гипотезы относительно пути и целей приведены в книге Андрея Зобнина «Что случилось с экспедицией Русанова: версии и находки» от 2024 года, издательства Паульсен.

Венеамин Каверин, работая над романом «Два капитана», использовал истории перечисленных экспедиций, а так же их участников, для создания истории капитана Ивана Львовича Татаринова, вокруг исчезновения и поисков которого строятся события романа.

Реальная судьба всех трех экспедиций так же драматична, как и судьба экспедиции Татаринова. Судно «Геркулес» исчезло, неизвестно ни место гибели судна, ни членов его экипажа. Георгий Седов умер при попытке достичь Северного полюса, а его шхуна «Св. Фока» лишь с огромным трудом смогла вернуться на континент. Научные материалы экспедиции оказались невостребованы правительством. Из экспедиции Брусилова при попытке достичь материка с затертого льдами судна погибли девять человек из одиннадцати. Спастись смогли только двое – их случайно обнаружила шхуна «Св. Фока» экспедиции Седова. Как сложился дальнейший дрейф шхуны «Св. Анна» и что именно случилось с остававшимися на ее борту 13 членами экипажа, тоже неизвестно.

Основные источники

Самым известным источником является дневник штурмана Валериана Альбанова. Наибольшую ценность имеет первое издание [1], вместе с 32-х страничным аналитическим очерком Л.Л. Брейтфуса¹³ – который сам по себе представляет собой важный источник. Книга была издана по поручению Морского министерства, как приложение к 41-му тому «Записок по гидрографии».

Комментарий 13. Леонид Людвигович Брейтфус (Людвиг Готлиб). Зоолог и гидрограф, исследователь Арктики. Известен большим количеством работ по Арктике в первой половине XX-го века. Как персонаж упоминается во множестве полярных историй Российской империи, так как возглавлял гидрометрическую службу Главного гидрографического управления и являлся признанным экспертом по Заполярью.

Брейтфус имел и практический полярный опыт, однако по части теоретической базы превзойти его не мог никто. В этом отношении, как ученый-полярник, он находился, вероятно, на самой высокой ступени в Российской империи.

После революции жил и работал в СССР, но находясь в 1920-1921 гг. в зарубежной командировке, решил не возвращаться, на всякий случай. После эмиграции жил и работал в Германии.

Главный и самый объемный труд Брейтфуса не был издан и не дошел до наших дней. Это многотомник «Обзор полярных путешествий», содержащий сведения обо всех известных на тот момент полярных путешествиях в истории людей. Рукопись сгорела в издательстве во время пожара. Также была утеряна его работа «Промыслы Арктики», сгоревшая в 1945-м году при штурме Берлина.

За свой побег был предан научному забвению на территории Советского Союза.

В связи с искажением истории Российской империи со стороны советской власти, полноту вклада Брейтфуса в исследование и развитие российской Арктики оценить невозможно. Как личность, которую оказалось нельзя полностью исключить из русской истории Арктики, его подвергли сильной обработке.

Фактически именно Брейтфус, являясь главой гидрометрической службы Главного гидрографического управления, был инициатором издания дневников Альбанова. К тому же Брейтфус очень глубоко интересовался полярными экспедициями и системным подходом в организации их поисков, если таковые пропадали.

Дневник Альбанова литературно обработан самим автором. В него были намеренно внесены определенные правки. Дневник содержит события санного похода, а события на судне изложены кратко и осторожно. Альбанов не приводит всей сути конфликта с капитаном Брусиловым, полностью воздерживается от его оценок, а так же скрывает имена двух участников, которые во время санного похода сбежали, прихватив с собой часть имущества других участников.

Сам Валериан Альбанов погиб в 1919 году, во время Гражданской войны, в Сибири. Место и обстоятельства гибели неизвестны. Оригиналы дневника считаются утраченными.

Второй источник - дневник матроса Александра Конрада, второго выжившего. Впервые опубликован в 2011-м году. В 2023-м году объединен в одной книге с дневниками Альбанова, с вступительной статьей и заключением М.В. Дукальской [2].

Важный момент: опубликованный дневник Конрада не является копией с оригинала. Его отредактировали родные Конрада по его просьбе. Предположительно, при редакции в дневник были внесены некоторые правки. В частности, в дневнике нет упоминания о побеге двух участников санного похода. Отсутствие этого события в дневнике Конрада; упоминание Альбанова в своем дневнике о том, что Конрад был в числе первых, кто уговаривал его бросить сани с каяками и двигаться налегке; мелкие другие детали из дневника штурмана – позволяют предполагать в беглецах Конрада и его друга Шпаковского.

Конрад умер в 1940 году, всю свою жизнь избегая рассказов как о самой экспедиции, так и непосредственно о санном походе. Его редактированный дневник родные передали в «Музей Арктики и Антарктики» лишь после смерти самого Конрада.

Некоторые расхождения в дневниках Альбанова и Конрада, а так же избегание в них определенных тем, часть исследователей сочли признаком некоей мистификации.

В 2010-2011 годах в ходе совместной экспедиции клуба «Живая природа», Пограничной службы ФСБ РФ и Русского географического общества под общим руководством Олега Леонидовича Продана, на Земле Франца-Иосифа были обнаружены следы и предметы погибших участников группы Альбанова. В числе находок оказалась часть дневника одного из погибших, предположительно машиниста Владимира Губанова. Расшифровку записей производил Центр специальной техники Института криминалистики ФСБ РФ, в лице специалиста Н.А. Ивашиной.

К сожалению, именно как письменный источник для исследовательских работ или хотя бы для ознакомления, этот дневник до сих пор не опубликован. Фрагменты дневника есть лишь на сайте писателя М.А. Чванова [18, С.157-162]. В целом же упоминание о содержании дневника носит уже столь раздерганный характер, что без его публикации надежным источником он считаться не может.

Тем не менее, точно известно, что найденный на Земле Франца-Иосифа дневник подтверждает общую канву событий, описанных Альбановым и Конрадом, и, соответственно, опровергает их потенциальную мистификацию. При этом дневник не содержит записей непосредственно санного похода и описывает лишь события на самом судне.

Интересно, что дневники члены команды вели по настоянию корабельного врача Ерминии Жданко, которая перед отплытием всем участникам раздала для этого тетради. Заслуга в дошедших до нас источниках о событиях в экспедиции принадлежит именно ей.

Третий важный источник представляет собой выписку из судового журнала шхуны «Св. Анна», которую записала Ерминия Жданко под диктовку командира экспедиции Брусилова, и которую Альбанов смог доставить на материк. Выписка была опубликована в 1914-м году [3] с подачи Брейтфуса, и представляла собой научную ценность, так как содержала в себе записи наблюдений, которые до дрейфа «Св. Анны» никто не проводил. Ценность выписки ещё и в том, что она не только приводит данные из судового журнала шхуны, но и выдержки из личного дневника Брусилова.

События, описанные Брусиловым в этой выписке, подтверждают записи Альбанова – и при этом точно так же не дают каких-либо личных оценок ни самому штурману, ни другим членам команды.

Тем не менее, остается неясной судьба личных писем оставшихся на корабле участников, предположительно переданных Альбанову. Сам Альбанов упоминает, что на борту судна перед его уходом «все пишут письма», однако нигде в источниках таковые затем не упоминаются. Этот вопрос так и остается не проясненным. Либо Брусилов не передал их Альбанову перед отходом санного отряда; либо Альбанов утерял их в тяжелом пути (лично или вместе с «береговой партией» на Земле Георга); либо Альбанов намеренно не отослал их родственникам членов экипажа; либо иное.

Идея экспедиции

Георгий Львович Брусилов, сын вице-адмирала Л.Н. Брусилова. Дед – генерал А.Н. Брусилов. Дядя – генерал А.А. Брусилов, автор известного Брусиловского прорыва в годы Первой мировой, а так же менее известного, но ставшего распространенным на вечные времена, приказа¹⁴.

Комментарий 14. «12-й кавалерийской дивизии — умереть. Умирать не сразу, а до вечера». Приказ А. А. Брусилова начдиву А. М. Каледину от 29 августа 1914 года. Приказ отдан с целью спасения пехотной дивизии Л.Г. Корнилова – будущего командующего Добровольческой армии. Однозначные письменные источники об именно такой лаконичной формулировке приказа отсутствуют – что не мешает широко использовать ее в околоисторической литературе.

Другими словами, Георгий Львович был потомственным дворянином и офицером Российский империи.

Принимал участие в войне с Японией - на заключительной стадии, после Цусимского сражения, затем нес службу в составе Балтийского флота. В 1909-м году записался в экспедицию ГЭСЛО – и это первый важный момент.

Брусилов служил на ледоколе «Вайгач» вахтенным начальником во время перехода из Санкт-Петербурга во Владивосток, после чего участвовал в плаваниях ГЭСЛО 1910-го и 1911-го года на ледоколе «Таймыр», так же вахтенным начальником¹⁵.

Комментарий 15. Вахтенный начальник в российском императорском флоте — офицер, возглавляющий вахтенную службу на корабле. Вахтенным начальником назначался офицер в чине лейтенанта и старше. На нём лежала ответственность за безопасность корабля в плавании, за чёткое и точное выполнение приказаний командира корабля и старшего офицера. Ему подчинялись вахтенные офицеры, нижние чины и судовой караул.

В 1910-м году транспорты ГЭСЛО плавали лишь до Берингова пролива, а в 1911-м году экспедиция составляла карты берега до устья Колымы.

Ледовые условия во время этих плаваний были благоприятными. Они натолкнули руководство экспедиции о хорошей возможности пройти Северо-Восточным проходом в одну из следующих навигаций.

Арктика произвела огромное впечатление на Брусилова, и он решил организовать собственную экспедицию, но пройти Северный морской путь с запада на восток, по пути Норденшельда. Задумывалась экспедиция как скорее научная. Какие конкретно мотивы двигали Брусиловым, чтобы он оставил государственную экспедицию ГЭСЛО и организовал собственную, в точности неизвестно. Ясно лишь, что удачные ледовые условия, им лично увиденные в восточной части Северного морского пути, в их совокупности с известными походами Норденшельда, Нансена и Толля мимо мыса Челюскин, не могли не повлиять на его дальнейшие решения.

Фактически, Брусилов не обладал достаточным опытом для проведения подобного перехода. У него не имелось практического опыта зимовок, опыта организации экспедиций вообще, а арктический опыт, приобретенный в составе ГЭСЛО, отличался узостью навыков и знаний. В силу этой узости не смог он и в должной мере чужой успешный опыт заимствовать.

Изначально его новая экспедиция называлась «экспедицией Брусилова и Андреева». Лейтенант Н.С. Андреев, будучи другом Брусилова, всецело поддержал идею экспедиции и взял на себя часть подготовки к ней. Это второй важный момент.

За финансированием Брусилов, за неимением собственных средств, обратился к другому своему дяде – Борису Алексеевичу Брусилову, чья супруга, Анна Николаевна Рено, имела хороший капитал. Это третий важный момент.

Анна Николаевна согласилась финансировать экспедицию, но при условии, что целью экспедиции будет промысел пушного зверя и торговля: то есть экспедиция должна окупиться и принести доход.

Первоначально планировалось приобрести два судна, что выглядело очень логично¹⁶. Однако случилось приобрести лишь одну парусно-моторную¹⁷ баркентину «Pandora II», в Англии. Водоизмещением в 231 регистровую тонну, она была построена в 1867 году как военный корабль, а затем переквалифицирована в исследовательское судно. Брусилов переименовал его в «Св. Анну».

Комментарий 16. Второе судно несет функцию обеспечения - например, может перевозить запас угля для расширения возможностей корабля основного; может заходить в речные порты для закупки припасов; исполнять роль посыльного или спасательного судна, если вдруг одно судно раздавит льдами.

Барон Норденшельд при проходе Северным морским путем также использовал вспомогательные корабли: «Лена», целью которой была река Лена; пароход «Фразер» и парусное судно «Экспресс» - которые находились в распоряжении Норденшельда до устья Енисея. При этом судно самого Норденшельда «Вега» при схожих габаритах имело большую, в сравнении со «Св. Анной», глубину трюмов и водоизмещение, что позволяло брать больше припасов, в том числе угля. Двигатель «Веги» развивал в полтора раза большую мощность (60 против 41 лс), обеспечивая и в полтора раза большую же скорость судну: 6-7,5 узлов против 5-5,5, при том, что запас угля на «Св. Анне» был очень скромным. Одновременно с этим сам Норденшельд, говоря про силовую установку своей «Веги», называл ее слабой [11, С.269].

Вероятность гибели судна от сжатия льдами во время зимовки довольно высока, и именно поэтому Нансен построил «Фрам» особенным образом. Однако Нансен планировал концепт корабля именно с учетом необходимости принудительной его вморозки в лед как можно севернее материка для очень долгого дрейфа – это являлось целью его экспедиции. В свою очередь, для прохождения Северным морским путем судну требовались иные качества, которые позволили бы зимовать в более удобных местах, как с ледовой точки зрения, так и богатых дичью, а сам период зимовки минимизировать. В числе прочего от судна требовались скорость, мощность (для проламывания льда) и крепкая ледовая обшивка – чтобы как можно дальше пройти за навигацию и, самое главное, быстро миновать опасные места, наподобие мыса Челюскина. Смотрите так же Комментарий 17.

При этом следует обязательно учитывать, что «Фрам» Нансена в своей идеологии противостояния ледовым подвижкам не являлся совершенно надежным, и критика его проекта со стороны полярников была обоснованной. Проблему представляет собой не только сжатие льда, от которого как раз спасал яйцеобразный корпус судна (а так же специальная обшивка и распоры), но и навал льда – от которого сама по себе конструкция подобных небольших судов спасти не может. В какой-то степени это лотерея, и она прекрасно описана у самого Нансена [10, 349-357]. Существует и проблема другого рода, когда судно летом не освобождается ото льда – вытаивание ледового покрова вокруг корабля, но при этом под судном он не тает. В результате судно поднимается на своеобразный пьедестал, и может получить серьезные повреждения, если торошение льда столкнет его. В частности, явление вытаивания льда вокруг судна описывает Брусилов [3, C.22], в записи от 3 июля 1913 года. Другими словами, пока судно стоит во льдах, его команда находится в постоянном сражении со льдами, и потому выбор места зимовки так важен. Сражение это может закончиться любым исходом, и именно на этом строилась и строится критика Нансена, когда он оставил «воюющий» экипаж и отправился к Северному полюсу. Критика моральных качеств Стефанссона, после того, как он покинул вмерзший в лед «Карлук» во время своей экспедиции, и который почти сразу штормом унесло вместе со льдами, строится на той же самой позиции. При этом ледовая обстановка вокруг «Карлука» до шторма была куда более стабильной, чем вокруг «Фрама». В итоге «Карлук» был раздавлен льдами, а почти половина его экипажа погибла. Стефанссон, в свою очередь, потеряв судно, выжил.

Комментарий 17. По поводу мощности силовой установки на «Св. Анне» все же есть определенные разночтения. В большинстве источников указана мощность 41 лс (подразумевается эффективная мощность), со ссылкой на Брейтфуса. В других источниках заявляются иные характеристики. Например, М.А. Чванов в своей книге «Загадка гибели шхуны «Св. Анна», пишет: «…эти данные относятся к судну, когда оно еще называлось «Бланкатра». Позже она подвергалась ремонту, во время которого, очевидно, была заменена и машина, потому как старший помощник капитана Н. Андреев, который впоследствии отказался от плавания, в своем интервью газете «Новое время» назвал такие параметры: «машина имеет мощность в 400 индикаторных сил, ход 7 – 7,5 узлов» [18, C.8]. Здесь следует лишь отметить, что интервью давалось в ходе рекламной кампании, а сам Андреев показал себя ненадежным человеком. Все иные обнаруженные источники на русском языке точно так же приводят к интервью Андреева. Вместе с тем, Брейтфус, рассказывая о судне и его снаряжении, ссылается на сведения, полученные от Валериана Альбанова.

Первым этапом экспедиции Брусилова был перегон судна из Санкт-Петербурга в Александровск-на-Мурмане (ныне город Полярный, по тексту далее - Александровск), откуда стартовал арктический маршрут. Андреев в последний момент¹⁸ остался в Петербурге по личным делам, но пообещал встретить Брусилова в Александровске, а заодно привезти туда ученого-гидролога (Брусилов все ещё надеялся на научную часть) и врача для экспедиции.

Комментарий 18. М.А. Чванов пишет по этому поводу следующее: «[Андреев] согласился на участие в экспедиции с условием, что он тоже станет пайщиком акционерного зверобойного товарищества. Но незадолго до отплытия, А. Н. Брусилова, фактически являвшаяся полноправной владелицей судна, а значит, и самой экспедиции и имевшая на экспедицию далеко идущие коммерческие планы, потребовала от Г. Л. Брусилова, чтобы мелкие акционеры вышли из дела, оставаясь на судне лишь наемными служащими. Надо заметить, что сам же Г. Л. Брусилов планировал коммерческую сторону экспедиции только потому, что без этого была невозможна сама организация экспедиции, сам он в такого рода делах был совершенно неопытен. Н. Андреев, в отличие от него, тоже видящий в организации экспедиции, прежде всего, коммерческий интерес, по поводу заявления А. Н. Брусиловой [ничего] не высказал, но к отходу судна из Петербурга не явился, уклончиво пообещав присоединиться к команде [в Александровске] на Мурмане» [3, C.8].

Штурманом на судно Брусилов пригласил Валериана Ивановича Альбанова, профессионального моряка. Альбанов четыре года плавал помощником капитана по Енисею и Енисейскому заливу, и три года между Архангельском и Англией [2, С. 17-18].

Альбанов имел более качественный опыт для полярного плавания, нежели Брусилов, плюс он долго плавал помощником капитана, и неплохо разбирался в организации судового плавания, как такового. Вместе с тем, Альбанов точно так же не обладал опытом зимовок и длительных автономных походов¹⁹.

Ещё один момент: Брусилов – потомственный дворянин и офицер флота. Военный флот на тот момент представлял собой жесткую кастовую систему²⁰ со всеми вытекающими. В свою очередь, Альбанов являлся представителем другого сословия, и в определенных вопросах это имело значение.

Андреев, который должен был в плавании стать помощником капитана²¹, не сдержал своего обещания, и в Александровск не прибыл. Он так же не отправил на судно ни врача, на гидролога. Брусилов оказался вынужден в условиях ограниченного времени заниматься подбором недостающей части команды, закупкой припасов и подписанием с командой контрактов.

Комментарий 19. В разных источниках морской и северный опыт Альбанова различаются, однако не несут в себе кардинальных отличий. Суждения же о том, что Альбанов имел более качественный опыт для полярного плавания, нежели Брусилов; а так же о том, что полноценным для подготовки и проведения экспедиции полярным опытом Валериан Иванович не обладал, остаются в силе в любом случае. Тем не менее, в силу стесненности в средствах, определенной авантюрности мероприятия и отсутствия связей среди других путешественников, найти кого-то лучше Альбанова вряд ли было возможно. Дальнейшие события показали, что Альбанов чрезвычайно быстро учился и подстраивался под обстоятельства, а так же обладал системным подходом. Его гибкость мышления, упорство и целеустремленность оказались чрезвычайно высоки для тех условий, в которых окажется «Св. Анна». Вместе с тем, события зимовок и санного похода, гибель товарищей и тяжелые лишения, исчезновение шхуны со всем оставшимся на ней экипажем – оставили отпечаток на душевном здоровье штурмана: в последующие годы он, судя по всему, страдал нервным расстройством и неуравновешенностью.

Комментарий 20. Деление на сословия в Российской империи, к сожалению, часто игнорируется при оценке тех или иных событий. Однако, несмотря на постепенное размывание границ между сословиями к 1917 году, оно имело место быть. Флот при этом оставался наиболее консервативным звеном. Чтобы понять восприятие разницы между командой и офицерами на флоте, достаточно прочесть выписку из телеграммы Б.А. Вилькицкого от 27 сентября 1914 года, во время полярной зимовки: [Командиру судна «Вайгач»] «Благоволите сообщить завтра соображения свои и доктора Арнгольда, считаете ли нужным иметь особую раскладку для офицерского состава или довольствовать весь личный состав одинаково. Не может ли переход от обычного [офицерского] стола на командную порцию быть вредным для сохранения здоровья офицеров?» [5, C.248]. При этом Б.А. Вилькицкий отличался хорошим отношением к матросам, что помогло спасти ему жизнь во время событий 1917 года, которые он встретил в Петрограде.

Комментарий 21. Так как Андреев, который должен был плыть в качестве помощника капитана, не явился на судно, то частично таковую на себя был вынужден взять штурман Альбанов. То есть официально он находился в должности штурмана, но фактически оказался вторым по старшинству лицом на судне. Соответственно, когда Брусилов болел, то Альбанов на это время брал на себя обязанности командира экспедиции. Находясь на разных ступенях социальной лестницы, уже одно это могло привести к конфликтам между Брусиловым и Альбановым.

Контракты, которые подписывал Брусилов со своей командой, устроили не всех, и несколько человек перед отплытием покинули судно. Брусилову пришлось в срочном порядке искать и нанимать новых.

Все это осложнялось тем, что город был основан лишь в 1897 году, а начал функционировать как город вообще, а не как стройка, в 1899-м. На момент отплытия Брусилова из Екатерининской гавани, на берегу которой расположен город, численность населения здесь составляла менее тысячи человек. Найти здесь в разгар навигации врача, профессиональных моряков и, тем более, ученых, было невозможно. Город Мурманск, соответственно, строить ещё не начали.

Проблему судового врача удалось решить через Ерминию Жданко. Когда судно отправилось из Санкт-Петербурга в Александровск, было решено взять на борт пассажиров-туристов, для возмещения затрат на плавание²². Так как для перегона не требовался штатный экспедиционный экипаж, то под туристов отвели 13 свободных кают. Откликнулись на объявление лишь трое, и одним из таких туристов оказалась Ерминия Жданко, дальняя родственница Брусиловых.

Комментарий 22. Контекст и детали подготовки говорят о том, что Брусилов постоянно испытывал нехватку денежных средств. Анна Николаевна Брусилова (Рено) переводила деньги частями, с задержкой, а сам Брусилов постоянно отчитывался за их траты и вынужденно экономил. В свою очередь, Анна Николаевна, будучи основным спонсором экспедиции, оказывала на Брусилова постоянное давление в виде жестких условий. Постепенно, в накопительном эффекте, это сказалось на всем: отсутствие второго судна, малое количество профессиональных моряков в экипаже и его некомплект в отношении специалистов, отсутствие профессионального врача, срыв сроков выхода в море, невозможность проконсультироваться с более опытными полярниками и специалистами. Андреев, которому доверился Брусилов, и который, фактически, бросил своего друга, возможно ещё на стадии подготовки пришел к выводу о сомнительности предприятия.

Ерминия Жданко, молодая девушка 21 года, окончила курсы сестер милосердия. Так как плавание вокруг Скандинавии ей очень понравилось, а сама она была особой исключительно деятельной и энергичной, то она предложила свои услуги в качестве судового врача экспедиции, а так же взяла на себя часть обязанностей по закупке недостающих припасов. Вся существующая сейчас документальная база экспедиции обеспечена через усилия Жданко.

Несмотря на очевидно несоответствующий экспедиции медицинский опыт Ерминии Жданко, девушка сыграла большую роль в подготовке судна к отплытию. При этом, обладая прекрасным образованием, она своей деятельностью хоть как-то возвращала экспедицию в научное русло из коммерческого. Она раздала всем членам экипажа тетради и карандаши для дневников и научила их вести. Она занималась фотографированием и помогала в метеонаблюдениях²³.

Комментарий 23. Так как предмет конфликта между Брусиловым и Альбановым так и остался в точности не проясненным, то, в том числе, высказываются предположения, что конфликт происходил из-за женщины. Но в них опускается сам факт существования сословий и вытекающие из этого факта следствия. Ерминия Жданко была дочерью генерала А.Е. Жданко и племянницей генерала М.Е. Жданко (известного гидрографа и исследователя). И Альбанов, и Конрад отзывались о Ерминии, как о личности, крайне высоко – но и только. Ерминия принадлежала к тому же сословию, что и Брусилов, и это наделяло обе стороны (отдельно команду и отдельно Брусилова со Жданко) определенными нормами поведения, переступить которые было невозможно даже в условиях тяжелых зимовок.

Абсолютизм подобных отношений (безотносительно пола) можно встретить в дневниках британских экспедиций в Антарктику или у Нансена – и этот абсолютизм точно так же может ставить в тупик современного читателя, который принимает эти правила как выдумки, как косность мышления (в частности, в экспедициях Скотта) и как крайнее проявление субординации (в частности, в экспедициях Нансена). В свою очередь, в Российской империи различия между сословиями были куда как более ярко выраженными, нежели в означенных экспедициях Скотта и Нансена.

Экипаж шхуны «Св. Анна» при отплытии из Александровска состоял из 24 человек: командир судна, штурман, боцман, два гарпунера, старший рулевой, двенадцать матросов, два машиниста, кочегар, повар, стюард и врач. Включая Брусилова и Альбанова, в состав экипажа входило лишь 7 профессиональных моряков.

Планировалось набрать команду в 30 человек, и именно на такое количество членов экипажа закупили провиант – что сработало позднее в пользу Альбанова и его санной партии, так как к моменту их ухода с судна на его борту все ещё оставались припасы.

Встречаются утверждения, что экспедиция Брусилова была прекрасно снаряжена для полярного плавания. Брейтфус, в частности, формулирует хоть и по-другому, но мало меняя суть: «экспедиция Брусилова была снабжена в достаточной мере всем необходимым для предстоящего плавания» [1, C.7], подразумевая именно снаряжение и провизию, однако игнорируя факт отсутствия снаряжения и продуктов для санных переходов, а так же взрывчатки для подрыва льда. Тем не менее, Брейтфус отмечает слабую силовую установку судна, неприспособленные для зимовки помещения, а так же совсем небольшой запас угля. По всем этим трем факторам к началу XX века уже имелся накопленный полярный опыт других путешественников, вполне доступный к изучению Брусиловым.

Таким образом, в целом экспедиция Брусилова оказалась подготовлена к переходу слабо, а почти все члены экипажа имели недостаточный опыт. Само по себе это не гарантировало ее провал, но значительно повышало риски. Создается впечатление, что Брейтфус, говоря о «Св. Анне» «снабжена в достаточной мере», при своем опыте и знаниях, сильно лукавил. К тому же Брейтфус был участником совещания по экспедиции Георгия Седова, которая отправлялась в том же 1912-м году, и на котором Брейтфус показал прекрасную осведомленность о методах полярных экспедиций – на основе чего, собственно, и критиковал план экспедиции Георгия Яковлевича к Северному полюсу.

Возможно, критика подготовки экспедиции Брусилова со стороны Брейтфуса была ограничена в силу политических причин. Критиковать Брусилова – значило критиковать и экспедицию ГЭСЛО с ее подготовкой. То есть критика могла затронуть слишком многих. Георгий Седов, в свою очередь, пробился во флотское офицерство из нищеты, с огромным трудом – и являлся парией; даже, пожалуй, совсем нежелательной личностью на своей службе, несмотря на заслуги. Согласно Н.В. Пинегину, критика экспедиции Седова приняла в какой-то момент характер откровенного противодействия и даже саботажа.

Теперь пройдемся по важным моментам.

Брусилов планировал экспедицию исходя из своего опыта работы в ГЭСЛО – у него не имелось никакого другого. Он ориентировался на те ледовые условия, которые видел; а припасы и снаряжение планировал исходя из таковых же на судах «Таймыр» и «Вайгач». История позднее покажет, что и экспедиция ГЭСЛО окажется ровно в той же мере недостаточно хорошо подготовленной для перехода по Северному пути. Однако же ГЭСЛО закончилась успешно, благодаря: а) средствам радиотелеграфной связи; б) капитану Свердрупу, зимовавшему относительно недалеко от транспортов Вилькицкого, и судно которого тоже имело хорошую связь; в) огромным затратам и глубокой вовлеченностью правительства в экспедицию ГЭСЛО; г) значительно более подходящим для перехода судам.

Соответственно, в отличие от ГЭСЛО, нивелировать огрехи подготовки своей экспедиции во время дрейфа Брусилов возможности не имел.

Доверие части подготовки экспедиции неопытному в полярных делах, при этом ещё и ненадежному Николаю Андрееву, сильно снизило уровень ее устойчивости. Брусилов оказался в ситуации, когда даже имей он наработки и мысли для более качественной подготовки, реализовать их самостоятельно, располагая только лишь ресурсами Александровска и будучи явно стесненным в средствах, он не мог. В свою очередь, как видно из характера припасов и снаряжения, закупленных на корабль, Андреев не удосужился изучить полярный опыт других путешественников (Норденшельда, Нансена, Пайера и других). Либо, изучил, и именно поэтому к отплытию не явился, и о себе знать не дал.

Изначальный замысел экспедиции во время ее подготовки оказался смещен с научной на торгово-промысловую коммерческую. Само по себе это сформировало цепь событий, которая привела к опозданию судна к началу навигации в Карском море. Брусилов был вынужден постоянно подстраиваться под спонсора, для которого переход Северным путем выглядел как абстрактное мероприятие. Но и отказаться от позднего выхода в Карское море и остаться на зимовку в Александровске он уже не мог – в экспедицию были вложены большие и чужие средства. Вероятно, Брусилов в принципе торопился пройти Северо-Восточным проходом, успеть до того, как это сделает экспедиция ГЭСЛО, рассчитывая в таком случае на признание его затем как полярного исследователя. И наоборот – отказ от выхода наносил его репутации, и как исследователя, и как офицера, непоправимый урон.

«Св. Анна» отправилась в арктическое плавание 28 августа 1912 года (здесь и далее даты по старому стилю), и вошла в Карское море 4 сентября. Для сравнения – Нансен вошел в Карское море месяцем раньше - 4 августа, а 9 сентября миновал мыс Челюскин. Норденшельд в Карское море вышел 1 августа, а к мысу Челюскин 20 августа, достигнув устья Лены 28 августа.

Навигационный же период в Карском море составлял 8…12 недель, в зависимости от условий конкретного года. В 1912-м году ледовые условия были неблагоприятными, и Брусилов, проходя проливом Югорский Шар, об этом был оповещен. В результате шхуна «Св. Анна» продвигалась из-за льдов очень медленно, и вмерзла в лед 27 сентября, у западного побережья полуострова Ямал, так и не покинув Карское море.

Обзор и анализ продуктовых припасов, загруженных на «Св. Анну» перед плаванием

Источник по припасам, загруженным на корабль – подробный обзорный очерк Л.Л. Брейтфуса к изданию 1917-го года²⁴ дневника штурмана Альбанова [1].

Комментарий 24. Уже в последующем переиздании дневника в 1926-м году очерк Л.Л. Брейтфуса убрали. Предисловие к книге было составлено Н.В. Пинегиным, и хотя оно неплохо резюмирует экспедицию Брусилова и поход Альбанова, но ни справочные, ни сравнительные данные уже не приводит. Последующие советские полные издания содержат расширенную вводную статью Н.В. Пинегина, которая предоставляет ту же самую информацию по снаряжению и продуктам, что и Брейтфус в своем очерке. В российском издании 2023 года любая справочная информация отсутствует вовсе. В свою очередь, после эмиграции Брейтфуса в Германию в 1920-м году, его письменные упоминания в советских научных источниках резко сократились. При этом издание дневников Альбанова, которое вышло в Германии в 1925-м году, сопровождалось тем же самым предисловием Брейтфуса.

Личность Н.В. Пинегина тоже, однако, важна. Николай Васильевич Пинегин – талантливый художник и полярный исследователь. Принимал участие в экспедиции Георгия Седова на «Св. Фоке», и, соответственно, лично общался с Альбановым, так как именно «Св. Фока» нашел Альбанова и Конрада на базе Джексона. В дальнейшем Пинегин на фоне гражданской послереволюционной войны эмигрировал, но уже в 1923-м году вернулся обратно в СССР. Так как он не имел отношения к белому движению, то и проблем у него поначалу не возникло. На протяжении последующих десяти лет он участвовал в разных арктических экспедициях, а в 1930-х занимался писательской и редакторской деятельностью – в частности, именно благодаря ему дневники Альбанова переиздавались в полном виде, вместе с выпиской из судового журнала «Св. Анна», а так же с хорошей вводной справочной статьей.

Во время совместного плавания на «Св. Фоке» Пинегин много беседовал с Альбановым, и в его повести «70 дней борьбы за жизнь» приведены некоторые суждения, дополняющую картину из дневников самого Альбанова.

В 1935-м году Н.В. Пинегин был обвинен в связях с белым движением, признан общественно-опасным лицом и сослан в Казахстан. Несмотря на пересмотр дела несколько месяцев спустя и возвращение в Ленинград, вернуться к практической работе в полярной тематике ему не удалось. Скончался в 1940 году, в возрасте 57 лет.

Прежде чем перейти к списку припасов, вначале поговорим о мере весов. Русский фунт равен 409,5 граммам, в отличие от английского фунта, который соответствует 453,6 граммам. В советской и российской литературе (редко) и в русскоязычных современных статьях (чаще) как в переводе с английских фунтов на граммы, так и с русских фунтов на граммы может присутствовать путаница.

Сорок русских фунтов образуют один пуд. Итого 16,38 кг.

Разница между русским и английским фунтом может формировать противоречия и в самих оригинальных ведомостях. Например, закупленное за рубежом консервированное мясо фасовано в банки по одному английскому фунту – и тут возникает вопрос, как именно оно указано в ведомости: в русских фунтах или английских. Ещё больше вопросов может возникнуть при попытках перевести в русские фунты английские пинты.

В контексте нашей статьи разница, которую дают подобные пересчеты, незначительна, и мы будем руководствоваться наиболее вероятным вариантом применительно к каждому «спорному» продукту.

Загруженные на корабль в начале плавания продукты будут представлены в виде нескольких таблиц, с разъяснениями под каждой из них.

Таблица 1

На территории Российской империи, за исключением южных и западных областей, употреблялся в пищу, как правило, ржаной хлеб. Соответственно, в экспедицию основной мукой набиралась именно ржаная мука²⁵. Аналогичную картину мы наблюдаем и в экспедициях ГЭСЛО, где доля ржаной муки ещё выше, так как продукты на кораблях государственной экспедиции по своему составу были более регламентированы.

Комментарий 25. На момент 1913 года половина мирового урожая ржи приходилась на территорию Российской империи - 1,55 млн. пудов из 3,02 млн. пудов. Так как кроме очага, форму и состав хлеба формирует та культура, которую народ способен выращивать у себя в достаточном для своего прокорма количестве, то неудивительно, что ржаной хлеб так прочно проник в русский быт и кухню.

В свою очередь, в Российской империи на кораблях флота было принято печь свежий хлеб, если таковая возможность имелась, либо таковую было возможно создать.

Ржаная мука в Российской империи характерна довольно грубым помолом, что являлось скорее традиционным предпочтением, нежели отсталыми технологиями – ибо в отношении пшеничной муки в России добивались очень хороших показателей, если говорить именно о промышленном ее производстве.

Крупчатка – мука «первого разбора» из пшеницы твердых сортов, отличавшаяся от другой муки зернистостью крупинок. Современного понятия «мука высшего сорта» на тот момент ещё не сложилось. Выше крупчатки качеством тогда считалась лишь мука «конфетная». Однако крупчатка, по сравнению с любой иной пшеничной мукой, имела наибольший срок хранения.

Соответственно, «мука пшеничная» в таблице представляет собой муку более крупного помола и с более высоким содержанием отрубей, нежели крупчатка.

Традиционно из крупчатки пекли калачи - пшеничный русский хлеб, но уже к концу XIX века калачи стали вытесняться более простыми хлебобулочными изделиями, а в XX веке, после Второй мировой, исчезли и вовсе.

Под французской мукой, вероятно, подразумевается мука, завезенная из Франции, где, в свою очередь, сложилась своеобразная схема экспорта-импорта зерна и муки, построенная на уходе от налогов. При этом северная часть Франции имела избыток зерновых и экспортировала муку; а южная часть имела в муке нужду и импортировала зерно. Южная часть Франции предпочитала муку более богатую клейковиной, нежели производившуюся в своих северных регионах – ибо та клейковиной была бедна. Вполне возможно, что при закупке припасов на «Св. Анну» муку пришлось выбирать из складов по остаточному принципу «бери что дают» (если ее докупали к основному запасу на северном побережье России), либо таковая мука была взята для разнообразия. Печь из такой французской муки привычный для русского человека хлеб без смешивания ее с другой мукой не выйдет – поэтому традиционная «французская булка» это изделие, которое изначально отличается по своей структуре и вкусу от «булок» русских²⁶.

Комментарий 26. Другими словами – французская импортная мука в Российской империи была ниже качеством, чем собственная. Тем не менее, это не означает, что совершенно вся мука во Франции была низкого качества, так как: а) собственную «хорошую» муку они экспортировали в итоге гораздо меньше; б) активно импортировали зерно с высоким содержанием клейковины.

Однако форма и рецептура традиционной выпечки складывалась, в том числе, и исходя из наличия на своей территории вот такой вот муки с низким содержанием глютена.

В современном мире в муку с низким содержанием клейковины добавляют глютен в виде добавки, чтобы повысить потребительские свойства продукции. Увы, такая добавка не спасает хлеб промышленного производства от крайне низких вкусовых качеств для большинства изделий.

Под картофельной мукой в таблице подразумевается крахмал, который использовали для приготовления, в первую очередь, киселей – стандартная военно-морская схема питания того времени.

270 пудов муки (за вычетом картофельной) на полтора года (547 дней здесь и далее) на 30 человек должны были обеспечить каждого члена экипажа примерно 1 фунтом (410 грамм) свежего хлеба в день, что является нормой на тот период времени.

Таблица 2

Если в Таблице 2 оставить только лишь сухари ржаные и белые, а так же галеты, как прямой аналог сухарей, то у нас получится 4520,9 килограмм (276 пудов).

Стандартный рекомендуемый рацион на кораблях в то время составлял 1 фунт свежего хлеба и 1 фунт сухарей в день. Как правило, хлеб и сухари выдавались утром сразу на день – эту же схему мы видим, например, на кораблях «Таймыр» и «Вайгач» экспедиции ГЭСЛО, где до этого служил Брусилов.

Тем не менее, если исходить из рекомендуемых запасов в 1 фунт на человека в день, то сухарей на борту оказалось лишь на один год на команду в 30 человек.

Оставшийся запас в 618 кг сладких сухарей, печенья, пряников и сушек в пересчете на полтора года на всю команду не играет никакой роли, и был взят для разнообразия чайного стола в течение времени около года.

Обычно в штатном довольствии флота подобные сладкие продукты отсутствовали вовсе, и их приобретали за свой счет офицеры на берегу, а затем хранили на корабле как дополнительную часть своего пайка.

В целом, при достаточности прочего рациона фунт сухарей в день являлся скорее избыточным. Это подтверждается опытом флота в те годы, и часть его было возможно, сэкономив, сохранить – что и получилось в итоге, когда группа Альбанова направилась к ЗФИ, имея в основном из питания именно сухари, которые если бы выдавались до того времени строго раскладке, то должны были к тому моменту давно закончиться.

Таблица 3

Гречневая каша нигде за пределами территории Российской империи не встречалась - при том, что гречка в русской кухне занимала и продолжает занимать до сих пор значимое место, несмотря на исчезновение из широкого обихода большинства связанных с ней рецептур - гречневая каша с сушеными грибами и рубленым яйцом, пироги с гречневой кашей, тихвинская каша, гречневые блины и т.п.

Пропаренной гречки в Российской империи ещё не существовало. Освобожденное от шелухи зерно сушили в овинах, зерносушилках, либо на солнце. Высушенная на солнце приобретала зеленоватый оттенок - но к современной «зеленой» гречке она не имеет прямого отношения.

Продел (продельная крупа) – колотое гречневое зерно (цельное называется «ядрица»). Высший сорт дробленой гречки в дореволюционные времена – «велигорка», где зерно раздроблено на четыре части, и не должно содержать неошелушенных либо зеленых зерен.

Особняком стоит обварная гречневая крупа, которую высушивали после размокания в кипятке и затем использовали для быстрой варки. В промышленных объемах, однако, ее не производили, и в экспедиции, как часть рациона, она не попадала.

В целом, качество и разнообразие гречневой крупы в Российской империи было значительно выше, нежели в СССР, и, скорее, выше, чем сейчас в РФ.

Какую именно гречневую крупу закупили в экспедицию, неизвестно.

Пшеничная крупа наряду с крупой гречневой являлась одной из основных круп для питания населения в Российской империи.

Рис, как мы видим, был взят тоже в довольно большом количестве. На тот момент рис считался крупой длительного хранения, в том числе и за рубежом, где он использовался в отдельных полярных экспедициях – например, Вильялмура Стефанссона и его Канадской арктической экспедиции 1913-1916 годов [15].

Макароны в списке – тоже продукт длительного хранения. В свою очередь пшено хранилось менее всего. Тем не менее, в полярных экспедициях понятие срока хранения всегда присутствовало очень смутно.

Рис на территории Российской империи выращивали в Астраханской и Саратовской губерниях, однако для удовлетворения внутреннего спроса его не хватало, а потому его активно импортировали из США, Индии и Явы. Он же – «сарацинское зерно» и «сорочинское пшено», хотя к концу XIX века название «рис» все же устоялось, а сам рис к тому времени плотно проник в русскую кухню.

Крупа овсяная шотландская – собственно овсяное зерно, импортированное из Шотландии. Вполне вероятно, приобретено на месте за неимением на складе более популярной тогда овсянки геркулес, которую импортировали из США под двумя торговыми названиями: Геркулес (Herculo) и Чемпион (Champion). В Российской империи геркулес в промышленном масштабе не производился, а в СССР он появится только во времена Сталина – хотя вряд ли потому, что отец всех народов его горячо любил.

Под манной крупой подразумевается уже именно манная крупа, а не обработанные зерна манника. То есть манка здесь - пшеничная мука твердых сортов пшеницы крупного помола. При этом она была дорогой крупой.

Саго, вероятнее всего, производства Сингапур – на тот момент именно Сингапур являлся центром его производства. Импортирован либо напрямую, так как Российская империя вела прямую торговлю с Сингапуром; либо, скорее всего, через Великобританию.

Учитывая, что саго для русского человека было скорее экзотикой, то, вероятно, его взяли на корабль для разнообразия.

Если считать основными в Таблице 3 гречневую крупу, пшенную, рис, макароны и горох, то их уже, с учетом других продуктов, достаточно на полтора года для экипажа в 30 человек. В данном случае мы исходим из закладки в среднем 1/2 фунта на порцию.

То есть питание происходит трижды в день, из них основное (горячее) – дважды в день. Завтрак, по сути, представляет собой нечто вроде перекуса. Таким образом, у нас имеется в неделю четырнадцать горячих приемов пищи, где крупа и макароны встречаются семь раз. В среднем это составляет полфунта крупы на человека в день.

Оставшаяся часть круп позволяет вносить их в рацион каждый третий день, таким образом увеличивая общий запас круп ещё на полгода. Но, в условиях Арктики и без сопутствующих продуктов, типа свежего мяса, такое решение несет в себе совершенно недостаточную пищевую ценность. Другими словами крупы как НЗ, без возможности пополнится свежим мясом или воспользоваться хотя бы на некоторое время консервированным, в Арктике не годятся. Подобное суждение уже было сформировано к моменту времени экспедиции Брусилова, как в Российской империи, так и за рубежом. Однако и там, и там, это суждение далеко не всегда переходило из теоретической плоскости в практическую.

В данном случае немного избыточный запас круп мог расцениваться как НЗ именно исходя из возможности добыть свежее мясо. Одновременно с этим вероятность не добыть свежее мясо могла попросту не рассматриваться. Подобное предположение, если оно действительно таковое, опять же говорит о недостаточном опыте начальника экспедиции Брусилова. В свою очередь, «Гостеприимная Арктика» Стефанссона, в которой тот излишне оптимистично рассуждает про возможность добыть мясо где угодно при должном умении²⁷, ещё к тому времени не была издана.

Комментарий 27. Взгляды Стефанссона подвергались очень жесткой и беспощадной критике со стороны большей части полярного сообщества того времени, а так же продолжают подвергаться критике сейчас. Связано это и с самой личностью Стефанссона: гиперактивный и деятельный, невероятно честолюбивый, чересчур бескомпромиссный, с запредельной целеустремленностью. Его руководство Канадской арктической экспедицией, а так же авантюра с попыткой колонизации острова Врангель, формировали и формируют у многих полярников и исследователей-историков крайне низкую оценку его моральных качеств. И тем не менее, Вильялмур Стефанссон: а) сам на себе доказал свою теорию; б) не пытался убедить общество, что это он такой волшебный и уникальный, а скорее наоборот – каждый может стать таким же. В свою очередь, в своей книге он предложил: 1) идею (которую ранее никто не высказывал); 2) метод (которым ранее почти никто не пользовался); 3) результат собственного пятилетнего эксперимента (успешного – Стефаннсон остался жив и совершенно здоров физически). Его гипертрофия в суждениях основана на бескомпромиссности его характера, и она может быть порицаема, но саму идею, метод и результат исследования отбросить невозможно. Вот именно этот образ целеустремленного человека, который присутствует во всем, что делает, и добивается за счет этого любых поставленных целей, очень хорошо был воспринят в Советском Союзе в отношении полярной тематики.

Таблица 4

Консервная промышленность в Российской империи начала складываться с 1870-х годов. В Петербурге и Риге в 1877 году уже предлагали к продаже отечественные рыбные и мясорастительные консервы. В начале XX века консервы производили порядка 70 предприятий, ближе к 1917-му году их стало уже порядка 100. Общий суммарный выпуск, правда, по современным меркам был невысок.

Сектор армии и флота, тем не менее, осваивал консервы слабо, в отличие от военных структур в других империях – в основном из-за потрясающих по своей степени бюрократических проволочек. Собственно, это, в том числе, и накладывало ограничения на общий выпуск консервной продукции. Другим ограничением служил небольшой внутренний рынок сбыта – из-за плохой логистики он был сосредоточен на крупных городах европейской части страны.

Крымская война 1853-1856 годов показала слабую возможность Российской империи снабжать свои войска качественным питанием и питанием вообще. По ее итогам были сделаны однозначные выводы в пользу внедрения консервов. Но по факту вразумительный запас на складах и рацион с тушенкой Российская империя получила лишь спустя 50 лет, к началу Русско-японской войны. И весь этот запас почти не пригодился, так как доставлять его на восток из европейской части в достаточном для снабжения группировки количестве не умели. В итоге оказалось быстрее завозить часть припасов из-за границы.

По результатам проигранной войны с Японией, в том числе, кроме экспедиции ГЭСЛО, которая искала новый логистический путь, в Российской империи стартовала очередная реформа военного питания.

В 1910…1912 годах имелась возможность изготовить под экспедицию консервированное мясо на территории родной Российской империи, однако делать это следовало очень заранее и, крайне желательно, с предварительной приемкой²⁸. По цене, вероятно, это вышло бы дороже.

Комментарий 28. Джон Франклин и Георгий Седов далеко не единственные, кого снабдили в экспедицию некачественными припасами. Полярные экспедиции любой страны и любой известности своего руководителя сталкивались с низким качеством продуктов либо снаряжения, которое им пытались всучить. Например, Нансен (при переходе через Гренландию на лыжах) и Стефанссон (Канадская арктическая экспедиция 1913-1918 годов) имели дело с некачественным пеммиканом. И если в случае Нансена пеммикан лишь обладал низкой питательностью, то в случае Стефанссона оказался несъедобен даже для собак. Во многих рассказах об экспедициях, где есть подробное описание подготовки, приводятся свидетельства попыток некачественного снабжения. Поэтому уже тогда в экспедиции по возможности старались брать проверенные бренды еды или снаряжения. Например, консервированное молоко Nestle или галеты Huntley&Palmers.

Австралия, в свою очередь, начиная с конца XIX века, являлась одним из мировых лидеров по экспорту мяса, в том числе консервированной говядины. В европейскую часть Российской империи австралийская тушенка попадала через Великобританию, а в Россию через порты Балтийского и Черного морей. Тем не менее, небольшая часть английских и других европейских товаров импортировалась в Россию через Архангельск, грузооборот по которому составлял 2,5% от общего оборота по всем 49-и портам Российской империи.

Австралийские мясные консервы можно встретить в разных русских экспедициях того времени – например, в экспедиции Георгия Седова.

«Санитарная» конструкция, при которой припой находился бы лишь снаружи банки²⁹, была изобретена в 1888 году. Какой конструкции и насколько качественные консервы были закуплены для экспедиции Брусилова – пока остается открытым и интересным вопросом, которым, насколько известно, пока никто не задавался.

Комментарий 29. Речь идет об отравлении свинцом из припоя консервных банок. Наиболее известные случаи таких отравлений – арктическая экспедиция Джона Франклина 1845-1848 годов, а так же гибель норвежских охотников во время зимовки на Шпицбергене в 1872-1873 годах. Последний случай называют «Трагедия в Шведском доме». Сам дом, где умерли охотники, стоит до сих пор и является объектом культурного наследия.

Что касается веса и количества банок, то если это была «стандартная» тушенка для Великобритании, то ее содержимое весило 1 английский фунт. В таком случае, количество банок, взятых на борт, составляло порядка 3640 штук, в зависимости от того, как пересчитали их вес при закупке на корабль – то есть на 120 дней питания всему экипажу в составе общего рациона (1 банка в день на человека).

«Солонина обыкновенная» в таблице – засоленное традиционным способом мясо для его длительного хранения. Применялось на флотах империй повсеместно. Как правило, это была говяжья мякоть, так как из-за меньшего содержания жира ее срок хранения был выше. Традиционный способ засаливания включал в себя использование рассола, в том числе для перевозки – где мясо хранилось в бочках, и было залито рассолом. От качества и мяса, и рассола, зависело как долго будет храниться солонина.

Стандартная порция солонины – 3/4 фунта на человека, 5…7 раз в неделю. Итого 6577 порций, или на 219 приемов пищи экипажу из 30 человек.

Засоленная сухим способом солонина так же применялась, в том числе и на российском флоте начала XX-го века, но называлась она «корнбиф», от англ. corned beef.

Свинина, соответственно, в таблице идет отдельными строками, русского и американского производства – в сумме ещё на 2293 порции, или на 76 приемов пищи.

Итого за минусом говяжьих языков и окороков, предназначенных скорее для праздничных дней, запас мяса (солонина+свинина+консервы) был рассчитан на 415 дней плавания.

Н.В. Пинегин в «Записках полярника» в контексте экспедиции Седова критикует солонину, как элемент рациона, указывая, что она провоцирует цингу и является сомнительным продуктом для полярника. Но, согласно его же заметкам, во-первых, часть солонины в принципе оказалась плохого качества, и что-то даже пришлось выбросить за борт; во-вторых сам Седов критику отверг, аргументируя мировым опытом флота.

В данном случае прав скорее Седов. Показательный пример солонины в полярном рационе во время зимовки – плавание Норденшельда на «Веге», где порция солонины была даже выше: 400 гр вместо 308 гр – согласно [11, С.370]. У команды «Веги» не наблюдалось цинги – вследствие, впрочем, включения Норденшельдом в рацион разных противоцинготных продуктов. Сама же по себе солонина тут совершенно не при чем, ибо важен общий рацион «в среднем».

Сухой бульон Скорикова – мясной концентрат, изготовленный по технологии профессора Александра Степановича Скорикова. Он же – препарат Скорикова. Под названиями «сухой бульон Скорикова» и «препарат Скорикова» встречается в основном в описаниях дореволюционных экспедиций. Представляет собой не рецепт, как таковой, с точной технологической картой, а принцип изготовления – в чем напоминает пеммикан, но, в отличие от него, обладает гораздо меньшей вариативностью. В послевоенном СССР процесс изготовления был доработан и изменен.

В конце XIX и начале XX веков в разных странах было открыто производство мясных экстрактов, начиная от совсем бюджетных, типа бульонных кубиков Оксо (англ. Oxo), и до дорогих пастообразных концентратов типа экстракта Либиха (англ. Liebig's Extract).

Популярность мясных экстрактов была очень высокой, и использовались они чрезвычайно широко. Однако уже в конце XIX века существовал ряд критических статей, подвергающих сомнению их питательные свойства. При изготовлении экстрактов неизбежно утрачивалась белковая структура продукта, а жир отсутствовал вовсе, поэтому, несмотря на вкус и запах, которые давал экстракт, прокормиться им было невозможно.

Мясные экстракты можно встретить под разными наименованиями в разных полярных экспедициях эпохи великих открытий, но в санных переходах опытные полярники ими старались не пользоваться, как раз из-за низкой питательной ценности. Например, мясной экстракт Оксо присутствовал среди запасов экспедиции Скотта 1911-1913 года, однако в санных переходах он не применялся, а мясную часть рациона представлял пеммикан. В свою очередь, экспедиция Шеклтона 1907-1909 годов располагала запасом экстракта Либиха.

Экстракт Либиха. Представляет собой обезжиренный и сгущенный мясной бульон. В оригинальном рецепте 100 частей измельченного мышечного мяса растирают в кашицу, смешивают с 400 частями холодной воды, настаивают в течение двух часов при помешивании и затем отжимают. Выжимки еще раз размешивают с 200 частями воды, настаивают в течение двух часов и опять отжимают. Всю получившуюся жидкую часть нагревают на паровой бане до свертывания белка, процеживают через полотно и охлаждают для отделения остывшего жира. Отцеженный бульон выпаривают в вакууме (через вакуумно-выпарной агрегат) до густоты экстракта. Образуется бурая, несколько гигроскопическая, легко растворимая и дающая прозрачный раствор масса, приятного бульонного запаха, слабосоленого, кисловатого, характерного мясного вкуса.

Как мы видим, экстракт Либиха не содержит жиров и почти не может содержать белков, а потому с точки зрения энергообеспечения не несет смысла. Вместе с тем, он имеет в своем составе очень много экстрактивных веществ, являясь, по сути, стимулятором нервной системы. Он хорошо восполняет калиевые соли и возбуждает пищеварение.

Сухой бульон Скорикова. Говяжья мякоть освобождается от жира, режется на средние размеров куски и отваривается. Далее бульон, в котором варили мясо, проходит ту же обработку, что и у экстракта Либиха – его охлаждают для отделения жира и затем выпаривают. Отваренное мясо измельчается, смешивается с экстрактом бульона и сушится при высокой температуре. Получившуюся массу измельчают в муку.

В отличие от экстракта Либиха, бульон Скорикова является источником как экстрактивных веществ, так и белков. Но, тем не менее, с точки зрения калорийности он точно так же не дает в экспедиции значимого эффекта. Сто грамм сухого бульона Скорикова несопоставимы со ста граммами пеммикана, так как в последнем ещё и присутствует жир.

Как результат – популярность бульона Скорикова в полярных экспедициях длилась недолго. Если на борту судна сухой бульон, будучи добавлен в другое блюдо, положительно и качественно влиял на его вкусовые свойства, то как самостоятельное блюдо ценности он не нес, что было критично в условиях жесткого ограничения веса.

Вернемся к таблице.

Вес соленой кеты в бочках указан приблизительно. Бочки подразумеваются объемом около 500 литров. Они стандартные, сорокаведерные, а потому в отчете указаны именно как «бочки».

На фото пример подобной бочки, куда происходит засолка семги на Архангельском рыбном комбинате.

Прочая рыба указана в пудах и фунтах, так как была приобретена в бочках иного объема.

Кета традиционно входила в состав рыбной солянки, которая на сегодняшний день вышла из употребления, и как блюдо, фактически, утеряно. Однако, исходя из количества, скорее всего она использовалась и в других блюдах как замена солонине. Селедка обычно подавалась к картофелю, если таковой имелся на борту, или иному гарниру, по 1 шт на члена экипажа – это примерно ¾ фунта.

В условиях необходимости длительного хранения рыба во время зимовки судна дополнительно подвергалась копчению.

Если исходить из расчета ¾ фунта рыбы на порцию каждого члена экипажа, то запас рыбы рассчитан на 250 дней.

Таким образом, общий запас по мясу и рыбе, за исключением бульона Скорикова, рассчитан на 665 дней.

Отсюда, можно смело утверждать, что по мясу и рыбе экипаж был точно обеспечен на полтора года без всякой экономии, и даже скорее на два года при небольшой их экономии.

Вкупе с тем некоторым избытком круп, который мы наблюдали ранее, немного избыточное количество животной пищи могло улучшить продуктовый НЗ. Но качественного сохранения питательности этот избыток, при общем обнищании рациона и полном же отсутствии в нем свежего мяса, на третий год плавания уже не обеспечил бы.

И все же, это если рассматривать раскладку с точки зрения питания лишь на корабле. Если допустить, что корабль разрушит льдами, и экипаж будет вынужден добираться пешком до земли, то из подходящих мясных продуктов у нас лишь консервы; тяжелые и, справедливости ради – не очень питательные под санный переход; и бульон Скорикова – продукт с «отсутствующей» калорийностью. В общем-то, здесь мы видим, как необходим пеммикан – который, к слову, из добытых белых медведей и тюленей сделать не выйдет – их жир для этого не пригоден³⁰.

Создается впечатление, что в русских экспедициях бульон Скорикова видели заменителем пеммикана, что выглядит, конечно, очень странно.

Комментарий 30. Для изготовления пеммикана используются твердые жиры – то есть жиры травоядных. В отношении жира белого медведя, впрочем, можно пойти по другому пути, вернувшись к истокам рецепта – то есть смешать с измельченным сухим мясом нутряной жир. Вкус, правда, будет отвратный. В целом, для питания собак в полярных экспедициях прошлого изготавливали пеммикан на основе жира морских млекопитающих, так как слишком уж был велик соблазн – на месте имелось много сырья. Вот только собаки ели его крайне неохотно. Пример рецептуры такого собачьего пеммикана – китовый жир+мясо+рис (советский вариант из 1930-х годов). Однако многие полярники предпочитали все же и для собак делать пеммикан, пригодный под человека – в целях унификации, чтобы можно было есть и самому. Например, у Стефанссона пеммикан для людей состоял из молотой сушеной говядины, топленого говяжьего жира (немного менее 50% по отношению к мясу), изюма и овсяной муки; а пеммикан для собак просто из молотой сушеной говядины залитой топленым жиром 50% к мясу.

Другой момент по тюленьему жиру – его плохая усвояемость человеческим желудком. Октав Пави, врач и натуралист в Арктической экспедиции Грили 1881-1884 гг., подозревал, что причиной острых кишечных инфекций команды был именно тюлений жир. В дальнейшем описании похода Альбанова мы найдем этому некоторое подтверждение.

Тем не менее, в условиях, когда никакого иного сырья на месте для пеммикана нет, а жить и идти как-то надо, варианты с жиром ластоногих возможны. В экспедиции Бенджамина Ли Смита на «Эйре», к Земле Франца-Иосифа, 1881-1882 гг, после кораблекрушения и зимовки команда на берегу вываривала в моржовом жиру моржовое же мясо. Далее эти кусочки мяса, в которых жир заместил воду, укладывались в банки и запаивались. Соли в распоряжении команды тоже не было. Вкус был ужасным. Переход от ЗФИ к Маточкиному Шару на шлюпках занял 43 дня, но, справедливости ради, сваренный ими пеммикан не являлся основной пищей в этом пути.

В экспедициях опытных западных полярников к тому времени было уже принято брать пеммикан на случай необходимости покинуть судно, однако в традициях русских путешественников такой подход места ещё не имел.

Примеры у западных полярников по части пеммикана – Отто Свердруп, экспедиция на барке «Эклипс», 1914-1915 гг. (целью которой, в том числе, был поиск пропавшей экспедиции Брусилова); Роберт Бартлетт, Канадская арктическая экспедиция 1913-1918 гг., бригантина «Карлук». В обоих примерах есть определенные особенности экспедиций, но назначение запасов пеммикана было везде одним: калорийная и не требующая обязательной варки еда с минимальным объемом, для питания людей при перемещении их по льдам пешком или на собаках. И в обоих случаях пеммикан пригодился.

Экспедиция ГЭСЛО, опытом службы в которой обладал Брусилов, на судах «Таймыр» и «Вайгач» не имела на борту груз пеммикана. При этом их запас провизии при прохождении Северным морским путем точно так же, как и у Брусилова, был рассчитан на полтора года (и Брусилов взял их рацион, по сути, как образец) – и этого запаса оказалось недостаточно.

Интересно, что Нансен, с которым правительство Российской империи консультировалось по поводу ситуации с зазимовавшими транспортами «Таймыр» и «Вайгач», рекомендовал закупить пеммикан, если вдруг придется выводить экипажи судов³¹.

Комментарий 31. «… В заключение я упомяну ещё о том, что может быть интересным для Вас. Проектированная австрийская экспедиция к Южному полюсу, ныне отложенная [из-за войны], располагает большой партией пеммикана, которую она желала бы продать.

Если Вы снаряжаете спасательную экспедицию, то покупка этого пеммикана может иметь значение. Пеммикан заготовлен в Норвегии, и я полагаю, что он приготовлен хорошо и надежно…»

Это отрывок из документа «Письмо норвежского полярного исследователя Ф. Нансена начальнику Гидрографического управления генерал-лейтенанту М.Е. Жданко о положении экспедиции Б.А. Вилькицкого», от 9 апреля 1915 года [5, C.276-277]. Для лучшего понимания контекста отрывка про пеммикан имеет смысл прочитать письмо Нансена целиком. В письме он резюмирует положение экспедиции ГЭСЛО и потенциальные проблемы с ее снабжением провизией в случае ухода с поврежденных судов. То есть экипажи Вилькицкого находятся в этот момент в «вилке»: продукты на борту судов пока есть, но взять с собой на лед для перехода они их не могут по тем же причинам, что мы видим у Брусилова.

В целом мы наблюдаем некую особенность русских экспедиций в организации запасов питания для полярных переходов. Имея огромные арктические территории, Российская империя не занималась системным подходом в поиске средств ее освоения. В итоге пеммикан, как наиболее удобный пищевой концентрат, не получил распространения, ровно как и концентраты наподобие гороховой колбасы. Советский довоенный период освоения Арктики характерен тем же самым подходом – соответственно, вплоть до того периода времени, когда развитие технических средств перевело исследовательские экспедиции на принципиально иную и более качественную плоскость.

Таблица 5

Здесь мы видим сухие супы, в сравнительно небольшом количестве, а так же сушеные овощи. Все это в сумме призвано разнообразить и дополнить рацион, плюс сушеные супы возможно использовать при санных переходах – хотя их пищевая ценность сама по себе невысока.

Таблица 6

«Обычная» банка здесь – весом 2 фунта. Банка-половинка – весом 1 фунт.

Каротель – сорт моркови, который отличается укороченным, обычно круглым, плодом.

В современных статьях встречается утверждение, что русские путешественники эффективно справлялись с проблемой цинги за счет использования квашеной капусты в рационе. И это при том, что от цинги русские исследователи точно умирали не реже мореплавателей иных, у которых квашеной капусты в традиционной кухне не имелось, ибо квашеная капуста – продукт русской кухни³².

Рассмотрим этот аспект внимательно, так как он может являться очень важным для понимания заболеваний на кораблях с русскими экипажами.

Комментарий 32. Здесь важно разъяснить контекст. Квашеная капуста сама по себе, как продукт из капусты, подвергнувшийся молочно-кислому брожению, не является исключительно русским блюдом. Другой вопрос, что на территории России квашеная капуста – это целый феномен, сформировавшийся под воздействием долгих зим и сложившейся необходимости долго сохранять питательные вещества. Иначе в столь суровом климате, с питанием от сельского хозяйства, выжить сложно. Отсюда и мнение, что квашеная капуста, в ее поедаемом количестве и разнообразии рецептов, возникла на территории славянских народов самостоятельно, а не была заимствована из Азии или Европы. И если капитан Джеймс Кук брал с собой в плавание квашеную капусту и кормил ею экипаж именно потому, что согласно его наблюдениям экипаж судна меньше страдал в таком случае от цинги, то на небольшой корабль Брусилова тонну квашеной капусты загрузили, потому как без нее совершенно никак во вкусовом плане. И не факт, что экипаж не разбежится, если капусты на борту вдруг не окажется. А от цинги брали консервированное молоко – о чем в тексте будет ниже. Таким образом, если у Кука была логика «мы берем квашеную капусту, чтобы не болеть»; то у русских моряков «мы берем квашеную капусту, потому как к ней мы привыкли, и есть без нее ничего не можем». Это не значит, что все без исключения русские путешественники никогда не догадывались о ее полезных свойствах; но это значит, что ее чаще брали потому, как она с корнями вросла в русский быт и русскую же кухню, как в виде самостоятельного блюда, так и в виде щей.

К моменту Второй мировой войны, когда стало известно, отчего именно начинается цинга (недостаток витамина С), разные продукты широко исследовались на их противоцинготные свойства.

Положительный эмпирический опыт в отношении квашеной капусты действительно имелся. Отрицательный – тоже.

Исследователи разделились на три равные группы, с мнением по содержанию витамина С в квашеной капусте: 1) отсутствует вовсе либо содержание ничтожно; 2) он там есть и его очень много; 3) он там есть, но его немного.

Соответственно, так как в Советском Союзе вопрос в середине XX века начал вставать остро³³ едва ли не на всей территории страны (война и ее последствия; ГУЛАГ, индустриализация, снижение качества питания населения, и вообще социализм), то было выполнено комплексное исследование [4] противоцинготных свойств квашеной капусты.

Комментарий 33. Советский Союз на государственном уровне отреагировал на проблему цинги настолько масштабно, насколько по-советски смог: были проведены тщательные изыскания, в каких продуктах содержится аскорбиновая кислота, в каком количестве и сколько ее необходимо для профилактики цинги. Кроме того были выработаны и распространены рекомендации, как и из чего добывать витамин С самостоятельно. Эти рекомендации крайне интересны в контексте исправительно-трудовых лагерей, особенно Дальстроя, где подвоз и выращивание свежих овощей были ограничены, а от цинги страдали не только заключенные, но и административный состав. Суть в том, что для борьбы с цингой заключенные собирали ветки стланика, после чего эти ветки вываривали около часа на кухне, и давали отвар заключенным, вольнонаемным и т.п. Эта процедура выварки настолько часто описана в свидетельствах (особенно едко, пожалуй, ее комментировал Варлам Шаламов), что даже иногда мелькает в современной выживальческой тематике. Загвоздка в том, что в подобном отваре витамин С сохранялся довольно слабо. Интерес же контекста заключается в рекомендациях – на каком-то этапе «горячий настой» превратился в «отвар». То ли это произошло на стадии перепечатывания рекомендаций и внедрения их на местах; то ли авторы и вправду имели разное мнение о природе витамина C, а так же по-разному проработанную доказательную базу. Как результат: одни методички рекомендовали делать холодные или горячие настои, конкретно в тексте указывая, что доводить до кипения не нужно (например «Способы приготовления С-витаминных препаратов из растительного сырья», под редакцией профессора Ф.Г. Кроткова, 1943 год); вторые же описывали ряд способов, связанных с длительным (для витамина С) кипячением (например, «Как обеспечить бойцов на фронте зимой витаминами С и А», под авторством Н.С. Ярусовой, 1942 год). В ГУЛАГе чаще кипятили – на всякий случай, так как хуже стать вроде бы не должно. Статистики результатов нет, но по впечатлениям современников выходило не просто хуже, но и вовсе бесполезно.

Исследование показало, что в качественной квашеной капусте содержание аскорбиновой кислоты колеблется в пределах 17,2…29,0 мг/100 гр для капусты с колхозных рынков и в пределах 17,4…34,4 мг/100 гр для капусты с государственных контор (в обоих случаях чаще свыше 25 мг/100 гр).

В квашеной капусте низкого качества содержание аскорбиновой кислоты колеблется в пределах 2,3…16,8 мг/100 гр (чаще менее 10 мг/100 гр).

Было выяснено, что наибольшее количество аскорбиновой кислоты содержится в капусте, которая заквашивается в больших дошниках (дошник – емкость в 5…20 м³) и хранится затем в больших бочках. Хорошая капуста, правильно заквашенная, должна хрустеть на зубах – и в ней содержится наибольшее количество аскорбиновой кислоты. И наоборот, если капуста мягкая и не хрустит, это подразумевает низкое содержание аскорбиновой кислоты.

Так же было доказано, что при длительном хранении содержание витамина С постепенно падает, однако если капуста полностью покрыта рассолом, то снижение концентрации происходит довольно медленно.

Таким образом, хорошая квашеная капуста действительно богата витамином С, и содержит его, по крайней мере поначалу, примерно 30 мг/100 грамм, если брать по верхней планке.

Если мы пересчитаем 60 пудов (983 кг) капусты на «Св. Анне» на 30 человек на полтора года, то получим 60 грамм в день на человека - примерно 18 мг витамина С на начальной стадии плавания в случае хорошей капусты и порядка 11 мг при условно «средней». Много это или мало для решения аскорбинового вопроса, мы рассмотрим в отдельной главе. Там же мы посмотрим на определенные нюансы употребления, связанные, опять же, с особенностями русской кухни, и оценим их влияние на профилактику цинги в условиях морских переходов.

Возможно предположить, что именно в экспедицию Брусилова было взято мало или много квашеной капусты. Однако, в ведомости ГЭСЛО по закупке припасов на суда «Таймыр» и «Вайгач» мы увидим те же самые 60 пудов квашеной капусты – потому как снова две бочки. На судно/39 человек экипажа/полтора года получается 46 грамм на каждого. Кратной разницы, способной качественно повлиять на количество аскорбиновой кислоты здесь нет.

Таблица 7

Здесь мы видим небольшое количество компотных смесей, для приготовления компота 1-2 раза в неделю. В праздничные дни сушеные фрукты использовались для приготовления начинок в пироги.

Сохранение аскорбиновой кислоты при сушке таких продуктов зависит от множества факторов и может колебаться в широких пределах. Здесь, тем не менее, мы упираемся в три других фактора, перекрывающих все остальные: а) общее количество этих продуктов слишком мало, чтобы в составе общего меню оказывать профилактическое действие против цинги; б) по мере хранения содержание в них витамина С ощутимо падает; в) перед употреблением в пищу эти продукты проходят дополнительную термическую обработку.

Фактор термической обработки, на самом деле, является основополагающим, и мы рассмотрим его ниже в отдельной главе. В частности же мы всегда имеем серьезную вилку в рационе – обладая запасом продуктов с определенным содержанием аскорбиновой кислоты мы способны сводить ее на нет кулинарной обработкой. И если в условиях питания свежими продуктами сохранившееся в них после обработки количество витамина С может оставаться довольно высоким, в том числе переходя в отвар или бульон, то при необходимости длительного хранения этих же продуктов их ценность в профилактике цинги падает качественно³⁴.

Комментарий 34. Именно поэтому проблема профилактики цинги и других авитаминозов была решена только и только с появлением массовой и недорогой технологии производства витаминных добавок. В современном мире, тем не менее, все чаще наблюдается обратный эффект: с почти полным замещением основы питания населения консервированными или иными продуктами длительного хранения проблема дефицита витаминов стоит крайне остро. Из-за падения уровня доходов и полного изменения культуры приготовления и поедания пищи поступление витаминов в организм в необходимом количестве, как правило, не обеспечивается. Соответственно, в научных статьях медицинской тематики можно встретить разборы зарегистрированных случаев цинги среди городского населения [19].

Таблица 8

Пастила – традиционное блюдо русской кухни, чаще всего изготавливалась из яблок и клюквы. Повсеместный продукт на территории Российской империи. Производилась, в том числе, промышленно. Центры промышленного производства – Коломна, Ржев и Белев (Тульская область), причем с разной рецептурой. Более мелкие и, тем более, домашние производства, так же отличались вариантами рецептов.

Пастила в оригинальном рецепте содержит довольно хорошее количество витамина С. При средней выдаче в 50 гр/чел/день, она будет вносить 7…9 мг аскорбиновой кислоты в общую копилку. При этом пастила в последующем не проходит дополнительной термической обработки. Разумеется, по мере хранения содержание витамина С в ней точно так же падает, как и в других продуктах.

Правильно сваренное варенье тоже сохраняет витамины, в том числе остается в каком-то количестве и витамин С. Однако вклад его в общий рацион экипажа крайне мал.

Клюквенный экстракт – концентрированный клюквенный сок, производившийся на русских кондитерских фабриках. На корабле использовался для приготовления киселя. Клюквенный кисель в русской кухне в принципе появился первым из ягодных киселей, и его можно назвать традиционным. Соответственно, являлось нормой на флоте варить именно клюквенные кисели. Овсяный кисель в начале XX-го века варили в армии и на флоте реже. В свою очередь, в Советском Союзе овсяный кисель (белый кисель), как блюдо постепенно исчезнет, а ягодный (в основном варили клюквенный и брусничный) кисель сохранится – и почти исчезнет уже в современной России.

Аскорбиновую кислоту клюквенный экстракт не сохраняет.

Мармелад, придя к нам из французской кухни, в начале XX-го века промышленно изготавливался на кондитерских фабриках России, в разных рецептурах и из разного сырья. Витамина С ни в какой из рецептур не содержал – все же сам по себе технологической процесс его сохранение отвергал.

Таблица 9

Интересно, что кофе и чай мы видим в равном количестве.

Под русским чаем подразумевается чай русского развеса и упаковки. К тому времени чай в империи стал массовым напитком и сильно упал в цене, за счет доставки морем и железной дорогой, ибо ранее чай поставлялся сухопутным путем из Китая через Кяхту. При этом в начале XX-го века речь шла уже о черном чае. Английский чай, в свою очередь, был иного сорта, но тоже черный, к тому же заваривали чай в России и в Британии по-разному.

Кофе к началу XX века в Российской империи обосновался прочно и был в городах популярен. Поставлялся в сырых зернах, на территории империи проходил обжарку.

Шоколад широкого распространения не имел, вследствие своей дороговизны и чуждости. Создается впечатление, что шоколад на борт шхуны брали скорее как десерт³⁵.

Комментарий 35. На рубеже XIX-XX веков шоколад как походная еда распространения ещё не получил. Его можно видеть в списках базовых экспедиций, но не в списках санных партий. Исключения есть, но редки. Правда, стоит упомянуть «мясной шоколад» - это когда смолотое в муку сушеное мясо вместо жира заливали шоколадом. Рецепт использовали, в частности, датчане, и, например, упоминания о нем можно встретить у Эйнара Миккельсена в его экспедиции 1909–1912 годов («Alabama» Expedition). В русских экспедициях упоминается у Н.В. Пинегина, применительно к экспедиции Седова. Концепция не прижилась, хотя позже ее пытались использовать в советских полярных экспедициях, зайдя ещё дальше: добавляя шоколад в пеммикан с жиром. Идея заключалась в попытке снабдить пеммикан и быстрыми углеводами тоже (кроме шоколада там ещё присутствовал рис), однако вкус получился ужасным, и этот вариант тоже не прижился. Шоколад же, в свою очередь, как самостоятельное изделие постепенно прочно обосновался в экспедициях – несмотря на нарекания в отношении его энергетической ценности, связанной со спецификой быстрых углеводов. Альбанов, в частности, которого Брусилов снабдил в путь небольшим количеством шоколада, писал: «Очень жалею, что у нас так мало шоколаду. Это питательная и компактная провизия, которая очень кстати во время полуденных привалов, когда мы не ставим палатки и закусываем наскоро сухарями». Собственно, Альбанов очень емко и кратко описал достоинства этого вида продуктов, и именно поэтому шоколад и получил в дальнейшем такое распространение в походах и экспедициях. Если же рассматривать известные исключения полярников по части шоколада, то здесь лидером является Амудсен – шоколад входил в рацион его похода к Южному полюсу.

Таблица 10

Под китайскими орехами в данном случае подразумевается арахис.

Таблица 11

С молоком мы здесь имеем очень интересную ситуацию. На тот момент, и не только во флоте Российской империи, бытовало мнение об эффективности молока против цинги.

Процитируем строки из Рапорта врача Л.М. Старокадомского транспортного судна «Таймыр» во время подготовки судна к плаванию в составе экспедиции ГЭСЛО, от 17 мая 1912 года[14, С. 90]:

«В целях сохранения здоровья команды во время продолжительного плавания в северных водах, необходимо, между прочим, принятие следующих мер…: … 2) Выдавать, как это практиковалось во время плавания 1910 г., на каждого человека по одной банке консервированного молока в неделю, так как молоко является наилучшим противоцинготным средством и, внося разнообразие в легко приедающуюся консервированную пищу, увеличивает, вместе с тем, количество жировых веществ пищи…».

Как мы можем видеть, всего на борт было загружено 2420 банок молока. Как и в экспедиции ГЭСЛО, вероятно это Nestle, как лидер рынка консервированного молока на тот момент (Седов тоже закупил для экспедиции именно Nestle). Возникает вопрос в объеме банок обычного молока, так как он может быть разным. Вероятно, речь идет об объеме порядка 2 пинт, и тогда вес молока в одной банке можно принять за 1130 грамм. Упоминание в источниках экспедиции «трехфунтовых» банок, возможно, подразумевает именно эти банки.

Сгущенное молоко, в эти времена ещё без сахара, шло в маленьких банках, с весом около 1 русского фунта – и для удобства расчетов приравнивается именно к нему.

Если исходить из расчета одной банки в неделю, молока должно было хватить на 80 недель (почти на полтора года), однако так как экипаж был недоукомплектован (24 человека вместо 30 человек), то по факту, к моменту, когда Альбанов покинул судно (спустя 19,5 месяцев после отплытия) молоко все ещё оставалось в наличии.

Определенные противоцинготные эффекты у молока действительно есть. 1 литр сырого коровьего молока обеспечивает поступление в организм примерно 30 мг аскорбиновой кислоты – и это вполне хорошее количество. Если ежедневно столько пить свежего молока, совершенно точно цингой быстро не заболеешь. Соответственно, если желудок больного цингой ещё способен выдерживать свежее молоко, то при ежедневном употреблении такового он так же быстро идет на поправку – если речь не идет о тяжелых формах. Вероятно, мнение о противоцинготных свойствах консервированного молока происходит из эмпирических наблюдений за теми, кто употреблял сырое молоко, а так же из сложившейся в европейском и российском флоте веры в сохранение полезных свойств при консервации. Эта вера была исключительна сильна, и она хорошо прослеживается сквозь время в английском, например, флоте. Несмотря на то, что многие полярные путешественники-практики в конце XIX века уже высказывали обоснованные сомнения в пользе консерв в условиях своих походов, тот же Нансен придерживался традиционного мнения и отзывался о пользе консерв в исключительно позитивном русле – если говорить о его экспедиции на «Фраме» [10, С. 68].

По факту же совсем небольшое количество аскорбиновой кислоты остается лишь в сгущенном молоке, и оно не играет никакой роли, не говоря уже о режиме питания им «1 банка в неделю».

Деревянное масло, в контексте начала XX-го века – оливковое масло самого низкого качества, предназначенное для нужд освещения. Более привычное для нас название – лампадное масло. В пищу оно не годится.

Что касается яиц, то на момент начала XX-го века Российская империя была одним из лидеров экспорта куриных яиц, уступая только Австро-Венгрии. Основными импортерами являлись Великобритания и Германия. В среднем яйца, экспортируемые и потребляемые в пищу в Российской империи, были меньшего размера, чем в современном мире, так как отличалось питание кур - никто их специально под крупные яйца тогда в России не кормил.

Таблица 12

Хрен в данном случае – в виде кореньев.

Желатин в Российской империи начали производить в конце XIX века. К 1913-му году желатина производилось примерно 60% от того количества, которое производится в России сейчас – так что продукт был уже довольно распространенным.

Сухой хмель использовался при выпечке хлебобулочных изделий - для изготовления дрожжевой культуры. Сухих дрожжей в том понимании, которое имеется у нас сейчас, на тот момент в широком распространении не существовало. Описание «сухих» дрожжей XIX и начала XX века в кулинарных книгах по нашим представлениям близки к современным прессованным живым дрожжам, и использование их в долгом плавании было невозможным. В свою очередь, технология сухой закваски, которая так же встречается в литературе, не обеспечивала в условиях корабля ни удобства, ни надежности – надежности в том плане, что существовал риск остаться без закваски вообще.

Как результат, сухой хмель использовали для выпечки хлеба в условиях экспедиций начиная с царских времен и заканчивая позднесоветским периодом, вплоть до распада СССР, после которого стало вообще не до экспедиций.

Для приготовления дрожжевой культуры хмель кипятился в воде, затем навар охлаждали, закладывали в него муку и сахар, после чего ставили на сутки в теплое помещение [8].

Соль для засола шкур: вычищенные шкуры консервировали на корабле либо «мокросоленым» способом, либо тузлучным - путем опускания в рассол на полсуток. Тузлучный обычно использовался для консервации шкур ластоногих, а «мокросоленый» для медвежьих шкур. В любом из способов соль высокого качества не требовалась. Вместе с тем, эту условно «техническую» соль, вероятно, возможно было в случае нужды превратить в пищевую, так как налог на соль к тому времени был давно отменен (с 1880 года), и добавки, делающие техническую соль непригодной для пищи, в нее обычно не вносились.

Соль столовая здесь отличается от соли «простой кухонной» более высоким качеством.

В общей сложности, за минусом «технической» соли, на борт судна было взято около 31 тонны продуктов питания. Так как практически экипаж судна оказался недоукомплектован, то фактического количества продовольствия даже без экономии и попутной добычи имелось расчетно примерно на 22 месяца – с условием, что спустя год после отплытия разнообразие и качество пищи начнет снижаться, но все ещё останется достаточным (за исключением витамина С – о чем ниже). Круп и мяса/рыбы имелось расчетно ещё на 6 месяцев, однако качество питания только за счет них снизилось бы ниже порога заболеваемости от общего недостатка витаминов и низкой калорийности рациона.

Запас рациона на 18 месяцев рассчитывался исходя из уверенности, что более одного раза по пути зимовать не придется. Одновременно с этим Брусилов и Альбанов не боялись зимовки в Карском море, а потому столь уверенно вышли в него под конец навигации.

Уверенность основывалась на опыте кораблей «Варна» («Varna»)и «Димфна» («Dijmphna»), затертых льдами Карского моря в сентябре 1882 года. В июле 1883 года «Варна» затонула, а в августе 1883 «Димфна» успешно освободилась ото льдов и вернулась в Баренцево море. Брейтфус в своем очерке к изданию дневника Альбанова так же подчеркивает опыт этого дрейфа, согласно которому в мореходном сообществе сложилось впечатление, что передвижение льдов в Карском море имеет местный характер, и они описывают круг внутри бассейна. По факту же, шхуну «Св. Анна» отнесло льдами далеко на север, и уже весной 1913 года судно вышло за пределы Карского моря.

Зимой 1912/1913 годов команде шхуны удалось добыть 47 медведей (43 взрослых и 4 медвежонка) и около 40 тюленей. Жир с животных использовался на освещение и отопление, а мясо позволило несколько увеличить общий запас. Вместе с тем, спустя 16 месяцев после выхода судна из Александровска уже стала сказываться нехватка продуктов. Рацион упростился, а его питательная ценность снизилась. Так получилось и потому, что во вторую зиму команде не удалось добыть ни медведей, ни тюленей. Здесь подтвердился тезис команды Нансена, основанный на эмпирическом наблюдении во время дрейфа на «Фраме» - прожить на таких широтах вне побережья островов или земель за счет охоты невозможно³⁶.

Комментарий 36. Редкие песцы, которых они добывали, обеспечить мясом команду не могли. Следы медведей изредка им тоже попадались, но все попытки выследить их оказались неудачны. Для охоты на тюленей люди ходили к тем разводьям, которые временно открывались в районе дрейфа корабля, но, хотя они и видели изредка тюленей, зимой им не удалось подстрелить ни одного. Лишь в марте добыто два тюленя-нерпы, то есть небольших.

Здесь следует отметить, что никто из экипажа не был обучен зимней охоте на тюленя. Использовалась методика «подойти поближе и подстрелить», но она далеко не всегда срабатывала ввиду осторожности зверя. К тому же подстреленный тюлень часто тонул. То есть, добывать тюленей возможность имелась только при их обилии вокруг.

Зимняя охота на тюленей, когда их мало, может быть очень сложным делом, и требует специфических умений. Аборигенное население северного побережья России в его западной части к началу XX века уже не промышляло зимой тюленей в штатном, в пределах прямой пищевой цепочки, виде. Методики подобной охоты у эскимосов показаны, например, у Стефанссона в «Гостеприимной Арктике», и он хорошо описывает специфичность подобного промысла. Применительно к восточному российскому побережью зимний промысел тюленя чукчами описан у Норденшельда [11, С. 476].

Аналогично дело обстоит и с тезисом команды «Фрама» - норвежцы не умели охотиться на морских животных в подобных условиях. Вместе с тем, Стефанссон преподносит другой тезис: подо льдом в океане кишит жизнь, и если уметь, то добыть ее можно, что он и доказал в своей экспедиции. Подтверждение его тезиса найти можно и со стороны Брусилова: они видят и тюленей, пусть редко, и свежие медвежьи следы, и даже белух, но добыть их не удается, за отсутствием опыта и тех самых специфических умений.

В целом, у полярных исследователей всех стран, за очень редкими исключениями, было не принято учиться настоящим методам выживания у коренного населения. Успешная охота, в свою очередь, строилась только вокруг изобилия зверя, либо на случайности.

Альбанов покинул судно спустя 19,5 месяцев после отплытия (10 апреля 1914 года), когда уже однозначно рацион питания стал менее питательным и более однообразным. С 8 октября 1913 года был уменьшен суточный расход продуктов, а с 27 февраля 1914 года была введена экономия муки и хлеба³⁷. Запас продуктов на судне Альбанов на момент своего ухода и с учетом того, что он взял из общих запасов для своего похода, оценивал как на 9 месяцев на 24 человека - по декабрь 1914 года, при условии экономного расходования, после чего в январе наступил бы голод. Таким образом, фактический расход продуктов все же превысил расчетный, что связано с низкой, в среднем, питательной ценностью рациона и постоянными низкими температурами, а так же болезнями членов экипажа судна, связанных с особенностями питания, деятельности и климата.

Комментарий 37. Хлеб с этого момента пекли четыре раза в неделю, три раза черный и один раз серый, из расчета ½ фунта на человека, плюс к нему выдавали ½ фунта сухарей. В дни, когда хлеб не пекли, к выдаче было ¾ фунта сухарей. Исходя из оставшихся запасов сухарей, можно предположить, что до этого выдача составляла 1 фунт хлеба и ½ фунта сухарей в день – при условии, что пекли ежедневно. График выпечки мог быть и другим – например, печь хлеб могли реже, особенно с учетом дефицита топлива – однако это тоже проигрышная стратегия, так как мука без наличия топлива не годится ни на что, в отличие от сухарей, и если ее большой запас, то так или иначе его необходимо использовать. Поэтому можно допустить, что муку все же использовали для выпечки хлеба, пока таковая возможность имелась (сухарей и муки было поровну по весу на корабле, почти по 4,5 тонны) и пекли хлеб если не ежедневно, то хотя бы 5-6 раз в неделю. Исходя из этого допущения, если в неделю выдавалось 10½ фунтов хлеба и сухарей (7 хлеба и 3½ сухарей), то после введения экономии на эти позиции выдача составила 6¼ фунта (2 хлеба и 4¼ сухарей) в неделю. Таким образом, сокращение составило 40%. С учетом, что к тому времени сократилась и выдача других продуктов, режим экономии можно считать довольно жестким, и это очень важно для понимания как мотивов Альбанова покинуть судно, так и для приблизительной оценки того, что могло произойти в дальнейшем с оставшейся на судне частью экипажа.

Изначальный же набор продуктов питания, загруженный на корабль, характерен для морского русского офицера с опытом плаваний в обычных водах. Несомненно, у Брусилова имелся определенный опыт арктических вод, однако он был недостаточен – самое важное, пожалуй, ему не хватало зимовок. Что касается библиотеки судов «Вайгач» и «Таймыр», где Брусилов работал в составе ГЭСЛО, либо она не была достаточно полной, либо не использовалась системно при подготовке к плаванию. Все те же самые просчеты по питанию в условиях полярных зимовок видны затем и при проходе судов «Вайгач» и «Таймыр» под руководством Вилькицкого [5]. В случае с экспедицией ГЭСЛО все закончилось благополучно из-за гораздо лучшего обеспечения, в том числе связью, а так же за счет помощи с материка и с корабля «Эклипс» под командованием Отто Свердрупа.

Вместе с тем Нансен и Норденшельд, которые сумели обойти мыс Челюскин морем, оставили довольно подробные описания подготовки и содержания своих экспедиций, которыми имелась возможность воспользоваться. Издание Нансена о дрейфе «Фрама» было доступно к тому времени и на русском языке – и оно даже имелось на борту «Св. Анны».

Вполне возможно, что из этих книг была взята лишь наиболее удобная для себя схема, что связано, опять же, с недостаточным опытом офицеров Брусилова и Андреева, а также Альбанова. Альбанов, впрочем, критически охарактеризовал бортовую библиотеку «Св. Анны», которую закупил Брусилов (сам Альбанов, по понятным причинам, приобрести в плавание книги не мог³⁸), и где имелось лишь две книги специальной полярной литературы – Нансен, с его описанием дрейфа «Фрама» и попытки достичь Северного полюса, и монографии «Льды Карского и Сибирского морей» Колчака³⁹.

Комментарий 38. Книги были довольно дорогим удовольствием. Брусилов потратил даже на небольшую библиотеку шхуны несколько сотен рублей. Фактическая стоимость специальной литературы могла превышать 10…15 рублей за книгу, при этом печаталась она небольшими тиражами, и ее ещё следовало найти. Для сравнения, жалованье команды «Св. Анны» составляло: гарпунеры (два высокооплачиваемых специалиста) – 65 рублей и 50 рублей в месяц плюс 2,5 и 1,5% с промысла (с суммы проданных шкур зверя); остальная команда от 10 до 30 рублей в месяц плюс по 0,5% с промысла (кроме повара и вестового – они процент не получали). Стоимость средней съемной квартиры в Москве составляла 15 руб/месяц. Фунт свежего черного хлеба стоил 4 копейки. Средняя зарплата в Российской империи в 1913 году у рабочих заводов и мелких служащих составляла 24 руб/мес (8…15 руб/мес в провинции, 25…35 руб/месяц в Москве). Служащие старшего звена в Москве получали 50…80 руб/месяц. Жалованье Брусилова на службе должно было составлять порядка 165 рублей в месяц. Альбанов, работая в торговом флоте, получал вряд ли больше 50…70 рублей в месяц (в зависимости от конкретного года и должности) во время плавания, и не получал обычно ничего во время прекращения навигации и, тем более, по окончанию срока найма.

Теоретически, Брусилов имел, в силу своего положения, возможность обратиться за специальной литературой в Главное гидрографическое управление, и даже проконсультироваться у Брейтфуса по отдельным вопросам – как минимум, по свежим изданиям полярной литературы. Альбанову подобный маневр был недоступен.

Комментарий 39. Адмирал Александр Васильевич Колчак вошел в историю как один из руководителей Белого движения во время Гражданской войны в России. Однако же, до Гражданской войны Колчак был известен как один из ведущих русских полярных исследователей. Именно Колчак, наравне с генерал-майором А.И. Вилькицким (отцом Б.А. Вилькицкого, под руководством которого «Таймыр» и «Вайгач» пройдут Северным морским путем) являлся одним из идеологов экспедиции ГЭСЛО. В частности, Колчак вместе с Ф.А. Матисеном (тоже офицер, полярный исследователь, друг Колчака, умерший впоследствии в годы Гражданской войны от сыпного тифа) разработали сам проект ГЭСЛО и обосновали необходимость проекта ледокольных судов для исследования Северного морского пути.

В навигацию 1910 года Колчак командовал экспедиционным ледоколом «Вайгач». К моменту экспедиции ГЭСЛО Колчак уже имел высокий научный авторитет. Вместе с Матисеном он принимал участие в Русской полярной экспедиции 1900-1902 годов, проходившей под руководством Э.В. Толля. В рамках подготовки к экспедиции, Колчак, в числе прочего, проходил стажировку у Нансена. Его вклад в экспедицию оценивался как исключительно высокий. В 1903-м году Колчак был назначен руководителем спасательной экспедиции (сейчас известна как «Полярная спасательная экспедиция лейтенанта Колчака»), организованной для поисков пропавших партий Толля и Бирули. Научные результаты экспедиций оказались настолько объемными, что для их обработки была учреждена отдельная комиссия, работавшая несколько лет. Сам Колчак издал несколько научных работ, в том числе монографию, обобщавшую его гляциологические исследования в Арктике, введя, таким образом, свое имя и в мировую науку.

Выше по тексту личность и участие Колчака в экспедиции ГЭСЛО может войти в противоречие с недостаточной подготовкой судов к Северному морскому пути, а так же с недостаточной же подготовкой своей экспедиции Брусиловым, как участника походов ГЭСЛО. Однако: а) Колчак, возможно, столкнулся с крайними проявлениями консерватизма во флоте и находился в условиях недостаточного времени на более детальную проработку проекта; б) Колчак не являлся начальником экспедиции, он лишь командовал одним из кораблей; в) Брусилов во время плавания по северным водам служил на другом корабле; г) Во время работы Колчака в ГЭСЛО задачи прохождения Северо-Восточным проходом ещё не стояло, ее поставят только три года спустя.

Дальнейшая судьба Колчака сложилась трагично. В январе 1920 года, во время Гражданской войны, Колчак, волей обстоятельств находясь в руках чехов и французского генерала Мориса Жанена, был выдан большевикам в обмен на беспрепятственный вывод чехословацкого корпуса через Владивосток. Арест Колчака привел к одному из наиболее ожесточенных боев периода Гражданской войны – штурму Белой армией города Иркутска, с целью вызволить Колчака из плена. В ночь с 6 на 7 февраля 1920 года по указанию Ленина адмирал Колчак был тайно и без суда расстрелян, а его труп уничтожен (сброшен в прорубь реки Ангары).

В 1925 году по материалам показаний Колчака перед расстрелом, советским правительством была опубликована книга «Допрос Колчака». Издание своей целью несло попытку задним числом создать платформу для обоснования расстрела адмирала без суда и до окончания следствия, а так же идеологическую попытку сделать из Колчака образ жестокого диктатора. Протокол его допроса, в том числе, содержит упоминания о полярных экспедициях с его участием.

В дальнейшем в СССР имя Колчака, как ученого, было вычеркнуто из истории, его достижения и заслуги не упоминались, а личность Колчака преподносилась исключительно в негативном смысле на фоне противостояния с ним в период Гражданской войны. Одновременно с этим советское руководство пыталось избежать противопоставления двух диктатур – диктатуры Колчака и диктатуры Военного коммунизма, как единственно возможных политик Российского государства и Советского государства, способных преодолеть кризис каждой из сторон. Это позволило перевести противостояние только и только лишь в идеологическую плоскость, уничтожив «плохого» Колчака, как личность.

Как результат всего перечисленного – узнать в действительности, кем на самом деле был Колчак, как личность и как полярный исследователь, мы никогда не сможем. Его образ оказался настолько извращен со всех сторон, что от настоящего человека ничего не осталось. Ясно лишь, что не будь у него яркости и незаурядности, неких принципов и идеалов, понятных другим, вместе со способностью вести за собой – советское правительство не взялось бы столь тотально править его историю и его образ.

Вопрос свежих продуктов

В предыдущей главе мы рассмотрели продуктовый запас, загруженный на корабль. Следует, тем не менее, отметить, что это именно припасы длительного хранения, без учета свежих и условно скоропортящихся продуктов.

Отплывая же из Санкт-Петербурга в Александровск, и имея в пути остановки в Копенгагене и Трондхейме – в котором шхуна задержалась особенно надолго, команда обладала определенной возможностью использовать на кухне ранние свежие овощи, зелень, мясо, рыбу, выпечку и другие подобные продукты.

Аналогичная ситуация наблюдается и с отходом судна из Александровска и остановкой в становище Хабарово, пролив Югорский Шар⁴⁰ – везде запасы именно свежей провизии восполняются. Например, говоря про Хабарово о загрузке свежей провизии (три оленьи туши) имеются соответствующие упоминания в «Выписке из судового журнала» и в дневнике матроса Конрада.

Комментарий 40. За островом Соколий, в проливе Югорский Шар, строилась почтово-телеграфная станция, и Брусилов предпринял попытку взять из нее к себе в экспедицию освободившегося по окончанию работы студента-медика. Однако медик не мог покинуть территорию станции, пока не сдаст хозяйственную часть, за которую отвечал, и он ждал для этого рейс парохода «Иоанн Богослов». Брусилов, в свою очередь, не пожелал задерживаться ещё больше и отплыл, не дожидаясь, пока медик окончательно станет свободен.

Такая попытка свидетельствует о том, что Брусилов прекрасно понимал недостаточность медицинских познаний Ерминии Жданко для условий полярного рейса. При этом учитывая характер Ерминии и ее страсть к приключениям, крайне маловероятно, чтобы Брусилов собирался именно заменить ее как члена экипажа. К тому времени она стала незаменимой, заведуя припасами продовольствия, фотографируя и оказывая помощь в ведении наблюдений и записей.

Но даже при столь очевидной недостаточности опыта Ерминии, как врача для полярного плавания, шхуне «Св. Анна» повезло в этом отношении явно больше, нежели «Св. Фоке» из экспедиции Седова. Там в качестве корабельного врача взяли бывшего ветеринара. Н.В. Пинегин, участник экспедиции, давал ему резко отрицательные оценки и как специалисту, и как человеку вообще. Так же он указывает на его косвенную вину в гибели Седова во время экспедиции - и в его рассуждениях действительно есть логика.

Разница между Ерминией Жданко и ветеринаром Павлом Кушаковым в том, что Жданко предложила свои услуги только лишь от безвыходности Брусилова, и ее малый опыт в медицинской сфере не был ни для кого секретом. Его отсутствие она, как мы видим из дневников, компенсировала старательностью, и ее очень любили. В свою очередь, Кушаков, согласно Н.В. Пинегину, отправился в плавание только чтобы прославиться, и пытался манипулировать людьми; познания же в медицинском деле он имел самые низкие. Учитывая, что после возвращения Кушаков стал рекламировать себя как полярного исследователя, оценки его личности Пинегиным скорее близки к истине, нежели наветны.

Запас свежей провизии сильно ограничен в количестве, а в Хабарово ещё и в ассортименте, однако упоминание о нем важно для формирования следующего допущения: команда судна с момента отплытия из Санкт-Петербурга и до точки примерно в две недели после отплытия из Александровска питалась в большей степени свежей пищей, достаточной, чтобы избежать острого дефицита витаминов. В таком случае и предпосылок в этот период для заболеваний на этой почве сложиться было не должно – за исключением возможных отдельных случаев, связанных с индивидуальными пищевыми предпочтениями.

В своем дневнике Конрад упоминает картофельное пюре: в составе праздничного меню 1 января 1914 года, а так же 10 апреля 1914 года – в день прощания санной экспедиции с оставшейся на судне командой. Увы, к свежему картофелю это не относится, так как приготовлялось пюре из сушеного сырья.

Вопрос с картофелем имеет значение, так как, например, Норденшельд для своей экспедиции по Северо-Восточному проходу брал с собой свежий картофель именно как обязательную часть рациона, в рамках мер по профилактике цинги. Для этого он специально заказал к выращиванию ранний картофель. Брусилову подобный маневр в целом тоже был доступен, и он мог заказать тот же картофель, ровно как и другие ранние овощи, ещё на стадии покупки судна. Норденшельда, однако, не ограничивали в средствах на подготовку, и спонсировало его русское купечество, прямо заинтересованное в его экспедиции. Брусилову же, как мы знаем, со спонсором, мягко говоря, не повезло. Даже сушеного картофеля, которого они взяли с собой, с учетом недокомлекта экипажа могло хватить лишь на 25 приемов пищи. А потому его использовали в кухне больше по праздникам, в отличие от рациона Норденшельда, где свежий и сушеный картофель применялся в штатной раскладке.

Кроме того, в припасах не учтено спиртное – вероятно, приобретенное Брусиловым за собственные средства. В источниках не упоминается, чтобы в рацион команды входило спиртное, и мы таковое не видим в ведомости припасов. Однако вполне нормальным считалось, когда капитан судна из личных средств берет на борт небольшое количество алкоголя для офицеров, а так же команды (если судно маленькое) по праздникам.

В ведомости продуктов отсутствуют и некоторые припасы, загруженные на борт в небольшом количестве и сугубо для технических нужд. Например, стеарин и говяжий жир.

Оценочное количество витамина С в рационе на шхуне «Св. Анна»

Основная проблема с витамином С в полярных экспедициях – его низкая стабильность, как по времени хранения, так и термическая.

Квашеная капуста сама по себе очень хорошо сохраняет витамин С по мере своего хранения, если сравнивать ее с другими продуктами. Однако здесь есть два момента:

1) до 40% витамина С из общего объема квашеной капусты содержится в рассоле. Если в пищу употребляется квашеная капуста без такового, то теряется едва ли не половина столь необходимого вещества. Отсюда приходит одно из следствий – любители капустного рассола в отношении цинги были более здоровы. Вместе с тем, осознанное понимание, что рассол полезен в отношении цинги – отсутствовало.

2) При варке квашеной капусты в щах (традиционное русское блюдо прошлой эпохи) потери витамина С составляют 50…70%.

Последний пункт нуждается в тщательном разборе.

Питание наше за минувшие сто лет преобразилось кардинально. Мы сегодняшние с трудом способны понять, как и что ели наши прабабушки и прадедушки. Фактически, общее между нами отсутствует. От традиционных предпочтений в еде остались лишь следы.

Обратимся к штатному меню экспедиции ГЭСЛО и проследим, как и для чего они использовали квашеную капусту и свежую капусту [5, C.94-97].

Понедельник, обед: щи из солонины и квашеной капусты (либо свежей, если таковая есть);

Вторник, ужин: щи с кашей;

Среда, обед: щи из солонины и квашеной капусты (либо свежей, если таковая есть);

Четверг, обед: щи из свинины и квашеной капусты или щи с кашей (чередуются);

Четверг, ужин: винегрет из селедки (в нем использовалась капуста, по количеству столько же на человека, сколько и в иных блюдах);

Суббота, обед: борщ с мясом или щи с кашей (чередуются);

Воскресенье, обед: баранина с капустой или горох с ветчиной (чередуются);

Воскресенье, ужин: солянка из кеты (в ней использовалась капуста, по количеству столько же, сколько и в иных блюдах).

Итого, за неделю 7-8 блюд с капустой, квашеной или свежей. При этом без термической обработки капусты в меню лишь одно блюдо – винегрет.

Норма закладки капусты составляла 157 грамм (15 фунтов на 39 человек). Если пересчитать общее количество квашеной капусты на борту судна (60 пудов) на экипаж и на расчетные полтора года, то получается 46 гр/чел/день.

Здесь становится понятно, что вначале на транспорте использовали свежую капусту, загруженную в большом количестве, пусть и в рамках «свежей провизии». И только по мере истощения ее запасов в ход шла квашеная.

В свою очередь, свежая капуста на борту «Св. Анны» если случайно и имелась, то очень мало и в рамках «свежей провизии». Во время дрейфа, исходя из общего количества квашеной капусты, видимо 2-3 раза в неделю таковая использовалась для приготовления традиционных щей, с последующей окончательной потерей витамина С⁴¹.

Комментарий 41. Отправляясь в начале навигации из Владивостока, экспедиция ГЭСЛО вряд ли могла загрузить на борт свежей капусты столько, чтобы в сумме с квашеной ее хватило бы на все полтора года плавания. Это выглядит нереально. Рацион питания ГЭСЛО, который указан выше, должен был неминуемо «поломаться» спустя несколько месяцев плавания, после чего вся команда перешла бы на менее витаминосодержащие продукты. Судя по архивным документам, примерно так оно и произошло при проходе Северным морским путем.

В свою очередь, шхуна Брусилова, уходя в июне из Санкт-Петербурга и затем в августе с северного побережья материка, вряд ли могла откуда-то взять свежую капусту. Да и квашеная у нее на борту была прошлогодняя, с уже пониженным содержанием витамина С.

Возникает логичный вопрос, откуда ГЭСЛО могло взять в плавание свежую капусту? Вполне вероятно, ее поставлял во Владивосток, где базировалась ГЭСЛО, торговый дом "Кунстъ и Альберсъ", из Азии, в рамках государственного контракта.

То есть здесь мы приходим к следующему выводу: несмотря на относительно большие запасы квашеной капусты на «Св. Анне», как противоцинготное средство она имела минимальное значение. Как составляющая провизии она входила в состав традиционной русской кухни, однако в силу специфики потребления и приготовления на флоте, не могла вносить весомый вклад в профилактику заболеваний.

Это очень важный момент, объясняющий, почему в длительных плаваниях русские экспедиции точно так же страдали от цинги, как и все другие. От обратного, этот же момент опровергает утверждение о том, что русские экспедиции не болели цингой, якобы как раз из-за наличия большого количества квашеной капусты в меню. Как мы видим, есть нюансы.

Чрезвычайно тщательно подошедший к противоцинготному рациону Норденшельд во время своего плавания на «Веге» использовал квашеную капусту – один раз в неделю, 425 гр на человека, в необработанном термически виде.

Что касается солонины, соленой свинины и соленой рыбы, то фактически, если мы не говорим о свежедобытой дичи или пойманной рыбе, то наличием аскорбиновой кислоты в животных продуктах можно полностью пренебречь.

На самом деле, если рыбу квасить, а не солить; либо солить более традиционными методами, при которых происходят процессы заквашивания, то витамин С сохраняется гораздо лучше. Но, в нашем случае посол был традиционным. Кроме того, количество аскорбиновой кислоты в свежей рыбе зависит от конкретного вида рыбы.

В отношении сушеных овощей на "Св. Анне" обращает на себя внимание очень малое их количество. Безусловно, во время сушки часть аскорбиновой кислоты теряется, причем немалая. Однако все равно в каком-то виде она остается и способна вносить свой вклад. Пример мы видим в английских антарктических экспедициях. В частности, Шеклтон в своей антарктической экспедиции 1907—1909 годов во время зимовки использовал в рационе сушеные овощи исходя из расчетов 120...125 гр/день на человека. У Брусилова в рационе мы наблюдаем расчетные 51 гр/день на человека. Причем у Шеклтона его цифра обязательна для среднего потребления, как профилактика цинги, тогда как на "Св. Анне" упомянутое количество не входит в обязательную часть рациона и "экономится". И, как результат, цинга превращается в проблему.

Из прочих продуктов на борту шхуны значение, как источник витамина С, имела лишь пастила, и совсем уж небольшое – варенье. Корень хрена является сам по себе прекрасным противоцинготным средством, но количество его в общем рационе незначительно. Томатная паста, даже консервированная, тоже содержит некоторое количество аскорбиновой кислоты. В сумме, однако, количество витамина С в дневном рационе за счет лишь одних только продуктов на борту невелико.

Подсчитать его невозможно, так как у нас нет данных по свежести продуктов, которые способны содержать аскорбиновую кислоту, и так же по их качеству и графику выдачи. Наиболее оптимистично выглядит цифра в 20 мг в день на человека, с постепенным и неуклонным снижением во время плавания. Однако здесь необходимо ещё учитывать личные предпочтения в еде у каждого участника, а так же отношение к кулинарной обработке у повара. В качестве допущения мы можем принять диапазон 0…20 мг, в котором каждый член экипажа будет смещен по потреблению витамина С в любую сторону, с постепенным во времени смещением к отметке 0. Одновременно с этим мы точно знаем, что никто из членов экипажа не сталкивался на практике с цингой и не имел ровно никакого опыта, с ней связанного.

Теперь посмотрим, сколько необходимо вообще витамина С.

Рекомендуемая дозировка на сегодняшний день колеблется в пределах 50-90 мг/сут. Обоснованно считается, что при физических нагрузках или в сложных климатических условиях количество должно быть выше (120 мг/сут и более). Эти нормы подразумевают, что дефицита витамина С в организме на данный момент нет. То есть если человек какое-то время жил с дефицитом аскорбиновой кислоты, то ее количество в пище необходимо увеличивать.

В армии РККА периода Второй мировой войны было сформировано понятие «человеко-доза» [20], то есть достаточная дозировка витамина С, при которой он не более цингой. Она составляла 20 мг/сут.

К сожалению, нигде не указывается расчет дефицита – то есть на какое время рассчитана такая норма. Даже если мы берем во внимание нижнюю границу сегодняшних рекомендаций в 50 мг, то мы уже наблюдаем разницу в 30 мг между этой рекомендацией и «человеко-дозой». Эту разницу можно охарактеризовать как дефицит, который будет накапливаться со временем. Если в условиях войны, например, накопление подобного дефицита в течение, предположим, 6 месяцев, могло быть допустимым, то в условиях полярных путешествий эти полгода - слишком уж короткий срок, когда общая длительность экспедиции исчисляется двумя-тремя годами.

Вместе с тем 20 мг/сут витамина С подразумевают достаточное поступление в организм других витаминов. Это важный момент, так как часто игнорируется участие в скорости развития цинги дефицита других витаминов. То есть сам по себе запуск заболевания и его физических и психологических последствий для больного происходит на фоне дефицита аскорбиновой кислоты, однако скорость и тяжесть развития зависят как от общего качества питания в отношении других нутриентов, так и от уже имеющихся заболеваний у человека

Современное мнение о минимальной дозировке витамина С, которая удерживает от заболеваемости цингой и которая составляет 10…20 мг/сут, стоит на той же платформе, что и «человеко-доза» в РККА и не учитывает накапливаемый дефицит. В существующей модели жизни предполагается, что в какой-то момент человек, проходя плановое обследование в больнице, либо почувствовав некое недомогание, получает рекомендацию к дополнительному приему аскорбиновой кислоты, чтобы накопленный дефицит убрать. С реальностью такой подход не имеет ничего общего.

Стефаннсон указывает, что трех месяцев питания, при условии отсутствия в нем сырого или недоваренного мяса, а так же относительно свежих овощей, достаточно, чтобы начали проявляться серьезные симптомы цинги [15, C.451]. В качестве примера он приводит одну из собственных партий, которая в его отсутствие питалась продуктами из долговременного склада. Несмотря на его ясный приказ ежедневно есть свежее мясо, партия его проигнорировала, сочтя необоснованным, и в итоге все серьезно заболели.

Его эмпирический опыт коррелирует с дальнейшими научными исследованиями: при полном отсутствии аскорбиновой кислоты в пище цинга развивается в течение 1-3 месяцев, при высоком дефиците в течение 4-6 месяцев. Неоднократные случаи в экспедициях, когда цинга развивалась в первую же зимовку, прекрасно эти сроки иллюстрируют.

При этом есть другой важный момент: часть команды шхуны «Св. Анна» была набрана на месте, в северном регионе, и это русские, непривыкшие питаться сырым мясом. Высока вероятность, что у них уже имелся слабый дефицит по витамину С, и их заболеваемость цингой прошла за счет этого быстрее.

Однако же из этого допущения [непривыкшие питаться сырым мясом], следует и другой логический вывод: невысокая стойкость их иммунитета к трихинеллезу.

Если развивать это допущение и вывод из него дальше, то у Брусилова, в силу его происхождения, положения и жизненного опыта, стойкость к трихинеллезу могла быть наименьшей. Последнее допущение позволяет многое объяснить в последующих событиях.

Заболевание команды в первую же зимовку приняло характер эпидемии спустя лишь четыре месяца после отплытия, и крайне тяжелая форма развилась у лейтенанта Брусилова.

При этом первый тюлень был убит ещё 25 сентября – то есть спустя месяц после отплытия. Далее команда, казалось бы, не испытывала проблем со свежим мясом.

Однако же изучение записей Альбанова говорит нам, что тюленей, которых команда добывала в начале зимовки, они не ели. Точнее, употребляли в пищу только ласты, тщательно вымоченные в уксусе и затем обжаренные. Свежее же мясо у них появилось, по факту, лишь 8 декабря – когда был убит первый медведь. То есть спустя три с лишним месяца после отплытия. Далее проблем со свежим мясом они действительно не испытывали.

Таким образом, мы имеем несколько фактов:

1) на борту корабля после отплытия имелась свежая провизия, пусть и на маленький срок, и она должна была удовлетворять некоторую, пусть и минимальную, потребность в аскорбиновой кислоте.

2) В первые месяцы в основном рационе должен был сохраняться минимально достаточный уровень аскорбиновой кислоты.

3) Свежее мясо появилось в рационе команды спустя три месяца и одну неделю после отплытия. Далее проблем со свежим мясом не появлялось вплоть до следующей зимовки.

От этих фактов можно идти в дальнейших выводах, в том числе на основе описания заболеваний, двумя цепочками.

Первый путь: команда заболела именно цингой.

Если пойти по нему, то:

а) количество свежих продуктов, которые были взяты на борт в Александровске, было невелико;

б) Брусилов явно имел выделяющиеся от команды пищевые привычки. Столь быстрое развитие анемии говорит о быстром переходе заболевания во вторую степень, а значит, у Брусилова уже был сформирован дефицит аскорбиновой кислоты – вследствие определенных пищевых привычек. Вполне вероятно, что опираясь на них, он изначально, ещё с самого Санкт-Петербурга, не использовал в судовом питании свежие продукты в достаточном количестве, что в принципе могло предопределить быструю заболеваемость команды.

в) Ни Брусилов, ни Альбанов, не имели никакого теоретического представления о цинге.

В пункте в) суждение относительно Альбанова опровергается его дневниковыми записями – определенное представление о цинге он явно имел, причем, пусть и теоретическое, но все же разностороннее. Это опровержение можно вывести и из записей Пинегина [12, С. 215-217].

Второй путь: команда заболела трихинеллезом.

Если пойти по нему, то: Брусилов и Альбанов были прекрасно осведомлены об опасностях цинги, а так же понимали, что лучшая профилактика в их условиях – поедание сырого либо недоваренного мяса.

Суждение о профилактике [цинги] опровергается: а) о таковой нет упоминания ни в одном из источников; б) во время санного похода его участники, уже страдавшие от цинги, не пили или почти не пили свежую кровь тюленей (как, например, участники экспедиции Седова), а само мясо в сыром виде ели сравнительно мало, вплоть до выхода на берег.

Наиболее логичным выглядит следующее предположение: вся команда к концу декабря столкнулась с цингой; вся или часть команды с трихинеллезом в сравнительно «легкой» степени; командир экспедиции Брусилов с трихинеллезом в тяжелой степени.

Общие допущения и факты в отношении цинги по полярным экспедициям рубежа XIX-XX веков

1) Факт: научное понимание о том, что именно вызывает цингу, отсутствовало.

2) Факт: имелось эмпирическое представление о том, что это вызвано неким неизвестным веществом, в продуктах содержащимся.

3) Факт: имелось эмпирическое представление о том, что это как-то связано со свежестью продуктов.

4) Допущение: абсолютное большинство исследователей верило, что консервирование это некое неизвестное вещество сохраняет.

5) Допущение: абсолютное большинство исследователей верило, что тепловая обработка это некое неизвестное вещество из свежих продуктов не уничтожает.

Очень ярко это допущение подчеркивают исключения. К ним относились доктор Фредерик Кук, Руаль Амудсен, Вильялмур Стефанссон и некоторые другие.

6) Факт: все страны, которые занимались полярными экспедициями, либо имели свой военный флот - проводили поверхностные исследования на тему «почему цингой не болеют аборигены».

7) Факт: на основе Факта 6 разрабатывались рекомендации по питанию, которые могли даже выходить на некий официальный уровень.

Пример: рекомендации к питанию флота и армии Российской империи в условиях отсутствия свежих овощей предписывали при любом возможном случае использовать либо как отдельное блюдо, либо как добавки к основным блюдам, кровь убитых животных, в целях предотвращения цинги [6, С.176-177].

8) Факт: участники экспедиций в отношении веры в пользу сырого мяса почти всегда разделялись на противоположные по своим взглядам категории – причем совершенно независимо от рекомендаций.

Вот это было очень большой проблемой, особенно на стадии профилактики. Если тяжелого больного ещё можно попытаться заставить есть то, что он считает ядом; то вроде бы ещё здорового – категорически нет. Увы, верно и другое суждение: тяжело больной цингой сам себе добыть уже ничего не может. Поэтому если цингой заболевала вся команда, то без обилия добычи вокруг она была обречена.

9) Факт: во время зимовок и переходов, в случае свежей добычи, значимость для лечения или профилактики цинги имели взгляды и авторитет руководителя экспедиции и доктора экспедиции.

Здесь можно перечислить десятки примеров, однако остановимся лишь на двух.

Пример 1 – Бельгийская антарктическая экспедиция 1897-1899 годов. Доктор Фредерик Кук, столкнувшись с цингой, которой заболел весь экипаж, прописывает всем сырое и полусырое мясо пингвинов. Командир экспедиции Адриен де Жерлаш категорически отказывается принимать такое лечение. В итоге команда корабля делится на две части – первая быстро выздоравливает; вторая крайне медленно – питаясь лишь приготовленным (но свежим) мясом.

Этот пример исключительно интересен: вторая группа, тяжело больная, имеет перед собой наглядный опыт первой группы, которая ест сырое мясо, и излечивается почти сразу. Однако, находясь на грани смерти, как, в частности, Адриен де Жерлаш, употреблять в пищу сырое мясо все равно отказывается.

На протяжении всей истории освоения полярных территорий, всегда и везде прослеживается эта позиция: лучше умереть, чем нарушить свое и общее табу.

Пример 2 – дрейф «Фрама». Нансен транслирует свою абсолютную уверенность в разнообразных консервированных продуктах (как и бельгиец Адриен де Жерлаш из Примера 1), как к надежнейшему средству от цинги. Однако как только на борту корабля заболевает Свердруп, врач экспедиции прописывает ему сырое мясо, и больше ничего кроме сырого мяса. То есть все едят всё, а заболевший Свердруп одно лишь сырое мясо. И в лечение доктора никто не вмешивается - во всяком случае, это не прослеживается у Нансена⁴².

Комментарий 42. Нансен при этом никак не упоминает о том, считает он или не считает болезнь Свердрупа цингой. Он просто преподносит эту болезнь и метод ее лечения как факт. В контексте его книги о дрейфе «Фрама» мы и вовсе видим отрицание случаев цинги на борту корабля. Поэтому можно считать, что их судовой доктор являлся закоренелым язычником, предпочитающим исцелять любой недуг сугубо сырым мясом. А можно считать, что он был продвинутым специалистом для своего времени и рассмотрел у Свердрупа некие симптомы цинги, а потому прописал единственно верное средство. Если второй вариант принять за допущение, то на фоне остальных участников, предположительно не подвергнутых подобному лечению, можно вывести и другое допущение – что Свердруп имел некие отличия в пищевых привычках от остальной части команды. Например, не ел мясо в столь же больших количествах.

В целом, рассмотрев питание на «Фраме» и во время попытки достичь полюса, мы видим следующую картину: много свежего мяса и недостаточно долгий срок ее термической обработки. На борту это в основном котлеты, в походе это стейки. Ни то, ни другое сложно либо и вовсе невозможно в таких условиях обработать – хотя, надо признать, тому же Адриену де Жерлашу подобное удавалось. При этом норвежцы употребляли свежее мясо в очень большом количестве.

В отличие от них, в русской традиции добытое свежее мясо подвергалось варке⁴³. Несмотря на потерю витамина С, оно его все равно сохраняло, к тому же часть витамина переходила в отвар.

Комментарий 43. Варка мяса, однако, не обязательно уничтожала в нем всех трихинелл. Тут мы сталкиваемся с очередной вилкой: свежее мясо спасает от цинги, но существует  риск заразиться трихинеллезом. В таком случае возникает вопрос, почему не болели другие полярные группы? Ответов несколько. Самый первый из них – вероятность заражения есть, но она не абсолютна. В зависимости от региона, года и вида убитого животного вероятность заразиться может колебаться от 0,1% до 75%. Следующий – не существует данных, сколько членов полярных экспедиций из погибших по факту болело трихинеллезом. Предполагается, тем не менее, что проблема трихинеллеза имела место и имела значение. И, наконец, третий – заболевание может проходить и вовсе бессимптомно, плюс сформировать при этом определенный иммунитет.

Существует прекрасная в своей подробности научная статья на тему трихинеллеза в Арктике: «Epidemiology of Trichinella in the Arctic and subarctic: A review» (авторы статьи: Antti Oksanen, Age Kärssin, Rebecca P K D Berg, Anders Koch, Pikka Jokelainen, Rajnish Sharma, Emily Jenkins, Olga Loginova). Статья доступна через поиск в Сети на множестве зарубежных ресурсов. В статье используются ссылки и на русские исследования.

У Нансена, в экспедиции на «Фраме», а так же у Скотта, в его последней экспедиции к Южному полюсу, мы видим общий подход к цинге их врачей: они в определенный промежуток времени брали на анализы кровь у всех членов экипажа и изучали ее на предмет заболеваемости цингой. Вместе с тем мы видим, что такого нет в команде у Брусилова. У него нет ни приборов, ни должного опытного врача.

Зачем именно брали на анализ кровь?

Эмпирически было выведено, что вылечить цингу в первой ее степени несложно, однако определить при этом ее визуально по одним лишь только внешним признакам возможно далеко не всегда. Как раз для этого и производилось изучение крови – чтобы выявить раннюю стадию заболевания.

В экспедиции Брусилова не имелось возможности отследить заболевание цингой на ранней стадии, никто из экипажа не имел практического опыта, связанного с цингой, а значит, могли строиться определенные иллюзии на этот счет.

Подобное суждение не выставляет Брусилова в негативном свете. Во-первых, ему негде было приобрести этот опыт (экспедиция ГЭСЛО сформировала ему «ошибку выжившего»), а его слабая проработка полярной литературы типична для большинства путешественников⁴⁴. Во-вторых, даже Нансен и Скотт имели о цинге очень своеобразные представления, далекие от реальности, однако они отдавали в условиях базы борьбу с ней на откуп специалистов-врачей - очень продвинутых в обеих экспедициях. В условиях же полярного похода Нансена оберегали правильные пищевые привычки и обильная охота. В свою очередь, заболеваемость Скотта цингой была неизбежной и, безусловно, она сказалась на общем результате⁴⁵.

Комментарий 44. Суждение о слабой проработке специальной литературы, полярной или горной, по джунглям или пустыням – другими словами, тематической для условий экспедиции, справедливо для большинства путешественников любых эпох. В том числе и эпохи нынешней. Под проработкой подразумевается не только чтение само по себе, но и способность и цель взять из источника главное и интерпретировать его под себя. Тем не менее, считать слабую проработку источников единственной причиной всех бед тоже не стоит. Например, к началу XX века практическими знаниями об условиях походов в Антарктике обладало небольшое количество людей, а литература на эту тему фактически отсутствовала. И здесь мы сталкиваемся с другой проблемой: способности сделать из практического опыта выводы для организации последующих экспедиций. Амудсен, Кук, Скотт и Шеклтон – каждый из них смог это сделать. Однако интерпретация опыта пошла разными путями. Амудсен и Кук исходили из спортивного принципа и во главу успеха ставили скорость. Скорость оставляла отпечаток на всем – принятие и изменение решений, авантюризм, абсолютная диктатура руководителя, готовность к высокому риску, умение видеть любые окна возможностей и тут же пользоваться ими, на ходу перестраиваясь и заставляя делать это других членов команды. Скотт и Шеклтон, в свою очередь, действовали методично, даже инженерно, стараясь в меру приобретенных знаний минимизировать риск, более активно делегировали обязанности и оставляли их на усмотрение исполнителей.

Комментарий 45. Поход Амудсена к полюсу и обратно продлился 14 недель (3,5 месяца), а поход Скотта до момента его гибели 21 неделю (5 месяцев). При этом у Амудсена рацион не предполагал полного отсутствия витамина С – за счет поедания собак. Это очень важный момент: с точки зрения энергетической ценности измотанные собаки не отличались высокой калорийностью своего мяса. А вот с точки зрения питательности, как возмещения определенных нутриентов – они вносили очень высокий вклад в рацион, и переоценить это невозможно. Без употребления мяса собак в пищу Амудсен ощутимо повышал бы шансы не вернуться из похода. И, так как он плавал вместе с доктором Фредериком Куком в составе Бельгийской антарктической экспедиции, Амудсен прекрасно был осведомлен о противоцинготной пользе своих собак. При этом сам по себе замысел и методы достижения Южного полюса были заложены именно в Бельгийской экспедиции, сообща с Куком – который уделял значительное внимание борьбе с цингой.

В свою очередь, заболевание цингой команды Скотта на пути с полюса было неизбежным. Вместе с тем, границы времени заболевания команды Скотта смещены к максимальным срокам, так как во время зимовки и в первые дни похода питались они очень хорошо, и дефицита аскорбиновой кислоты не имели. Вклад цинги в гибель группы Скотта безусловен, но он не так высок, как хотелось бы многим считать. То есть в уравнении, которым мы можем описать причины гибели последней тройки в команде Скотта, мы видим несколько сложившихся рисков. Ситуация уникальна в силу того, что при вычитании любого из них эта тройка имела высокие шансы вернуться на базу.

Это не отменяет изначально высоких рисков в планировании у Скотта. Однако нужно быть справедливым и в том, что высокий риск сопутствовал всем великим полярным походам того времени. Поэтому говоря о недостаточном планировании у Скотта необходимо тогда говорить и о том, что Амудсен, например, имел высокий риск не провести собак через ледник. То есть у Амудсена тоже имелось уравнение рисков с несколькими составляющими, просто эти риски были другие и по-другому же распределены по времени похода.

Есть и другой момент: Скотт, проиграв навязанную ему гонку к Южному полюсу, остался героем. Его славу смог пошатнуть, пожалуй, лишь Хантфорд, гениально предвзятый и ловко манипулирующий интерпретациями событий. В последние четверть века репутация Скотта вновь повысилась, хотя в России, где печатается очень мало книг по полярной тематике, точка зрения Хантфорда на бездарность Скотта все ещё превалирует. В свою очередь, Амудсен серьезно увеличил риски, объявив гонку Скотту и одновременно с этим «бездарно» (в духе обвинений против Скотта) провалив первую попытку старта – в результате которой произошел раскол группы и серьезный конфликт – сам поставил себя в условия «все или ничего» (покорить или умереть). В противном случае он навсегда остался бы с позором на репутации. При этом репутация Амудсена в отношении его достижения полюса основана в немалой мере на том, что группа Скотта подтвердила его и при этом погибла. В противном случае обе партии ожидала бы либо участь партий Пири и Кука; либо репутация Амудсена была бы гораздо меньшей из-за научных достижений партии Скотта. Попутно отсюда мы имеем вывод, что без Скотта не было бы того Амудсена, которого мы знаем.

Ещё одно отличие рациона Нансена на «Фраме» от рациона «Св. Анны» - запасы консервированного лимонного сока. Несмотря на обработку, какое-то количество аскорбиновой кислоты в лимонном соке сохранялось, пусть и, опять же, падало со временем. Ценность в этом отношении лимонного сока в сравнении с соком лайма была выше. И все равно, как мы видим, врач экспедиции Нансена не рассматривал лимонный сок как единственное и вообще надежное средство от цинги – накопленный эмпирический опыт путешествий такую веру уже отвергал. Лимонный сок оценивался, скорее, как средство некоей отсрочки; элемент защиты в составе всего остального, тщательно выверенного рациона и методик проверки здоровья. В этом отношении в рационе «Св. Анны», как и в рационах других русских полярных экспедиций, мы подобного подхода не наблюдаем.

Картографический материал

Для лучшего понимания дальнейших событий можно воспользоваться картой, которую помогал составить Брейтфус для первого издания дневников Альбанова:

Ссылка для скачивания карты в лучшем качестве: https://disk.yandex.ru/i/R1HjLDWuk1hPlw

На этой карте отмечены:

1) Путь шхуны «Св. Анна»: как своим ходом, так и во время дрейфа вместе со льдами. Указаны даты, когда происходила съемка координат – то есть происходившие события можно соотнести с общим положением судна.

2) Путь дрейфа судов «Варна» («Varna»)и «Димфна» («Dijmphna»), затертых льдами Карского моря в сентябре 1882 года. Этот путь показан для наглядности, чтобы понимать отсутствие беспокойства команды Брусилова в отношении зимовки – общепризнанным считалось направление дрейфа льдов внутри акватории Карского моря. Следует иметь в виду, что это дрейф именно в том случае, если лед вдруг оторвет от берега – ведь на зимовку старались встать в бухте, либо хотя бы недалеко от береговой линии.

3) Несуществующие земли, обозначенные на доступной Альбанову и Брусилову карте, и на большинстве карт данного региона вообще. Отсутствие большей части из них было доказано в экспедиции герцога Абруццкого в 1899-1900 гг, однако результаты его экспедиции не издавались на русском языке, да и вообще получили не самое широкое распространение. Георгий Седов, в частности, знал о них лишь благодаря Брейтфусу – точнее его критике планов Седова по достижению Северного полюса.

Здесь же отмечено зимовье герцога, где тот оставил немного запасов от своей экспедиции. Возможно, знай о нем Альбанов, его путь сложился бы совсем иначе, да и дата выхода с корабля была бы другой.

Из общего вида несуществующих земель на карте, с одной стороны, возможно понять, почему Брусилов считал землю достаточно близкой. С другой стороны, к тому моменту его шхуна уже дрейфовала по «Земле Петермана» и довольно долго находилась вблизи «берегов Земли Короля Оскара». А потому логически напрашивался вывод, что северная часть архипелага Земли Франца-Иосифа нанесена на карту, мягко говоря, не совсем верно.

4) Маршрут Нансена и Йохансена в 1895-1896 гг, при возвращении с попытки достичь Северного полюса. Их маршрут Альбанов рассматривал как образец, а базу Джексона на острове Нортбрук – как цель.

5) Маршрут Альбанова, с датами и отражением формы перемещения: пешком, в дрейфе и на каяках.

6) Точка зимовки «Св. Фоки» из экспедиции Седова, который на обратном пути к материку подобрал Альбанова и Конрада. Так же отмечено приблизительное место могилы самого Седова, на острове Рудольфа.

Здесь показательно, что «Св. Фока» вышел в экспедицию в том же августе 1912 года, что и шхуна «Св. Анна». Седов не заходил в Карское море, но столкнулся с теми же плохими ледовыми условиями, что и Брусилов. В итоге «Св. Фока» встал на незапланированную зимовку у берегов Новой Земли.

В 1913 году «Св. Фока» с трудом смог пробиться от Новой Земли до острова Гукера, в архипелаге ЗФИ, так и не сумев достигнуть плановой точки старта на острове Рудольфа, и встал на вторую зимовку. Ослабленный двумя тяжелыми зимами, Седов умер вскоре после выхода на маршрут к полюсу, 20 февраля 1914 года. Несмотря на описание могилы его спутниками, она так никогда и не была найдена.

По каким-то причинам Брейтфус не отметил на карте «Дом Эйры», на острове Белл. Альбанов не наткнулся на «Дом Эйры» лишь по чистой случайности, и узнал о его существовании только на борту «Св. Фоки». Щитовой сборный дом был построен Бенджамином Ли Смитом в 1881 году и сохранился до сих пор. Сама экспедиция Ли Смита не смогла воспользоваться своим жилищем, как зимовьем, так как позже их судно «Эйра» раздавило льдами ближе к острову Нортбрук, и спасенные со шхуны припасы оказались на мысе Флоры – где и было построено второе зимовье. Здесь же, рядом с этим зимовьем, в 1894 году основал свою базу Джексон, к которой и направился позже Альбанов со своей командой.

Следующая карта – та самая, которую перерисовывал для своего пути Альбанов из книги русскоязычного издания Нансена, рассказывающего о дрейфе «Фрама» и попытке достичь Северного полюса. Книга, опять же случайно, оказалась в судовой библиотеке шхуны.

Ссылка для скачивания карты: https://disk.yandex.ru/i/6SDdvYAQOo1WlA

Ну и, наконец, оригинальная карта Нансена, с которой печатали карту в русском издании. Ссылка для ее скачивания: https://disk.yandex.ru/i/3Hrp4VOzB8Dcfw

Заболевания на борту «Св. Анны» во время дрейфа, конфликт Альбанова и Брусилова

Спустя всего четыре месяца после отплытия из Александровска экипаж шхуны заболел. Заболели все, однако в совершенно разной степени. Одним быстро стало легче, другие выздоравливали медленнее. Но тяжелее и дольше всего болел Брусилов.

Болезнь Брусилова, судя по всему, предопределила событие санного похода Альбанова год спустя, а так же дальнейшую, неизвестную нам, судьбу оставшейся на борту «Св. Анны» партии, как и самого судна.

Альбанов пишет [2, С.97-100]:

«Самую тяжелую форму цинги я наблюдал у Георгия Львовича, который был болен около 6 или 7 месяцев, причем три с половиной месяца лежал как пласт, не имея силы даже повернуться с одного бока на другой. Повернуть его на другой бок было не так-то просто… При этом надо было подкладывать мягкие подушечки под все суставы, так как у больного появились уже пролежни.

Всякое неосторожное движение вызывало у Георгия Львовича боль, он кричал и немилосердно ругался. Опускать его в ванну приходилось на простыне. О его виде в феврале 1913 года (прим. – спустя лишь пять месяцев после отплытия и на второй месяц болезни) можно получить понятие, если представить себе скелет, обтянутый даже не кожей, а резиной, причем выделялся каждый сустав.

Когда появилось солнце, пробовали открывать иллюминаторы в его каюте, но он чувствовал какое-то странное отвращение к дневному свету и требовал закрыть плотно окна и зажечь лампу.

Ничем нельзя было отвлечь его днем от сна, ничем нельзя было заинтересовать его и развлечь; он спал целый день, отказываясь от пищи. Приходилось, как ребенка, уговаривать скушать яйцо или бульону, грозя в противном случае не давать сладкого или не массировать ног, что ему очень нравилось.

День он проводил во сне, а ночь большей частью в бреду. Бред этот был странный, трудно было заметить, когда он впадал в него…

…В конце марта он стал очень медленно поправляться. Вместе с силами стала появляться у него раздражительность, и он стал капризничать, хотя во время самого разгара болезни был все время в самом жизнерадостном, в самом веселом настроении, несмотря на полный упадок сил. Это веселое настроение производило впечатление чего-то неестественного, болезненного, даже хуже раздражительности, когда мы его видели в таком ужасном состоянии.

От капризов и раздражительности его главным образом страдала «наша барышня», Ерминия Александровна, неутомимая сиделка у кровати больного. Трудно ей приходилось в это время: Георгий Львович здоровый – обыкновенно изысканно вежливый, деликатный, будучи больным, становился грубым до крайности. Частенько в сиделку летели и чашки, и тарелки, когда она слишком настойчиво уговаривала больного покушать бульона или кашки. При этом слышалась такая отборная ругань, которую Георгий Львович только слышал, но вряд ли когда-нибудь употреблял, будучи здоровым. Но Ерминия Александровна все терпеливо переносила и очень трудно было ее каждый раз уговорить идти отдохнуть, так как в противном случае она сама сляжет.

На Пасху Георгий Львович в первый раз был вынесен на кресле, обложенный подушками, в салон к пасхальному столу, где просидеть мог около получаса, а с мая месяца он уже стал быстро поправляться и в июле был совершенно здоров. Быстрому выздоровлению много содействовали свежий воздух, так как его стали каждый день выносить в кресле на лед, а потом даже клали на удобные нарты с носилками, пристегивали к ним ремнями и катали версты по 4 и 5 в день. Эти прогулки он очень любил.

Первое время после болезни у него ещё были слабы ноги, но это понятно. Пожалуй, болезнь отозвалась и на памяти его, так как первое время он скоро забывал, что говорил и что делал. Часто даже спрашивал, умывался ли он сегодня, завтракал или нет?».

Альбанов вспоминает состояние Брусилова во время санного похода, когда они сами начали страдать от цинги, а запас пищи стал подходить к концу. По тексту его дневника видно: воспоминание о болезни Брусилова скорее навеяно мыслями, переживаниями о том, что возможно и они сами скоро дойдут до того же состояния, только ухаживать за ними будет некому, и они погибнут во льдах.

Характерное в дневниках – величание Брусилова и Жданко по имени-отчеству. Это отражает одновременно и почтительное отношение к ним, как к дворянству; и общее сохранившееся уважение, как к людям; и проявление субординации на судне. Не выделяется Альбановым и Конрадом, но ясно вытекает из строк их дневников общая забота экипажа о Брусилове и Жданко, при этом забота о больном Георгии Львовиче носит даже некоторый трогательный характер⁴⁶.

Комментарий 46. Трогательная забота о тяжелобольном товарище, когда таковых на экспедицию один или два, характерна для многих экспедиций. Таковую мы видим, например, в отношении Виллема Баренца во время морского путешествия его команды от Новой Земли к Кольскому полуострову. Другой, более яркий пример – забота о капрале Элисоне в Арктической экспедиции Грили. Примеров подобных отношений столь немало, что писатель Дэн Симмонс в криптоисторическом романе «Террор», повествующем о событиях последней экспедиции Джона Франклина, тоже вплетает соответствующую нить в свой сюжет. Предметом заботы в его романе становится морской пехотинец Уильям Хизер, потерявший в результате нападения медведя часть головы и мозга, но о котором неустанно заботятся его товарищи – другие морские пехотинцы.

27 сентября 1912 года шхуна «Св. Анна» вмерзла в лед у западного побережья полуострова Ямал, после чего вместе со льдами ее стало быстро уносить на север. К моменту выздоровления Брусилова корабль находился почти на полпути между Новой Землей и Землей Франца-Иосифа, с восточной их стороны.

26 июня 1913 года была предпринята неудачная попытка взорвать лед порохом, чтобы выйти к большой полынье – неподалеку от корабля имелись разводья воды, по которым имелась высокая вероятность выйти из ледового плена. Порох для подрыва льда оказался негоден, требовался динамит, которого на борту не имелось. Далее вплоть до 5 августа пытались пропилить во льду канал, но почти за полтора месяца тяжелой работы ничего не вышло, и команда начала готовиться к очередной зимовке.

Отсутствие динамита на борту, с одной стороны, показательно, так как демонстрирует ещё одну веху слабой проработки сборов экспедиции.

Норденшельд, которому точно так же неудачно довелось взрывать лед порохом в попытке освободить корабль, пишет [11, С. 348]: «Несколько попыток взорвать лед порохом не удались. Для такой цели динамит гораздо действительнее, и это взрывчатое вещество следовало бы всегда иметь с собой в плавании, где приходится взрывать лед».

С другой стороны, спорный опыт с динамитом продемонстрирован в Бельгийской антарктической экспедиции 1897-1899 годов, где взрывчатка показала более слабый эффект для высвобождения из ледового плена, нежели хотелось. В любом случае, однако, динамит давал больше толку для взрыва льда, нежели порох.

Во время всего периода попыток освободиться корабль описывал бесконечные петли, но все равно постепенно смещался на север, и в конце августа миновал широту южных островов ЗФИ. После начала новой зимы петель стало значительно меньше, но корабль неуклонно двигался на север. С наступлением холодов исчезла дичь, и команда осталась без свежего мяса.

Вернемся к штурману Альбанову. Сам Альбанов этого никак не упоминает, однако во время болезни Брусилова, фактически полгода, именно он командовал экспедицией.

Это важно. Под его руководством люди ходили на охоту и на разведку, велись и записывались наблюдения, вносились записи в судовой журнал, ухаживали за Георгием Львовичем, обслуживали и чинили судно, солили медвежьи и тюленьи шкуры (Альбанов не забывал, что это промысловая экспедиция), перерабатывали мясо (например, делали колбасы из медвежьего мяса), сушили и перебирали запасы продуктов, организовали резервный склад провианта на шлюпках, если корабль раздавит.

Будучи эти месяцы исполняющим обязанности командира экспедиции, и наблюдая тяжелое состояние Брусилова, который оставался единственным больным на корабле, Альбанов не мог не думать о возможной смерти Георгия Львовича, либо о его дальнейшей недееспособности. Поэтому, так или иначе, он строил планы: и на случай, если судно освободиться ото льда летом, и на случай если не освободиться. Кроме него планировать было больше некому, а дальнейшие события показали, что Альбанов был очень деятельным человеком.

Временно вернемся обратно к событиям болезни. Альбанов называет ее цингой, так как на ум ничего другого ему не приходит. Пинегин в своих «Записках полярника» со слов Альбанова называет эпидемию на борту «Св. Анны» тоже цингой. Соответственно, и лечить ее они начинают именно как цингу – свежим медвежьим мясом. Такой подход как минимум опровергает суждение о плохом представлении Брусилова, Альбанова и Жданко о цинге.

Жданко, однако, имея медицинское образование, пусть и начального уровня, сомневается. Во-первых, члены экипажа заболели не все, а кто заболел – произошло это с ними быстро и резко, чего при цинге не бывает. Во-вторых, при плохом неходячем самочувствии отсутствовали такие видимые признаки цинги, как, например, кровоточивость десен⁴⁷. В-третьих, все члены экипажа шли на поправку, кто-то даже довольно быстро, однако Брусилову становилось все хуже.

«Странная и непонятная болезнь» - пишет сам Брусилов, ещё до того, как ему стало совсем худо.

Комментарий 47. Из дневника Альбанова, где он описывает санный переход, мы видим, что в диагнозе цинги он опирался именно на состояние десен. Данный признак легко обнаруживался при визуальном осмотре, хотя и свидетельствовал о том, что заболевание переходит во вторую степень, и вылечить его быстро в полевых условиях невозможно. В случае же эпидемии на борту шхуны, хотя часть признаков заболевания и соотносилась с цингой, но точно так же часть обязательных не проявлялась. Особенно это касается Брусилова, у которого отсутствовали кровоизлияния, казалось бы, обязательные при его тяжелом состоянии. Владилен Троицкий в статье «Подвиг штурмана Альбанова» от 1989 года, со ссылкой на статьи в Архангельской местной газете, которая пригласила Альбанова после его прибытия на «Св. Фоке» в порт к себе в редакцию для интервью, пишет: «Описывая заболевания своих спутников, Альбанов рассказывал, что у них вначале были парализованы ноги, затем руки, после чего наступало полное безразличие, но десны не болели и не кровоточили. Это подтверждает предположение современных медиков, что члены его группы болели не цингой, а трихинеллезом, вызываемым непроваренным мясом морских животных или медведей».

Это суждение противоречит дневниковым записям Альбанова, где он, например, 22 мая 1914 года пишет: «Цинготных» (прим. - в кавычки выделено самим Альбановым) теперь у меня двое: Губанов тоже заболел, десны у него кровоточат и припухли». Конрад в своем дневнике так же указывает на цингу, но ссылается на диагноз Альбанова.

Возможно, что комментарий Альбанова газете подразумевал как эпидемию первой зимовки, так и ее долгосрочные проявления, наблюдаемые в санном походе. При этом избежать заболевания цингой во вторую зимовку, которая предшествовала санному походу, экипаж судна уже не мог – с сентября 1913 года (восемь месяцев до выхода партии Альбанова) свежего мяса, единственного противоцинготного средства, в их рационе уже не присутствовало.

Подозревая эпидемию неизвестной им болезни – а понимание таковых в начале XX века уже имелось – построенную на льду баню превращают в лазарет-карантин, куда отправляют больных из экипажа. Болеть на судне остаются только штурман и капитан. Штурман Альбанов, впрочем, быстро поправляется.

В отношении болезней в полярных экспедициях с цингой есть определенный момент. Эпидемия цинги сама по себе не означает, что человек болеет одной лишь ею. Недостаток витаминов вызывает снижение иммунитета и обострение всех иных заболеваний. Соответственно, и наоборот: любое заболевание в условиях дефицита витаминов, и в частности аскорбиновой кислоты, ускоряет возникновение цинги, а само ее течение делает более острым. Одно цепляется за другое.

Вскоре после выздоровления Брусилова, между капитаном и штурманом происходит череда острых конфликтов. Предмет конфликтов не озвучивается ни в одном из доступных на сегодняшний день документов.

Сам Альбанов пишет: «Что за причина была моей размолвки с Брусиловым? Сейчас, когда уже прошло много времени с тех пор, когда я спокойно могу оглянуться назад и беспристрастно анализировать наши отношения, мне представляется, что в то время мы оба были нервнобольными людьми. Неудачи с самого начала экспедиции, повальные болезни 1912-1913 года, тяжелое настоящее положение и грозное неизвестное будущее с неизбежным голодом впереди – все это, конечно, создавало благоприятную почву для нервного заболевания. Из разных мелочей, неизбежных при долгом совместном житье в тяжелых условиях, создалась преграда между нами. Терпеливо разобрать эту преграду путем объяснений, выяснить и устранить недочеты нашей жизни у нас не хватало ни решимости, ни хладнокровия, и недовольство все накоплялось и накоплялось».

9 сентября 1913 года Брусилов записывает в судовом журнале: «Отставлен от исполнения своих обязанностей штурман».

Альбанов, после возвращения на материк, дает этой записи следующее объяснение: «По выздоровлении лейтенанта Брусилова от его очень тяжкой и продолжительной болезни на судне сложился такой уклад судовой жизни и взаимных отношений всего состава экспедиции, который, по моему мнению, не мог быть ни на одном судне, находящемся в тяжелом полярном плавании. Так как во взглядах на этот вопрос мы разошлись с начальником экспедиции лейтенантом Брусиловым, то я и попросил его освободить меня от исполнения обязанностей штурмана, на что лейтенант Брусилов, после некоторого размышления, и согласился, за что я ему очень благодарен» [2, С. 39-41].

Во всем этом интересно следующее: размолвка, чрезвычайно острая, происходила летом – на фоне попыток освободить корабль. Это исходит из дневника Альбанова. Н.В. Пинегин, правда, указывает, что крупная ссора между Альбановым и Брусиловым произошла ещё в январе, во время первой зимовки. Однако же, мы знаем, что Брусилов тяжело болел в это время, и вряд ли мог участвовать в конфликте со своим штурманом. Даже если таковой и имел место, то только по причине как раз болезни, и никакой предметности нести в себе не мог.

Изучение зимующих экспедиций показывает, что острая фаза конфликтов, как правило, приходится на зиму, когда отсутствует солнечный свет, а экипажу себя нечем особо занять. Постоянная темнота, свирепый мороз, жестокие ураганы, бесконечный стон льда за бортом, тесная жизнь – все это создает идеальные условия для психосоматических заболеваний.

Дэвид Л. Брэйнард, участник Арктической экспедиции Грили 1881-1884 гг., в своем дневнике пишет: «Эффект воздействия на мужчин продолжительной темноты весьма очевиден. Многие впадают в депрессию, в то время как некоторые огрызаются и рычат по малейшему поводу, а то и без оного» [9].

В Бельгийской антарктической экспедиции 1897-1899 годов во время зимовки экипаж также оказался подвержен психотическим расстройствам, один из членов команды даже сошел с ума, и после возвращения его, в конце концов, были вынуждены поместить в колонию для душевнобольных.

В свою очередь, мы видим, что в первую зимовку, несмотря на болезни, экипаж судна сумел подобного избежать. Безусловно, без депрессий и мелких ссор не обошлось, но сама по себе зимовка с точки зрения мотивации и психологического состояния команды прошла довольно успешно – и это при том, что ее полярный опыт был минимален. Альбанов сумел занять людей и, вероятно, внушить им мысль о высвобождении изо льдов следующим летом. Всю зиму, так или иначе, экипаж судна работал – охотился, заготавливал мясо и шкуры, готовил корабль и т.п.

Возможно предположить, что во время зимовки начал сходить с ума именно Альбанов. И именно отсюда произошел конфликт, и впоследствии штурмана освободили от всех обязанностей. И отсюда же тогда проистекают нервные расстройства штурмана после его возвращения. Но, как мы видим из опыта Бельгийской антарктической экспедиции, и других полярных: в тех случаях, когда члены команды сходят с ума во время зимовки, они неспособны ничего делать для выживания в долгосрочной перспективе. А это серьезно противоречит действиям Альбанова на судне, в санном походе и на базе Джексона.

Поэтому имеет смысл предполагать, что общая канва событий, описанная в доступных нам источниках, преподносит нам историю первой зимовки без искажений. То есть с точки зрения психологического климата зимовка прошла успешно. К тому же никаких очевидных предпосылок к тому, чтобы летом судно не смогло освободиться, не прослеживалось.

Однако летом все пошло не так. Корабль не удалось освободить, а Брусилов и Альбанов столь яростно вступили друг с другом в конфликт, что Альбанов принял решение в одиночку (!) покинуть корабль и направиться к Земле Франца-Иосифа и далее на Шпицберген.

Сама по себе идея подобного похода кажется безумной. Но Альбанов, как видно в общем контексте, безумцем не являлся.

Вполне возможно, что изначальный конфликт произошел из-за расхождения в планах действий. Как мы увидим в дальнейшем, фактом является крайнее нежелание Брусилова бросить корабль. Это нежелание не смогла поколебать даже тяжелая зимовка следующего года, которая поставила и судно, и экипаж, в значительно худшее положение.

В свою очередь, Альбанов, опять же вероятно, мог предлагать бросить корабль и на шлюпках добраться до Новой Земли (до нее тогда было ближе), устроившись там на зимовку, если вдруг не удастся доплыть до пролива Маточкин Шар. Близкие к кораблю широкие разводья позволяли это сделать. При этом сам корабль по части припасов уже находился в плачевном состоянии, уголь для паровой машины отсутствовал, на отопление и готовку приходилось разбирать перегородки судна, а количество дичи по мере удаления от побережья полностью сошло на нет. Одновременно с этим корабль продолжало уносить на север, и Альбанов не мог не понимать, что шансы освободиться ото льда следующим летом будут ещё ниже. Остро вставал вопрос, сможет ли корабль вообще пережить вторую зимовку – ровно как и его экипаж, на фоне снижающегося запаса продуктов и растущего количества и качества заболеваний.

Доступный Альбанову опыт других полярных экспедиций говорил об очевидной сложившейся вилке: а) сидеть на корабле, пока он целый, обычно безопаснее, нежели пытаться на шлюпках достичь материка; б) чем дольше сидишь на корабле с минимумом припасов, тем меньше у тебя остается сил, чтобы достичь материка на шлюпках, когда корабль развалится или припасы иссякнут.

Следующие события показали, что Альбанов, как личность, оказался исключительно деятельным человеком, и предпочитал действовать, нежели ждать и надеяться.

Причины санного похода

Из записей лейтенанта Брусилова:

«9 сентября 1913 года. Отставлен от исполнения своих обязанностей штурман».

«11 сентября 1913 года. Майны покрыты льдом и зверя совсем не видно. 4 человека ходили в поиски за медведями, так как впервые с января ощущаем недостаток свежего мяса».

«9 января 1914 года. Отставленный мною от своих обязанностей штурман Альбанов просит дать ему возможность и материал построить каяк, чтобы весной уйти с судна; понимая его тяжелое положение на судне, я разрешил».

«22 января 1914 года. Команда просила меня пройти к ним, и когда я пришел, то просили разрешения тоже строить каяки, по примеру штурмана, боясь остаться на третью зиму, на которую у нас не хватит провизии. Сначала я пробовал разубедить их, говоря, что летом, если не будет надежды освободиться, мы можем покинуть судно на ботах, указывая на пример «Жаннеты», где им пришлось пройти гораздо большее расстояние на вельботах, чем это придется нам, и то они достигли земли благополучно⁴⁸. Видя, что они не убеждены этими доводами, и что перспектива весной покинуть судно и летом достичь культурных стран, избавившись от всем наскучившего здесь сидения, для них столь же заманчива, что отказаться от нее они не в силах – я объявил, что они могут готовиться и отправляться хоть все.

Сейчас же нашлось несколько человек, которые пожелали остаться. Впоследствии их оказалось слишком много, и я был поставлен в затруднительное положение, не желая никого насиловать покинуть судно.

На судне остаются, кроме меня и Е.А. Жданко: оба гарпунера, боцман, старший машинист, стюард, повар, 2 молодых матроса – один из которых ученик мореходных классов. Это то количество, которое необходимо для управления судном и которое я смогу прокормить оставшейся провизией ещё 1 год. Уходящие люди не представляются необходимыми на судне, так что теперь я очень рад, что обстоятельства так сложились. Я далек от утверждения, что уход части команды с судна придуман и организован мною. Я ещё раз говорю, что покинул бы судно поздно летом на шлюпках, когда убедился бы, что выбиться изо льда мы не можем.

Теперь же, благодаря предполагаемому раннему оставлению судна большей частью команды, оставшаяся часть команды, в крайнем случае, может продержаться ещё год с имеемой провизией».

Комментарий 48. Подразумевается Арктическая экспедиция США 1879-1881 гг., под началом лейтенанта Джорджа Делонга. Основная цель экспедиции – достижение Северного полюса через Берингов пролив; попутная цель - выяснить судьбу «Веги» барона Норденшельда, от которой не имелось никаких вестей. Идея экспедиции к Северному полюсу происходила из гипотезы открытого полярного бассейна, о которой мы уже упоминали выше. Барк «Жаннетта» затерло льдами в сентябре 1879 года. Дрейф судна продолжался почти два года, и в июне 1881 года судно было раздавлено льдами. Команда пыталась выйти на санях и шлюпках через ледовые поля к устью Лены. Добравшись до побережья и потеряв в пути одну из партий, команда не обнаружила ни населенных пунктов, ни дичи. В общей сложности, в пути к берегу и на самом берегу из 32 членов экипажа погибли 19. Один из выживших сошел с ума и был помещен в дальнейшем в психиатрическую больницу.

Брусилов, таким образом, лукавит, говоря, что «достигли земли благополучно», и это либо форма иллюзии для самого себя, либо попытка манипуляции командой.

На данных, полученных после дрейфа «Жаннетты», был построен план экспедиции Нансена на «Фраме».

Гибель корабля Делонга оказала большое влияние на организацию экспедиций. Стало ясно, что: а) существует вероятность условно бесконечного дрейфа, при котором корабль освободиться ото льдов не сможет; б) корабль по мере дрейфа неизбежно получает повреждения, и эти повреждения могут быть губительны для него (в следующее столетие станет окончательно ясно, что размер и защищенность корабля значения не имеют – дело лишь времени, течений и места); в) достижение побережья не означает спасения для всех или спасения вообще, так как количество припасов, которые возможно взять с собой, сильно ограничено.

На примере экспедиций Нансена и Свердрупа мы видим проистекающий из этого подход: максимально возможное нахождение на корабле и рядом с ним во время зимовки; и заранее подготовленный запас средств (сани, собаки, каяки) и припасов (пеммикан, галеты, оружие) для достижения побережья и выживания на нем.

В свою очередь, те, кто подобной организации не имел (как Брусилов, экспедиция ГЭСЛО и многие другие), оказывались в подвешенном состоянии, когда вроде бы и судно бросить небезопасно, но и находиться на нем чем дольше – тем опаснее. Итог экспедиции Брусилова говорит нам, что конкретно в ее случае прав оказался Альбанов.

Разбивка на абзацы и расстановка знаков препинания записи Брусилова от 22 января выполнена автором статьи, чтобы снять загромождение текста.

Выделение участков текста записи от 22 января сделано самим Альбановым во вступлении к изданию своего дневника. Непосредственно выделенные участки текста Альбанов при этом не комментирует.

А комментировать Брусилова очень сложно. На момент 22 января команда вновь болела – уже цингой и различными обострениями на ее фоне. Часть экипажа ходячей можно было называть лишь условно. К тяжелой работе многие из них были непригодны. Одновременно с этим уже было введено ограничение рациона, что постепенно, месяц за месяцем, ослабляло команду. И было совершенно ясно, что сокращать рацион придется и дальше.

Уголь для паровой машины отсутствовал. Выбраться из столь глубокого севера на парусном судне без мотора шансов почти не имелось – Альбанов не мог не понимать этого ужасающего положения. Опыт «Св. Фоки» покажет затем: можно топить котел, разбирая судно на дрова и добывая моржей, сжигая в нем библиотеку и паруса, личные вещи и вообще все имеющееся на корабле. Если повезет – разжиться по пути плавником. Но «Св. Фока» во время второй зимовки находился гораздо южнее, и его экипажу все равно пришлось плыть к базе Джексона, чтобы разобрать строения на дрова для котла. И при всем при этом они едва добрались до материка.

Создается впечатление, что Альбанов ещё летом 1913 года считал следующую зимовку на судне опасной иллюзией. Выделение слов Брусилова скорее показывает нам, что Брусилов не имел понятия, сможет ли он прокормить команду. Намерение покинуть корабль на шлюпках тоже имело к реальности слабое отношение: ведь шлюпки необходимо вначале дотащить до чистой воды. А затем перетаскивать их с льдины на льдину.

Бадди Леви, описывая арктический поход Грили, пишет [9, С.254]:

«Грили знал, что они впряглись в жесточайшую работу, поскольку совсем недавно перечитывал путевые заметки экспедиции Нэрса с предупреждением: «Когда к саням прибавляется лодка со всей оснасткой для плавания, путь это затрудняет неимоверно».

Совершенно точно об этом знал и Альбанов, так как отказался от идеи тащить на санях шлюпки и предпочел идею каяка, взяв ее из книги Нансена.

Одновременно с этим Альбанов не мог написать о том, что Брусилов находился в иллюзиях. Во-первых, он не мог, будучи на борту, заранее знать, кто из них в действительности окажется прав. Во-вторых, Брусилов являлся командиром экспедиции и человеком более высокого сословия. Поэтому Альбанов лишь подчеркивает некоторые моменты, чтобы читатель сам пришел к тому или иному выводу. В свою очередь, так как экспедиция не проходила под патронажем военных, как, например, ГЭСЛО, то и абсолютное повиновение любым приказам с абсолютным же наказанием за их невыполнение в экспедиции Брусилова отсутствовало.

Из пояснений Альбанова к санному походу:

«Из этих приведенных мною выписок [из судового журнала «Св. Анны»] видно, что сначала я один собирался уходить с судна и только 22 января мне было объявлено Брусиловым, что со мною он отпускает и часть команды. Я уходил с судна вследствие возникшего между мною и Брусиловым несогласия, команда же, как это видно из выписки, уходила вследствие понятной боязни остаться на третью зимовку, на которую провизии у нас уже не хватало.

...Между тем, в январе 1914 года (прим. – когда Альбанов и часть команды просят отпустить их) становилось почти очевидным, что нам нечего рассчитывать на освобождение судна от ледяных оков в этом году: дрейф наш обещал затянуться в лучшем случае до осени 1915 года, то есть [еще] месяцев на 20, на 22. И это при самых благоприятных условиях. Таким образом, если бы мы оставались все на судне, то в январе 1915 года у нас должен быть уже голод в буквальном смысле слова⁴⁹. Голод среди полярной ночи, т.е. в такое время, когда не может быть даже и надежды на охоту, когда замирает всякая жизнь в безбрежной дрейфующей ледяной пустыне.

С другой стороны, если бы в апреле месяце наступившего 1914 года половина всего экипажа «Св.Анны» решилась уйти с судна, чтобы в самое благоприятное для путешествия и охоты время достигнуть земли, и даже взяла бы собой при этом на два месяца самой необходимой провизии, главным образом сухарей, то для другой половины экипажа, оставшейся на судне, провизии должно было хватить уже до октября месяца 1915 года. А в это время мы тогда считали уже возможным освобождение судна от ледяных оков где-нибудь между Гренландией и Шпицбергеном⁵⁰.

Необходимо ли было для спасения судна путешествие на нем полного экипажа, т.е. 23 человек? На этот вопрос отвечает сам Брусилов в своей выписке из судового журнала. Он считает, что если судно вынесет в открытое море, то для управления им достаточно девяти человек. С уходом половины экипажа кроме экономии провизии является возможным вдвое экономить и расход топлива, что было очень важно теперь, когда на судне не оставалось ни одного куска угля, ни одного полена дров. Топливом в то время служило сало медведей и тюленей, которых удавалось убивать [ранее], и к этому салу прибавляли машинное масло.

…Теперь, кажется, ясны причины, побудившие меня с частью команды покинуть судно, а лейтенанту Брусилову отпустить нас».

Комментарий 49. Судя по дневникам участников Арктической экспедиции Грили, с которыми можно провести некоторую аналогию, Альбанов довольно оптимистично определял голод январем 1915 года. Либо он в данном случае подразумевает полное, в ноль, истощение запасов провизии. Если последнее предположение верно, то это ещё раз доказывает иллюзию спасения всей командой на шлюпках в конце лета 1914 года, обладая минимальными запасами пищи, повальной цингой и перспективой тяжелейшей работы. В свою очередь, это предположение подводит нас к довольно страшному выводу: Брусилов не знал, что предпринять для спасения всего экипажа и скорее полагался на волю случая. Решив не покидать корабль и при этом не обладая решимостью разделить экипаж самостоятельно для его выживания, по сути Брусилов использует для этого, как предлог, желание части команды отправиться вместе с Альбановым. Во всяком случае, это суждение совершенно ясно проистекает из записей Брусилова.

В свою очередь, Альбанов в своем дневнике опускает два момента: а) вся команда была в курсе конфликта и его сути между Альбановым и Брусиловым; б) команда или часть ее была в курсе планирования Альбанова к санному походу, ещё до официальной записи в судовом журнале. Утаить означенное в условиях тесного проживания друг с другом было бы крайне сложно. Если эти предположения верны, то значит, команда в своем отношении к происходящему поделилась на две группы ещё заранее. Границы такого деления не обязательно были бы резкими и контрастными. В свою очередь, это предполагает, что контролировать ситуацию на судне Брусилов не мог.

Подобная ситуация не подразумевает мятеж. Иметь собственное мнение и действовать согласно приказу – совершенно разные вещи. Очевидно, что Альбанов не настраивал команду против Брусилова. И мы видим, что санная партия, как и Альбанов, не требует отпустить их, а просит предоставить им возможность уйти. Дружеское отношение между санной и корабельной партиями подтверждается описаниями в дневниках Альбанова, Конрада, самого Брусилова и, косвенно, машиниста Губанова, предположительно которому принадлежали части дневника, найденные на ЗФИ в 2010-2011 годах.

Комментарий 50. Альбанов, однако, намеренно или нет, опускает вопрос цинги. К апрелю 1914 года ее признаки уже были явными. Если бы партия, оставшаяся на судне, не раздобыла бы свежее мясо в большом количестве летом 1914 года, она вымерла бы зимой, невзирая на наличие припасов пищи на борту. Брейтфус, являясь экспертом по полярным путешествиям, в своем очерке к изданию дневника Альбанова точно так же обходит этот вопрос стороной. При этом не знать о нем, располагая как минимум опытом вернувшейся экспедиции Седова, он тоже не мог.

Подготовка к санному походу

Уникальность перехода Альбанова, в том числе, состоит в полной неготовности экипажа судна к таковому. На борту корабля не имелось подходящих материалов и инструментов, а у людей отсутствовал опыт постройки нарт и каяков, а так же опыт вообще передвижения по дрейфующим льдам.

Осложнялась ситуация отсутствием необходимых карт, а также слабой изученностью региона. Вдобавок хронометры, столь длительное время находившиеся без поверки, не давали никакой уверенности в правильном определении координат судна.

Готовился к переходу Альбанов по книге Нансена, в которой имелась грубая неточная карта ЗФИ, а так же описание их пути с Йохансеном.

Обратимся к дневнику Альбанова (его текст касаемо подготовки приведен в сокращенном виде):

«К своему путешествию я начал готовиться 10 января 1914 года. Работы было много. Надо было сделать семь каяков, семь нарт, сшить или исправить одежду, сапоги, подготовить провизию и пр. Неимение с собой необходимого материала и даже некоторых инструментов сильно осложняло дело.

Для каяков и нарт приходилось выбирать лес далеко не доброкачественный, пилить его, делать медные заклепки и даже инструменты. Кроме заклепок, все соединения каяков скреплялись бензелями, и весь остов оплетался сеткой из тонкой, но крепкой бечевки. Когда остов был готов, его обшивали парусиной, на что пошли запасные паруса.

Все эти работы производились в трюме, на холоде до -30⁰R (-37⁰С) при свете жировых коптилен, от которых было больше копоти, чем света. В большинстве случаев работать приходилось, несмотря на страшный холод, голым руками, так как сама работа была мелкая, кропотливая, руки поминутно стыли, и мы их отогревали над «коптилками».

Каждый каяк первоначально рассчитывался на двух человек, не считая поклажи. Некоторое затруднение встретилось при окраске, так как в трюме на холоде красить было нельзя. Тогда был снят световой люк на юте, и через него все каяки были опущены в нижнюю кухню, где и были окрашены. С неделю в кухне можно было ходить только сильно согнувшись, почти на четвереньках.

В марте месяце у носа судна образовалась во льду трещина, которая скоро расширилась до 2 саженей. В этой полынье была проведена проба всех каяков, оказавшаяся очень удовлетворительной. Каяки были поместительны и устойчивы. Конечно, материал для каяков был далеко не удовлетворительный и такой, какой был бы желателен, а какой имелся налицо. Для продольных реек каяков употребляли ободранную обшивку потолка из палубной кают-компании. На шпангоуты большей частью пошли обручи с бочек. Поэтому-то и приходилось остовы каяков оплетать сеткой, чтобы придать им большую прочность.

С материалом для нарт дело было ещё хуже. На полозья употребили столешницу от буфетного стола. Столешница эта была хоть и березовая, но тоже достаточно старая и хрупкая. Многие полозья из этой столешницы полопались ещё при загибании, почему пришлось часть полозьев сделать из ясеневых весел».

Из этих строк очевидны два вывода:

1) На стадии подготовки экспедиции никакие переходы вне судна не предполагались.

Этот вывод прекрасно соотносится с тем фактом, что среди съестных припасов не были загружены продукты питания под санные переходы. И вывод, и факт, подтверждают суждение о том, что Брусилов и Альбанов не имели необходимого опыта для перехода Северным путем, и соответственно сама экспедиция оказалась снаряжена не в той мере, которая требовалось.

2) Системный подход Альбанова.

Альбанов явно не принял решение уйти с корабля спонтанно. Мы видим, что он рассчитал время на подготовку к походу, заранее начал готовить снаряжение и испытывать его. Как только Брусилов уведомил его, что с ним также отправится часть команды, Альбанов организовал подготовку снаряжения и припасов для всех участников похода.

Здесь очень хорошо видно, что Альбанов – человек действия, причем очень гибкий в мышлении, предприимчивый, рациональный. Взяв за основу тактику и стратегию из похода Нансена и Йохансена, он адаптировал их под себя, согласно доступным ему ресурсам.

По сути, с момента подготовки к походу на борту шхуны стало два командира: Брусилов - командир партии судна и начальник экспедиции, и Альбанов – командир санной партии. То есть Брусилов наделил Альбанова ответственностью перед теми людьми, которые с ним отправятся, и Альбанов эту ответственность принял. Ответственность была зафиксирована в судовом журнале и в предписании, которое Брусилов перед отходом санной партии вручит Альбанову. Таким образом, Альбанов являлся командиром санной партии совершенно официально, и люди должны были полностью ему подчиняться⁵¹.

Комментарий 51. Наличие предписания и выписка Брусилова из судового журнала почти полностью сняли с Альбанова вопросы по оставлению судна. Да, ему пришлось дать некоторые пояснения, однако никаких претензий ему никто предъявить не мог, и именно поэтому Альбанов так заботился о документах при переходе. Опять же, именно поэтому двое сбежавших участников документы забрали с собой. В свою очередь, Брусилов, несмотря на конфликт со штурманом и собственное явно слабое восприятие реалий положения экспедиции, с точки зрения документов все сделал безупречно. В его оценке, как личности, это тоже сыграет в положительную сторону.

С момента начала подготовки экспедиции конфликт между Брусиловым и Альбановым не исчерпывается, а возможно и усугубляется. Причем связано это скорее как раз с тем, что Альбанов принимает на себя ответственность за участников санного похода. Если бы штурман отправился в поход в одиночку, то дальнейший предмет конфликта попросту бы отсутствовал.

«При выборе материала для каяков и нарт несколько раз у меня были столкновения с Георгием Львовичем, столкновения дикие, о которых мне и сейчас неприятно вспоминать. Почему-то он был уверен, что путь нам предстоит небольшой, несерьезный.

Не раз он говорил мне, что пройдет не более пяти-шести дней нашего пути, как мы уже будем в виду берегов Земли Франца-Иосифа⁵².

Наши заботы о прочности нарт и каяков он считал чрезмерными. Он даже долго отстаивал свою мысль, что для предстоящего пути не следует нам делать легких парусиновых каяков, а надо взять с собой обыкновенную промысловую тяжелую шлюпку. В доказательство он ссылался на экспедицию лейтенанта Де Лонга⁵³.

Не скажу, чтобы я смотрел на свой поход оптимистически. Правда, я не ожидал тогда такого тяжелого пути, который был на самом деле, но около месяца пути я ожидал. Путь с тяжелой шлюпкой, поставленной на нарты, в которую, к тому же придется наложить груза около 60 пудов (прим. – около тонны), я считал невозможным. Мы тогда не были даже уверены в своем месте, где мы находимся, и где мы должны встретить землю».

Комментарий 52. Удивление Альбанова легко понять: шхуна находилась к северу от архипелага ЗФИ, ее без конца мотало течениями, а карты региона носили очень приблизительный характер. Во-первых, в принципе было неизвестно, как далеко находится земля. Во-вторых, льды пребывали в постоянном движении, и сносить мимо земли или даже уносить от нее могло значительно быстрее, нежели группа бы к ней продвигалась. Наконец, в третьих, уже было известно, что ЗФИ является группой островов, и добраться до первого же из них отнюдь не означает выбраться из района вообще. Из-за мощных течений, подвижек льда и крутых обрывистых берегов на отдельных островах перемещение между ними могло стать ещё более сложным, нежели подход к архипелагу с океана.

Комментарий 53. И вновь мы видим здесь удивительную избирательность в оценке чужого опыта и переносе его на свой собственный. Исходя из факторов, озвученных в Примечании 52, использовать промысловую шлюпку в таких условиях было бы смерти подобно. Это понимает Альбанов, что прописывает далее по тексту своего дневника, и это подтвердится затем его условиями похода. В свою очередь, вполне возможно, что вот эта самая удивительная избирательность затем и сыграла с Брусиловым злую шутку при попытке покинуть корабль летом. Впрочем, дальнейшая судьба корабля и его команды неизвестна.

Здесь видна разница в восприятии положения. Брусилов оценивает расстояние до видимости земли в пять-шесть дней пути, а его штурман – в месяц или около того пути. Колоссальная разница. На самом деле все будет гораздо сложнее. Землю санная партия увидит лишь через два месяца похода, и ещё почти три недели уйдет на то, чтобы выбраться на первую сушу – это будет остров Земля Александры. Однако же и это ещё не все: по плану, добравшись до Земли Франца-Иосифа, Альбанову ещё как-то нужно будет попасть на Шпицберген. При самых что ни на есть идеальных условиях, на все путешествие ушло бы порядка трех месяцев, в худшем же случае санной партии не оставалось бы другого выхода, как устраиваться на зимовку. И это не учитывая состояния участников похода, большинство из которых больны.

То есть уже само по себе мероприятие санного похода бесконечно безумное, с большой вероятностью застрять на ЗФИ на следующую зимовку и с большой же вероятностью ее вообще не пережить. С другой стороны, Альбанов видит ещё более высокие риски, если оставаться на корабле, и Брусилов с ним согласен – потому как кормить команду вскоре станет нечем.

Создается впечатление, что после болезни Брусилов в достаточной мере утратил связь с реальностью. Это впечатление усиливается после строк Альбанова, где он описывает событие, произошедшее незадолго перед уходом санной партии:

«Уже поздно вечером Георгий Львович в третий раз позвал меня к себе в каюту и прочитал список предметов, которые мы брали с собой и которые, по возможности, мы должны были вернуть ему… По правде сказать, при чтении этого списка я уже начал чувствовать знакомое мне раздражение, и спазмы стали подступать к моему горлу. Меня удивила эта мелочность. Георгий Львович словно забыл, какой путь ожидает нас. Как будто у трапа судна будут стоять лошади, которые и отвезут рассчитавшуюся⁵⁴ команду на железнодорожную станцию или пристань. Неужели он забыл, что мы идем в тяжелый путь, по дрейфующему льду, к неведомой земле, при условиях худших, чем когда-либо кто-нибудь шел? Неужели в последний вечер у него не нашлось никакой заботы поважнее, чем забота о заспинных сумках, топорах, поломанной лаге, пиле и гарпунах?»

Опять же, удивительно, но стратегическую часть санного похода Брусилов описывает в предписании Альбанову. То есть вроде бы он отдает себе отчет, куда отправляется часть его команды, однако, судя по всему, действительно не воспринимает этот поход как нечто опасное, сложное и очень долгое во времени мероприятие.

Комментарий 54. Альбанов здесь имеет в виду, что Брусилов всем участникам санной партии сделал расчет заработанных денег во время плавания, «которые нам должен был уплатить действительный владелец судна, давший денег на экспедицию, московский землевладелец генерал-лейтенант Б.А. Брусилов» (цитата из дневника Альбанова).

Стратегия и тактика похода

В общем виде стратегия описана в предписании Альбанову, которое выдал ему Брусилов перед походом:

«10 апреля 1914 года. Штурману Вал. Ив. Альбанову.

Предлагаю Вам и всем нижепоименованным, согласно Вашего и их желания, покинуть судно с целью достижения обитаемой земли, сделать это 11-го сего апреля, следуя пешком по льду, везя за собой нарты с каяками и провизией, взяв таковой с расчетом на два месяца.

Покинув судно, следовать на юг до тех пор, пока не увидите земли. Увидев же землю, действовать сообразно с обстоятельствами, но предпочтительно стараться достигнуть Британского канала⁵⁵, между островами Земли Франца-Иосифа, следовать им, как наиболее известным, к мысу «Флора⁵⁶», где, я предполагаю, можно найти провизию и постройки. Далее, если время и обстоятельства позволят, направиться к Шпицбергену, не удаляясь из виду берегов Земли Франца-Иосифа. Достигнув Шпицбергена, представится Вам чрезвычайно трудная задача найти там людей, о месте пребывания которых мы не знаем, но, надеюсь, на южной части его – это Вам удастся, если не живущих на берегу, то застать где-нибудь промысловое судно.

С Вами пойдут, согласно их желания, следующие 13 человек из команды: старший рулевой Петр Максимов, матросы Александр Конрад, Евгений Шпаковский, Ольгерд Нильсен, Иван Луняев, Иван Пономарев, Прохор Баев, Александр Шахнин, Павел Смиренников, Гавриил Анисимов, Александр Архиреев, машинист Владимир Губанов, кочегар Максим Шабатура.

Капитан судна «Св. Анна», лейтенант Брусилов.

10 апреля 1914 г., в Северном Ледовитом океане

(ϕ=82⁰55′ N-ая, λ=60⁰45′ О-ая)»

Что касается состава партии, то она в первые же дни претерпела изменения. На третий день похода на корабль вернулся Анисимов, и вместо него пришел стюард Ян Регольд. Ещё через несколько дней, испытав на себе все тяготы похода, на корабль отправились обратно матросы Пономарев, Шахнин и Шабатура.

Комментарий 55. Британский канал – пролив в архипелаге Земля Франца-Иосифа, который отделяет Землю Георга от других островов. Представляет собой при взгляде на карту морской коридор через архипелаг, с севера на юг. Наиболее удобный и короткий путь до острова Нортбрук от шхуны «Св. Анна».

Сам по себе пролив на тот момент был известен, и он позволял миновать по льду или воде многочисленные острова восточной части архипелага. Нансен точно так же двигался вдоль Британского канала, однако на ЗФИ он вышел с северо-востока, через остров Ева-Лив.

Британским каналом заходило с юга судно «Stella Polare» герцога Абруццкого в 1899 году, целью экспедиции которого имелось достижение Северного полюса с острова Рудольфа. Экспедиция не достигла полюса, однако рекорд Нансена по достигнутой широте был побит.

В Британский канал зашел и «Св. Фока» экспедиции Седова, намереваясь точно так же подойти к острову Рудольфа для зимовки перед стартом к полюсу. К тому же герцог Абруццкий оставил на нем склад, и его можно было попытаться найти, чтобы восполнить запасы после незапланированной зимовки на Новой Земле. Однако «Св. Фока» смог пробиться лишь до острова Гукера и зазимовал там. Седов, отправившись к Северному полюсу, будучи сильно больным цингой, умер в районе острова Рудольфа. «Св. Фока», вырвавшись изо льдов летом, спустился к острову Нортбрук и обнаружил там Альбанова и Конрада.

Комментарий 56. Название мыса «Флора» характерно, скорее, для русскоязычных текстов и вообще отечественной географии. Однако точное название – мыс «Флоры». Имя мыс получил в честь Флоренс Найтингел (1820-1910), основательницы движения сестер милосердия. Флоренс приходилась двоюродной сестрой Бенджамину Ли Смиту, который командовал экспедицией на судне «Эйра» в 1880 году и открыл остров Нортбрук. Собственно, первым на мысе Флора построил хижину как раз Ли Смит, и впоследствии уже свою базу Джексон.

Вернемся обратно к стратегии санного похода.

От шхуны Альбанов планировал двигаться на юг, и выйти либо на остров Рудольфа, либо немного западнее его в пролив Британский канал. Это был первый этап похода, наиболее важный.

Этот этап, во-первых, должен был показать, насколько санная партия вообще могла передвигаться по льду, с какой скоростью, и будет ли эта скорость отличаться от скорости дрейфа льда.

Во-вторых, внутри архипелага Альбанов надеялся на охоту. Теоретически, двухмесячный запас продуктов позволял добраться им до острова Нортбрук. На практике все уже осложнялось цингой, обострением других заболеваний и общей слабостью команды.

Альбанов пишет:

«Я сомневался и тогда в их здоровье и выносливости. Одному из них было уже 56 лет, все почти жаловались на ноги, а у одного даже открылись на них раны, у другого была грыжа, у третьего болела сильно грудь, и кашель не давал ему спать всю зиму».

56-и летний Анисимов затем вернется обратно на корабль, однако в целом проблему это не решало: Альбанов предпринимал попытку спасения в составе очень слабой команды, откровенно неготовой к тяжелой работе. Здесь мы вновь возвращаемся к предположению, что суть конфликта между Альбановым и Брусиловым летом 1913 года заключалась в действиях по спасению: бросить судно и уйти, пока есть силы и близкие разводья, куда можно перетащить шлюпки; или же попробовать вырваться на корабле, а если не получится, то остаться на очередную зимовку. При этом на момент лета 1913 года было неясно, куда их за зиму унесет вместе со льдами – а унесло их далеко на север и ситуация ещё ухудшилась.

Общее состояние санной партии было таково, что без обилия свежего мяса, которое позволило бы хоть как-то поправить здоровье, достижение острова Нортбрук оказалось бы пирровой победой. Даже если бы там все еще существовала база Джексона вместе с продуктовыми припасами, это оказались бы припасы длительного хранения, и команда вымерла бы от цинги. В данном суждении мы принимаем за опору одно из предыдущих суждений о том, что Альбанов и Брусилов понимание о цинге и методах ее лечения имели. Правда, как мы видим, Брусилов в том своем состоянии, в котором находился на момент конфликта с Альбановым, вряд ли осознавал тяжесть их положения в полной мере. Что касается команды, то они совершенно точно не понимали, как далеко от материка они находятся, как долго будут до него добираться и какими опасностями грозит их путь. Из дневника Альбанова это прослеживается совершенно ясно.

Второй этап похода: пересечение архипелага ЗФИ с севера на юг; либо Британским каналом, выход к которому произошел бы западнее острова Рудольфа, либо по пути Нансена и Йохансена. Выбор зависел от точки выхода к архипелагу, который, в свою очередь, зависел от скорости и направления дрейфа льдов. Конечной целью второго этапа становился остров Нортбрук⁵⁷ и база Джексона на нем – то есть мыс Флоры.

Комментарий 57. На современных картах мы видим два острова Нортбрук – Западный и Восточный, либо Западный Нортбрук и Нортбрук. Мыс Флоры с базой Джексона находится в современном понимании на острове Западный Нортбрук. Однако на момент великих полярных экспедиций прошлого остров был один. Разделение его на два произошло во второй половине XX-го века, когда растаял ледник и открыл между островами пролив.

Далее планировалось действовать по обстоятельствам. Либо это была бы зимовка на мысе Флоры, либо в это же лето переход на Шпицберген – с вероятностью зимовки уже там. Брусилов, как мы видим, не предполагал проблем с переходом на Шпицберген. Альбанов прямо нигде не озвучивает план зимовки на мысе Флоры, однако между строк создается впечатление, что к переходу на Шпицберген он относится более осторожно, возлагая наибольшие надежды именно на базу Джексона. Причем о самой базе Джексона Альбанов знал только лишь из книги Нансена, которая описывала события двадцатилетней давности.

Вот эта осторожность исходит из отсутствия карт и очевидной слабости снаряжения для столь большого перехода.

Для перехода через ЗФИ Альбанов перерисовал очень неточную карту архипелага из книги Нансена, в которой тот описывает свой поход с Йохансеном. Карта схематична, как и положено ей быть в книге. Более точные карты архипелага, основанные на результатах экспедиции герцога Абруццкого, в целом существовали, но ещё не получили распространения. Сами экспедиционные отчеты герцога на русском языке не издавались, широкого хождения не имели вовсе, и взяться им на борту «Св. Анны» было неоткуда.

Свою рисованную от руки карту Альбанов дополнил описанием пути из книги Нансена, за неимением на борту других описаний.

По Шпицбергену данные у Альбанова отсутствовали. Никаких карт не имелось. Альбанову удалось случайно обнаружить среди лоций на корабле десять или двенадцать точек Шпицбергена, с указанием их широты и долготы. Но чем являлись эти точки (мыс, гора, остров или иное) подписано не было, они являлись абстрактными. Альбанов нанес их на свою самодельную карту, но в целом путь на Шпицберген выглядел путем в никуда. Другой вопрос, что с мыса Флоры мало вариантов для спасения. Попытка добраться до северной оконечности Новой Земли могла бы выглядеть рабочим вариантом при наличии шлюпок. Но следует учитывать, что на северной оконечности Новой Земли нет людей, и идти пришлось бы вдоль западного берега до пролива Маточкин Шар. Опыт такого перехода имелся у экспедиции Ли Смита 1881-1882 года, после вынужденной зимовки и потери корабля. Поход Ли Смита занял 43 дня, и оказался очень сложен.

В свою очередь, подобное путешествие на каяках оказалось бы крайне трудно осуществить. Нансен после своей зимовки на ЗФИ точно так же собирался выходить на Шпицберген, но встретился с Джексоном. Можно сказать, что Альбанов намеревался использовать стратегию Нансена для выхода как образец, но выбор в этих землях невелик.

Таким образом, третий этап похода Альбанова по изначальному замыслу состоял в переходе по льдам на Шпицберген, либо с предварительной зимовкой на мысе Флоры, либо без нее – в зависимости от обстоятельств.

Четвертый этап – поиск людей на Шпицбергене. Возможность зимовки на Шпицбергене у Альбанова нигде не прослеживается и ее вероятность подразумевается лишь логически.

Суждения о необходимости тяжелых шлюпок для морских переходов здесь перекликаются с позицией Брусилова. Однако есть явное противоречие: физически дотащить шлюпку и припасы до открытой воды с возможностью ею пользоваться было невозможным делом, и поход Альбанова покажет это совершенно ясно. Проблема шлюпки – неделимость груза. Ее приходится волочь груженой остальным скарбом, а когда не получается вытащить в таком виде из полыньи на лед, то перегружать вначале на лед припасы, затем вытаскивать пустую и загружать снова. Аналогично происходит и с торосами, так как перевалить через них столь большую массу нереально. В случае же каяков и нарт общий груз делится  на семь частей, и это на порядок снижает трудозатраты.

Таким образом, тактика похода строилась на санно-каячном оснащении для переходов и минимальном бивачном снаряжении. Минимализм снаряжения, впрочем, был вынужденным – изготовить более подходящее не имелось ни возможности, ни опыта. И, несмотря на общий минимализм, снаряжение все равно оставалось тяжелым по весу.

Предполагалось, что каждые сани, с каяком и припасами, общим весом в 160…170 кг на старте, будут тянуть по два человека. Итого семь саней на четырнадцать человек. Для облегчения тяги на гладких участках Альбанов рассчитывал использовать парус для нарт.

Итак, идея небольших нарт и каяков исходит из:

а) наличия по пути торосов, через которые необходимо перетаскивать груз;

б) глубокого снега между нагромождениями льда;

в) большого количества разводий.

г) больших пространств открытой воды в широких проливах и, возможно, за пределами границ архипелага.

Первые два фактора предполагают необходимость минимального по весу груза, с возможностью тащить его минимальным же количеством участников. Разводья ставят перед необходимостью иметь легкое плавсредство – легкое, чтобы дотащить его до них. Преодолеть же большие пространства открытой воды возможно, связав два или даже три каяка вместе.

В свою очередь, шлюпка выигрывает в условиях разреженного нетолстого льда, способного легко пропороть обшивку каяка. Однако по совокупности факторов каяк выглядит предпочтительнее. К тому же низкий вес поклажи с каяком позволяет перетянуть ее через участки с тонким льдом, чего невозможно сделать с тяжелой промысловой шлюпкой, и которую, если она провалилась, вытянуть затем на толстый лед крайне тяжело физически.

Другая проблема со шлюпкой, которую предпочитают не озвучивать, но о которой приходится думать на месте: что делать, если часть команды вышла из строя. То есть погибла или неспособна работать из-за болезни. Тяжелую шлюпку либо приходится бросать – что равносильно смерти; либо умирать рядом с ней. С этой стороны отношение Брусилова к идее санно-каячного перехода ещё более удивительно.

Продукты питания в поход

Как видно из таблицы, почти весь рацион команды состоял из черных сухарей. Остальные продукты вносили невысокий вклад, и в среднем давали лишь 280 ккал из 2345 общих. Их нет смысла даже учитывать в общем контексте.

В дневнике у Конрада можно встретить продукты, не указанные в таблице. Это объясняется тем, что сразу после выхода в поход началась пурга и группа стояла на месте, в близости от корабля. Альбанов послал на корабль записку с просьбой выдать им продуктов ещё на четыре дня, и его просьба была удовлетворена Брусиловым. Соответственно, в дополнительной партии продуктов, кроме сухарей, содержалось непринципиальное количество неучтенных в таблице продуктов.

В предварительных расчетах рациона Альбанов сразу столкнулся с проблемой топлива. Оставшийся на борту шхуны запас пищи был рассчитан на варку, однако санный арктический поход требовал необходимости либо не варить пищу вовсе, либо использовать лишь теплую воду, за необходимостью топливо экономить. В свою очередь, группа Альбанова даже не имела примусов, а потому могла рассчитывать только на жир, или тюлений, или медвежий. Но взятый с собой запас жира был слишком уж мал – сказывалось отсутствие зимней охоты. Чтобы хоть как-то жир сэкономить, его смешивали с бензином.

На шхуне «Св. Анна» проблема с топливом решалась за счет постепенной разборки судна. Штатные кухонные печи позволяли готовить сравнительно экономно. Однако санная партия могла рассчитывать только на жир, и при этом имела жесткую необходимость добывать его в пути.

Здесь как раз и сказалось отсутствие на борту корабля пищевых концентратов под пешие переходы. Во время своих сборов Альбанов вряд ли мог не задумываться о том, чем станут питаться оставшиеся на шхуне люди, если вдруг тоже захотят летом покинуть судно⁵⁸.

Комментарий 58. Судя по всему, добравшись до материка на «Св. Фоке», Альбанов искренне надеялся, что летом, если шхуна «Св. Анна» все же не освободилась ото льдов (предпосылки к чему отсутствовали), то Брусилов не покинул судно и остался на следующую зимовку. При достижении Альбановым земли на 77-ой день похода по льдам стало ясно, что он по максимуму использовал окно возможностей для перехода на архипелаг Земли Франца-Иосифа. С учетом направления дрейфа льдов у Брусилова, выступи он в подобный же поход в августе месяце (Альбанов вышел в апреле), шансы достичь земли были бы минимальны.

Другой вопрос, смогло бы в таком случае судно пережить ещё одну зимовку, и как пережили бы ее члены экипажа Брусилова с учетом цинги.

Согласно свидетельствам, Альбанов тяжело переживал исчезновение «Св. Анны» и группы Брусилова. Он до последнего надеялся на освобождение шхуны в районе Гренландии. Согласно отдельным утверждениям, в 1919-м году Альбанов встречался с Колчаком и обсуждал возможную организацию поисков «Св. Анны», но вскоре погиб.

Колчак, в свою очередь, прекрасно понимал необходимость северных путей как в рамках снабжения частей белой армии, так и в рамках развития страны вообще. Будучи Верховным правителем, он уделял большое внимание Северному морскому пути. Однако война для белого движения складывалась не лучшим образом, и организовать масштабную экспедицию в 1919 году Колчак вряд ли имел возможность. В январе 1920 года он был выдан большевикам, а в феврале казнен.

По окончанию Гражданской войны Советская власть поначалу довольно лояльно относилась к бывшим белым офицерам. Выжившие, но эмигрировавшие полярные кадры привлекались для работы на Северном морском пути, в частности для службы в караванах из Европы до устья Енисея. Но спустя несколько лет начался очередной виток чисток, и вся наработка по Северному морскому пути рухнула. Подробнее об этом написано в воспоминаниях Б.А. Вилькицкого (командира экспедиции ГЭСЛО при ее прохождении Северо-Восточным путем) «Когда, как и кому я служил под большевиками». Книга доступна и в электронном, и в печатном виде. Освоение же Арктики пришлось начинать заново.

Другими словами: после куцых поисков «Св. Анны» Российской империей, занятой войной с Европой, никто и никогда поисками исчезнувшей шхуны больше не занимался.

Выбирать продукты Альбанову на борту шхуны, таким образом, было не из чего, и он отправился в поход с тем, что имелось. Вес раскладки оказался сильно ограничен – даже 712 грамм в день на человека на два месяца составляли почти 43 кг на каждого, плюс тара.

Общая калорийность рациона составляет лишь 2345 ккал. Это лишь приблизительные цифры, но они не могут быть слишком уж далеки от истины.

При подобной калорийности уже через десять дней работы команда должна была столкнуться с пред-гипогликемийным состоянием. При энергодефиците в 50% это просто неизбежно. Здесь следует учитывать и общую ослабленность команды после зимовки, и заболевание цингой.

Тюлени проблему решить не могли. Говоря о «подстрелили тюленя», в дневниках участников подразумевается кольчатая нерпа. В Арктике это, как правило, некрупные экземпляры, с выходом мяса в пределах 12…25 килограммов, в среднем порядка 16 кг.

Для группы в 10 человек даже при условии добавления мяса к рациону в таблице тюленя хватало максимум на два дня. Но и то такая добавка не могла скомпенсировать накапливаемый энергодефицит.

В попытках отъестся группа выжаривала тюлений жир до состояния шкварок, однако это, в конце концов, привело к расстройствам желудка, и лишь позже к этому удалось адаптироваться.

Что касается сухарей, тем не менее, в рационе вместе с жирным тюленьим мясом, добытым в пути, они его очень хорошо дополняют углеводами. Дефицит углеводов в рационе полярных партий – настоящий бич. В нашем же случае Альбанов, пусть и невольно, эту проблему решает, когда удается добывать мясо. В отсутствии же такового углеводы смысла не несут – ибо в подобных условиях жир нужнее.

Рацион санной группы Альбанова, как мы видим по таблице – билет в один конец. Если будет в пути охота – которой категорически не было вокруг корабля – то группа, возможно, будет жить. Если охоты не случится – группа точно умрет.

В этом контексте встреча Брусилова и Альбанова перед выходом, когда Альбанов расписывается за вверенное ему имущество, снова встает перед глазами. Брусилов демонстрирует уверенность, что поход откровенно прост. В его записях мы так же не наблюдаем беспокойства за группу, а уход части команды он видит и вовсе желательным. Альбанов, в свою очередь, даже рассчитывая на месяц пути к ближайшему острову, отчетливо понимает, что в итоге шансы выжить у него все равно невелики.

Уникальность дневника Альбанова, то ли намеренная от него самого, то ли выправленная Брейтфусом: он не передает атмосферы жестокости выбора, между смертью на судне и смертью в походе.

Вопрос с оружием

Из дневника Альбанова и предписания Брусилова от 9 апреля, которое приводится у Альбанова, с оружием совершенная путаница. В частности по его количеству. Всего фигурирует в записях 6 единиц оружия, а если считать их по событиям в походе, то их почему-то насчитывается 7.

Все встает на свои места, если мы будем руководствоваться последней записью Брусилова в документе «Выписка из судового журнала шхуны Св. Анна», от 10 апреля - на следующий день после предписания Альбанову. Эту запись Брусилов сделал прямо перед выходом санной партии, и в ней упоминается 7 ружей. Дальнейший подсчет по событиям в походе показывает нам, что прямо перед отходом санной партии он снабдил участников ещё одним дробовым ружьем.

Итого партия была снабжена двумя дробовыми ружьями.

Следующее разночтение у нас по промысловым винтовкам, «ремингтонам» и «норвежской». На страницах документов они то объединяются в три одинаковых винтовки, то расползаются по разным наименованиям. Записи Н.В. Пинегина и Брейтфуса путаницы только добавляют. У Брейтфуса, например, вообще пять стволов – у него отсутствуют магазинные винтовки. Брейтфус указывает 2 Ремингтона, 1 норвежскую и 2 двуствольных дробовых. У Пинегина 2 Ремингтона, 1 норвежская магазинная и 2 двуствольных дробовых.

В данном случае записям Брейтфуса и Пинегина мы можем верить только в отношении общего количества патронов – 1250, и то по части порядка, а не точного числа. Иначе количество единиц оружия у нас не совпадает с событиями из дневника Альбанова. То есть, мы берем за основу совпадения по дневнику Альбанова и последней записи Брусилова, как непосредственных участников процесса.

Итак, вероятнее всего у нас упоминается три очень близких по конструкции промысловых ружья, если уж происходит такая путаница между ними. В таком случае это два американских Remington Rolling Block, то есть, собственно, Ремингтоны по спискам, и одна норвежская Remington M1867.

Американская версия, ставшая нарицательным в свое время, выпускалась под разный калибр. В нашем случае речь идет скорее о версии под патрон 12,7x45 мм R, так как такие широко использовались для охоты на крупного зверя в конце XIX и начале XX века. Такие Ремингтоны мы можем встретить и в других полярных экспедициях. Они надежны, были распространены как охотничье оружие и обладают запасом под любого зверя независимо от размеров. В краю белых медведей с однозарядной винтовкой в руках последний фактор немаловажен.

В свою очередь норвежская винтовка шла под патроны 12,17×44 мм RF и 12,17×42 мм RF. Это армейские винтовки на базе все той же Remington Rolling Block, но которые выпускались по лицензии в Швеции и Норвегии под местный патрон. Начиная с 1900-го года, Remington M1867 был снят с вооружения и заменен в армии на многозарядную винтовку, после чего за небольшую цену продавался местному населению для охоты. Приобрести ее Брусилов мог во время посещения Норвегии на пути в Александровск, к тому же цена на такую винтовку, очень подходящую для промысла, была бы заманчивой в сравнении с американским вариантом.

С магазинными винтовками тоже все непросто.

В описаниях фигурируют две шестизарядных винтовки относительно мелкого калибра.

Технически по описанию подходит шестизарядная итальянская винтовка армейского образца Carcano M1891, с патроном 6,5*52 мм. Беда в том, что эти винтовки появились в Российской империи только во время Первой мировой войны, в ограниченном количестве и как трофейный вариант. Чтобы приобрести такую в полярную экспедицию 1912 года, пожалуй, даже мало было прослыть знатоком: за пределами региона винтовка ещё не получила известность⁵⁹, а через Средиземное море шхуна «Св. Анна» не проходила. Как чей-то подарок подобный вариант тоже выглядит уж слишком сомнительным.

Комментарий 59. Принятой на вооружение итальянской армией в 1892 году, винтовкой Carcano M1891 поначалу снабжали альпийских стрелков, чуть позже появилось два варианта карабинов. Массовый же выпуск начался с Первой мировой войной, и затем, снижаясь, продолжался вплоть до Второй мировой, уже под разные калибры. Всего было выпущено порядка трех миллионов экземпляров.

Считается, что именно из карабина Carcano M1891 в 1963 году был застрелен американский президент Джон Кеннеди.

Куда как более вероятной «магазинкой» в экспедиции Брусилова выглядит норвежская армейская винтовка Krag-Jørgensengevær m/1894, под калибр 6,5*55 мм и магазином на пять патронов. В ее плюс говорит лучшая доступность для покупки и вообще осмысленность для приобретения, путаница в источниках с «норвежскими» винтовками (у Пинегина упоминается «норвежская магазинная») и найденные на Земле Георга гильзы и патроны именно от такой винтовки⁶⁰. В свою очередь, в ответ на вопрос «откуда взялась шестизарядная» необходимо рассмотреть очень хитрый и одновременно простой механизм заряда винтовки. Винтовка снабжена коробчатым магазином, в который патроны как бы «засыпаются», без всякой обоймы и вщелкивания. Пополнение магазина возможно производить в любой момент времени и независимо от положения затвора. В том числе можно и вовсе игнорировать магазин и вкладывать патрон сверху, превратив винтовку в однозарядную. Другими словами, мы имеем возможность снарядить винтовку шестью патронами – один будет в канале ствола и ещё пять в магазине. Отсюда шесть зарядов⁶¹.

По винтовкам все озвученное лишь предположения, но они многое объясняют и позволяют логически увязать между собой все источники.

Комментарий 60. Речь идет об экспедиции 2010-2011 гг под общим руководством О. Л. Продана. О ней мы упоминали выше, в разделе «Источники». Гильзы и патроны были обнаружены в ходе поисковых работ, и по маркировке они совпадают с Krag-Jørgensengevær. Однако есть и контраргумент: в начале XX века Землю Георга посетило множество судов и экспедиций, в том числе снабженных норвежским оружием. Да и общее количество произведенных таких патронов и ружей в Норвегии подразумевает, что в Арктике они могут встречаться когда угодно и где угодно.

Комментарий 61. Такая возможность для этой винтовки демонстрируется на современных видео, и это действительно штатный вариант. Пять патронов засыпается в магазин и один вставляется сверху. Затем следует шесть выстрелов. Таким образом, хотя магазин винтовки и рассчитан на пять патронов, но сама винтовка шестизарядная. Так как сама по себе винтовка изначально была запущена в серию как армейская, то на поле боя для пехотинца, как основного пользователя, ее «шестизарядность» имела слабый смысл, и потому не упоминается в ТТХ.

Как армейский вариант винтовка не получила столь широкого распространения во время войн, как итальянская Carcano M1891 и другие схожие. Достоинство норвежской винтовки – исключительная надежность в любых условиях эксплуатации. Недостаток – неудобство и низкая скорость пополнения магазина в условиях боя. Необходимость таскать запасные патроны россыпью вызвала появление специальных обойм различной конструкции, но фактического упрощения и удобства они не принесли.

В любом случае на момент экспедиции Брусилова винтовки Krag-Jørgensengevær имели известность, как в Европе и США, так и в Российской империи. Приобрести или получить их в дар он тоже имел возможность при посещении Норвегии.

Одежда участников похода

Малица – верхняя теплая одежда у оленеводческих народов. Технически это глухая рубаха, а по-современному – куртка очень свободного покроя, без разреза спереди. Шьется из шкур, мехом внутрь, и надевается через голову. Сверху обычно покрывается слоем тонкой ткани.

Малица упоминается почти во всех арктических экспедициях Российской империи и Советского Союза вплоть до первых послевоенных лет. Является русской адаптацией местной одежды коренных народов Севера под экспедиционные полярные задачи. При посещении Полярного Урала зимой все те же малицы из оленьих шкур можно увидеть у хантов. Правда, они немного короче по длине от тех, что у команды Альбанова.

Длина малицы слегка разнится в зависимости от региона и занятия племени. Применительно к походу Альбанова подразумеваются «длинные» малицы, примерно до середины голени.

Крой малицы свободный, имеется возможность вынуть руки из рукавов не снимая куртки. Капюшон плотный, заменяет шапку, т.е. шапка под малицей не носится. Рукавицы пришиты к рукавам с одного краю, чтобы имелась возможность их отогнуть и работать голыми пальцами. По талии малица неплотно стягивается поясом, который так же несет функцию подвеса для снаряжения.

В целом, у тех же хантов малица почти не изменилась за последние сто лет, лишь снизу ее крой стал чуть другой – адаптированный под снегоход.

Малица у коренных народов – универсальная повседневная зимняя одежда. В экспедициях она широко применялась точно в таком же качестве. Обычно ее почти не снимали. Однако под санные походы, когда груз тянут люди, малицы не годились: в них было слишком жарко, и на время такой работы малицу снимали. Собственно, в этом же мы наблюдаем отличие в одежде между командами Скотта и Амудсена в походе к Южному полюсу: англичане не использовали мех, так как с их нагрузками он был избыточен.

Русские экспедиции, в свою очередь, редко шили спальные мешки и часто спали в тех же малицах. Для этого руки втягивались внутрь малицы, а ноги подгибались и тоже как бы оказывались внутри. В случае сильного холода, в ноги, чтобы те не мерзли, укладывали собаку. И собаке теплее, и хозяину.

Вариант с собакой распространен, в том или ином виде, на северных землях по всему миру. С севера Канады в США так же проникло «three dog night» - «ночь трех собак». Выражение означало «ночь холодна настолько, что необходимо три собаки под боком, чтобы ее пережить». Опять же, иногда это выражение подразумевало, что третью собаку вначале нужно где-то найти. Для понимания вот этого «раздобыть третью собаку» следует иметь в виду, что собачьи упряжки в «привычном» современному человеку виде были распространены не у всех и не везде. Собаки ещё использовались для перевозки индивидуальных волокуш – как зимой, так и летом; для тяги лодок вверх по течению реки; для транспортировки маленьких саней. Другими словами, далеко не всегда и не всем требовалось иметь много собак. Потому как задачи в каждой местности стоят тоже разные.

В группе Альбанова некоторые участники использовали малицы для сна вдвоем. Укладываясь спиной друг к другу, они натягивали на ноги одну малицу, а на верхнюю часть тела другую. Выходило очень тесно, но зато тепло. Подобная схема, правда, нравилась не всем, так как из-за тесноты сон выходил беспокойным.

Малицы, как одежды, вполне хватает до морозов в -30…-35 градусов. В случае более низких температур или сильного ветра, поверх малицы надевается другая глухая рубаха (куртка), но уже сшитая мехом наружу. Она называется «совик».

Совик не подпоясывается, он свободнее по крою – чтобы легче надевать на малицу, и у него более сложный капюшон – чтобы защитить лицо от мороза и ветра. Рукавицы к нему не подшиваются.

Совик является чисто верхней теплой одеждой, и его точно так же используют для сна без спального мешка на морозе. В яранге, которая представляет собой двухслойное жилище, совик традиционно не заносят во внутренний «теплый» слой и оставляют в холодной части, чтобы тот всегда оставался сухим. Когда внутренний слой натоплен, то снаружи оставляют и малицу. Подобная методика сохранения меховой одежды в сухости, подсмотренная у аборигенов, описывается и у Стефанссона в «Гостеприимной Арктике».

В списках снаряжения группы Альбанова указаны 13 малиц и 1 совик. Вероятно, на одного из участников похода не нашлось малицы, и вместо таковой взяли совик. В свою очередь, так как санная партия стартовала весной, то не требовалось иметь на каждого участника сразу и малицу, и совик. При этом во время буксировки саней малицы с совиком лежали внутри каяков, привязанных к саням сверху.

Нательное белье (по-современному - термобелье) по идее у всей команды должно быть шерстяное, но тут мы сталкиваемся с совершенно случайными людьми в экспедиции, в частности набранными в последний момент в Александровске. Поэтому индивидуальный набор нательного белья по факту может быть любой. С собой в поход каждый участник должен был взять по две смены белья, но вряд ли это удалось сделать всем.

Поверх нательного белья надевалась вязаная шерстяная рубаха: по крою и виду это привычный нам свитер, с облегающим шею воротом.

Брюки и куртка шились из парусины. Куртка на пуговицах, без капюшона. По внешнему виду она больше похожа на пиджак, и в источниках часто так и называется.

Шапка у участников похода представляла собой суконную ушанку, близкую или аналогичную к «шапке Нансена», то есть с наушниками и козырьком. Подобные были очень популярны в то время, как для полярных экспедиций, так и для армейских нужд.

Сапоги высокие, под колено, судя по всему с жесткой подошвой. Из-за неоднократного ремонта верх сапог у всех разный – кожа, тюленья шкура или парусина.

Кроме всего перечисленного участники похода имели с собой из одежды рукавицы, суконные или меховые, либо те и другие, а так же солнцезащитные очки. Очки были изготовлены заранее, из донышек четырехгранных бутылок из-под джина, темного стекла. По свидетельству Альбанова, они крайне плохо защищали глаза от излучения, и команда постоянно страдала от снежной слепоты.

Одежда участников похода в общем находилась в плохом состоянии, давно не стиранная за отсутствием мыла, и кишела паразитами.

Список снаряжения в санях и его вес

В таблице указан общий список снаряжения и его приблизительный вес, с округлением до целого килограмма. Вес указан скорее по минимуму. Например, к каждой винтовке обязательно должен быть ремень, который не учтен в справочном ТТХ изделия, имеется наверняка и два-три патронташа к арсеналу. Топоры обязательно с чехлами. И тому подобное.

Общий расчетный вес снаряжения, без учета ходовой одежды на себе во время тяги саней, составляет около 1300 кг. Получается 184 килограмма в среднем на каждые нарты.

Полученные расчеты не совпадают с таковыми в аналитической записке Брейтфуса [1, С.18], где указаны 10…10½ пудов на каждые нарты (165…172 кг).

Сам Альбанов, однако же, при расчетах указывает отличный от Брейтфуса суммарный вес груза. В своем дневнике он пишет: «Если сюда [к списку] ещё прибавить теплую одежду, топоры, инструменты, посуду, лыжи, починочный материал и проч., то выйдет, что, не считая веса каяков и самих нарт, нам предстояло тащить груза до 65 пудов» [1, С. 43].

65 пудов составляют 1065 килограмм. Прибавляем к ним 336 килограмм расчетных в нашей таблице для саней и каяков и получаем 1401 кг. Однако же Альбанов имеет в виду под санями и каяками чистый их вес, без учета покрышек, парусов, мачт и упряжи. Таким образом, суммарный вес снаряжения должен либо примерно совпадать с расчетным в таблице, либо лишь слегка превышать его.

Брейтфус, в свою очередь, скорее всего не включает в свои расчеты вес оружия, лыжной амуниции, теплой одежды и заспинных сумок, а так же руководствуется весами продуктов без учета упаковки и снаряжения без чехлов и ящиков. Учитывая, что Брейтфус, как полярный эксперт, скорее теоретик, нежели практик, его подход вполне объясним. Впрочем, в современном туризме даже высоких категорий вес рюкзаков чаще всего точно так же рассчитывается в подобном же ключе, и разбег между заявленным весом и полным весом всей амуниции вместе с одеждой легко достигает 25…30%.

Несмотря на минимальный перечень снаряжения для столь большого похода и очень вероятной зимовки, общий вес нарт в 184 кг слишком высок для тяги их всего лишь двумя людьми. Это возможно осуществлять по ровной гладкой поверхности, но только не через торосы и глубокий снег. Отсюда становится ясно, почему на практике весь груз волокли челночным способом, в два-три приема.

Отсюда же понятно, почему продуктов взято с собой в столь небольшом количестве. Если добить их по весу до килограмма на человека в день, то на старте это дало бы прибавку 17,3 кг на каждого участника, 34,6 кг в каждые сани и 242 кг в сумме к грузу. Уволочь подобный вес команде было бы крайне сложно. К тому же ситуация и так усугубилась, когда спустя некоторое время трое участников группы решили вернуться на корабль. Доля груза на каждого оставшегося соответственно выросла. В результате группа по мере передвижения всеми силами и способами избавлялась от «лишнего» груза, уменьшая перевозимый вес.

Если предположить, что вместо каяков пришлось бы взять шлюпку, и предположить, что шлюпку волокли бы без саней (а это трудно делать физически), то в шлюпку пришлось бы загрузить 950 кг груза, плюс мачту и парус для нее. Мотивы Альбанова в его отказе от подобного варианта очевидны, и тут снова очень сложно понять Брусилова. Безусловно, сани под шлюпку возможно было бы сделать, весом порядка 250 кг, но тут все упирается в отсутствие хороших материалов на борту «Св. Анны». Чтобы отремонтировать поломавшиеся сани в пути, необходимо вначале разгрузить шлюпку, потом ее снять, а затем после ремонта все повторить в обратном порядке. И все равно очень сложно тащить груз весом около полутора тонн через торосы и разводья, даже если сани под шлюпку надежны.

Именно из-за этого Брусилов хотел дождаться максимально возможных разводий и каналов во льду, ориентируясь на август. Однако «Св. Анна» выходила на траекторию дрейфа «Фрама» Нансена, книга которого имелась на борту шхуны, и, опять же, из нее было очевидным, что находясь так далеко на севере, выбраться без тяжелой работы к сплошным каналам на юг невозможно. Тем более, всего за месяц, оставшийся до необходимой зимовки.

Один из выводов из всего этого: Альбанов провел очень хорошую расчетную работу планов спасения, исходя из имеющихся ресурсов. Почему подобного не смог или не захотел сделать Брусилов, остается открытым вопросом, ответа на который мы никогда не получим.

Немного опишем отдельное снаряжение группы Альбанова.

Идея перевозки груза строится на том, что двухместный каяк устанавливается на сани и плотно шнуруется к ним через парусиновую покрышку, чтобы избежать смещений во время перетаскивания через торосы и трещины. Внутрь каяка укладывается снаряжение. Конструкция допускает установку небольшой мачты и паруса, для облегчения тяги саней.

На разводьях каяк снимается с саней, а сани привязываются уже к нему, поперек, сзади или спереди. На открытых и протяженных участках воды два каяка связываются вместе в подобие катамарана.

Для постройки саней требуется легкое и упругое дерево, которого не имелось на борту шхуны. В результате сани, сделанные в основном из ссохшейся древесины, ломались почти каждый день, а потому требовали очень внимательного к себе отношения.

Полозья на этих санях выполнены узкими, то ли за отсутствием материала, то ли за отсутствием опыта. Для переходов в этом регионе лучше сани с широкими полозьями. Такие, в частности, заказывал к изготовлению Седов для своей экспедиции, по примеру нарт Нансена.

Не лучше дело обстояло и с каяками, которые постоянно протекали. Группе то и дело приходилось их промазывать и заново пропитывать. Так как обшивку каяка изготовили из парусины, то качественно пропитать ее на борту корабля имелось мало возможности. Возвращаясь к экспедиции Седова, его каяки были заказаны в Норвегии и выполнены из очень плотного брезента, проваренного в парафине⁶²[12, С.31]. Однако, несмотря на все мучения, каяки Альбанова выдержали поход. Даже после прибытия на остров Нортбрук, каяк Альбанова и Конрада находился в таком состоянии, что спустя несколько дней Конрад предпринял на нем попытку найти своих пропавших товарищей.

Комментарий 62. Экспедиция Георгия Седова одна из самых загадочных русских полярных экспедиций. Загадочность эта есть следствие ее глубокой идеологической обработки со стороны Советской власти. Во-первых, сам Седов был очень удобной фигурой для образа настоящего «советского» человека. Выходец из нищей рыбацкой семьи, он из самых низов смог пробиться в офицеры военного флота, то есть в оплот царской власти и сословной системы. Среди большинства коллег он оставался изгоем, но его экспедиционные успехи не могли не замечать. Со своей идеей экспедиции к Северному полюсу и со своими идеями вообще, Седов ухитрился выйти за пределы Главного гидрографического управления, перерасти его, и оказался втянут во внутриполитические игры, детали и суть которых не станут нам неизвестны никогда. Его истинная личность переработана настолько, что ее, как и личности многих деятелей Российской империи, восстановить невозможно. Во-вторых, коллегами по службе у Седова были такие, например, люди, как Колчак, Брейтфус, Вилькицкий и другие. Их личности и их история точно так же подверглись переработке, зачастую очень глубокой, как, например, личность Колчака. В результате оказалось утеряно множество взаимосвязей, и создано такое же множество взаимосвязей ложных.

Ближе к развалу СССР и, тем более, после такового, «советская» личность Седова стала подвергаться развеиванию, и даже нападкам. В итоге образ Седова вновь подвергся очередной грубой обработке (как и образ Колчака, кстати). В своей последней экспедиции Седов не просто не достиг полюса, но и не достиг ничего вообще примечательного с точки зрения обывателя и «экспертов». В современной российской картинке он часто предстает в образе «неудачника», погибшего по своей глупости. Седов очень быстро стал для русского человека русским же аналогом Роберта Скотта. И тот, и другой в глазах современной общественности достойны своей смерти, и это очень страшно в культурном плане.

В экспедиции Седова много белых пятен и противоречий. И, тем не менее: нарты и каяки прекрасного качества для экспедиции были заказаны в Норвегии заранее, и вовремя же доставлены.

Жировая кухня в группе Альбанова была тоже самодельной, довольно примитивной, но эффективной. Ведро с крышкой вставлялось внутрь металлического футляра, и под его дном горел жир. Пламя касалось не только дна ведра, но и его боковых стенок, до половины высоты.

Идея конструкции позаимствована у Нансена, но конечный результат получился в результате нескольких итераций.

Палатка была шатрового типа, из парусины. Очень тяжелая. Альбанов сокрушался по ее поводу: сшить другую он был бы и рад, да на борту «Св. Анны» не имелось материалов. Намокнув, палатка стала ещё тяжелее, и, в конце концов, путники избавились от нее, организуя из парусов для каяков небольшой тент, благо погода уже позволяла.

Оружие и одежда были рассмотрены в отдельных главах. Оставшееся же снаряжение не нуждается в дополнительных комментариях.

Поход

Ниже кратко изложены события похода. За основу взят дневник Альбанова, с отдельными единичными поправками по датам из дневника Конрада.

Основное различие между дневниками выживших – событие бегства двух участников похода. У Конрада в дневнике оно не упоминается, тогда как у Альбанова ему посвящено довольно много места. Если брать за основу анализа именно дневник Альбанова, то бегство участников запустило собой гибельную цепь событий. Более того, Альбанов по мере повествования плавно подводит к логике беглецов и неоднократно упоминает суть сложившегося противоречия между двумя группами, на которые, в контексте тактики перемещения, разделилась его команда.

Поэтому бегство двух участников – очень сложный вопрос. Если его отрицать (на основе дневника Конрада) или не иметь в виду вовсе, то почти все описанное Альбановым, за исключением неких справочных данных по походу, можно считать выдумкой. Однако решиться на такое крайне сложно⁶³. В свою очередь, дневник Конрада не содержит в себе логических связей для потери каяков и людей, и их необходимо придумывать самому – тогда как дневник Альбанова таковые связи как раз дает.

Комментарий 63. Результаты находок экспедиции О.Л. Продана в 2010-2011 гг. получены исходя из дневника Альбанова, и тем самым подтверждают его достоверность, как источника. В самой же истории Альбанова нет противоречий, как таковых. В ней есть непроясненные вопросы, и это нормально, ибо это дневник, а не полноценная книга об экспедиции Бруслова. Скорее всего, возникшие вопросы легко мог прояснить позже и сам Альбанов, но его дневники были изданы лишь в 1917 году, после того, как стало ясно, что шхуна «Св. Анна» уже не вернется. То есть на самом деле эти вопросы вполне могли иметь фактическое объяснение, просто таковое не дошло до нас в письменном виде. Ибо всем вдруг стало не до того. А сам Альбанов погиб в 1919 году, неизвестно где и как.

Поэтому далее по тексту, исходя только лишь из указанной выше логики, мы предполагаем, что события из дневника Альбанова не выдуманы и соответствуют действительности.

В этом предположении также следует иметь в виду, что Брусилов, несмотря на конфликт с Альбановым и освобождение его от должности, не арестовал его, доверил ему людей (за которых он точно так же нес ответственность), и лишь короткой фразой упомянул о конфликте в тех документах, которые дал Альбанову для доставки на материк. Опять же, люди согласились с Альбановым идти – а значит, он не выглядел для них лжецом и преступником. Безусловно, все это опровержимые доводы. Однако мы в целях анализа вынуждены выбирать, какой дневник считать основным и наиболее полным, и перечисленные доводы склоняют нас здесь к выбору в пользу дневника руководителя похода, а не его участника.

10 апреля. 1 день. Старт похода. С судна вышло 14 человек, имея при себе 7 нарт и 7 установленных на них каяков. Вскоре после выхода произошла поломка одних из саней, и их ремонтировали. Брусилов сразу (без просьбы со стороны санной группы) прислал дополнительный материал для ремонта. Группу сопровождают члены корабельной партии. Ночью началась метель. Прошли за первый день 5 верст.

13 апреля. 4 день. Метель все продолжается, группа стоит на месте, пережидая непогоду. Вечером метель стихла, и к группе пришли участники корабельной партии. Анисимов вернулся на корабль, чтобы переночевать в тепле. Он уже немолод, явно болен, и отсидка по погоде далась ему очень тяжело.

14 апреля. 5 день. Анисимов отказался возвращаться в походный лагерь и вместо него с судна пришел Регальд. Итого команда все так же составляет 14 человек, при 7 каяках и санях. По просьбе Альбанова принесли с судна продуктов ещё на четыре дня. Оказалось, что за время метели вместе со льдами их всех - и санную группу, и корабль - отнесло на 35 верст к северу. То есть теперь они стоят от земли дальше, чем во время выхода с корабля.

Сразу после отправления из лагеря троим участникам группы стало плохо. Сани поволокли челночным способом, вначале четверо саней, затем оставшиеся трое.

Комментарий: приход Регальда вместо решившего остаться Анисимова свидетельствует о неоднозначности мнений среди команды о дальнейших действиях. Складывается впечатление, что уйти с корабля рады многие, но есть понимание об опасности пути. И выбор сделать им очень трудно. С другой стороны, Брусилов, понимая всю сложность положения Альбанова с уходом одного из участников, мог выспросить у команды добровольца. Сам Альбанов, как и Конрад, никак не комментирует эту замену и просто упоминает ее, как факт.

15 апреля. 6 день. Сани тащат в два, а то и в три приема. Вновь их навестили на лыжах участники команды с судна, до которого теперь примерно 15 верст.

16 апреля. 7 день. Судно окончательно скрылось из виду, и участники с корабля более не приходили.

«Мало-помалу мы начали привыкать к своему кочевому образу жизни. Вставали часов в 7 утра и начинали готовить завтрак… После завтрака, часов около 9 утра, мы снимали наш бивуак, укладывали свои пожитки и трогались в путь. Взяв трое нарт, мы тащили их часа 2 по глубокому снегу, часто перебираясь через торосы. Снег был очень глубокий, и мы вязли в нем выше колен. Тащить тяжелые нарты, пользуясь лыжами, было невозможно, так как лыжи скользили. Мы очень сожалели, что не сделали ещё на судне специальных лыж, пригодных для этой цели.

Оттащив первую партию версты за 2, мы оставляли их около какого-нибудь старого тороса, на вершине которого ставили флаг, и возвращались за второй партией каяков.

В час или 2 часа дня мы делали привал, палатку при этом не ставили, так как это занимало много времени. Присаживались в малицах с подветренной стороны каяков, доставали сухари и жевали их. Первое время к этим сухарям мы получали по маленькому кусочку шоколада, но, к сожалению, его у нас было очень мало.

Отдохнув часа 1,5, мы отправлялись далее, опять же взяв в первую очередь только три каяка, на одном из которых была палатка. Шли версты 2 или около того, смотря по дороге, и теперь уже выбирали место для ночлега. Два человека оставались ставить палатку, а остальные на лыжах шли за второй партией каяков.

…Безотрадным, бесконечным казался нам наш путь, и никогда, казалось, не настанет теплое время года…».

Полозья саней ломаются почти ежедневно и их приходится долго чинить.

Комментарий: и у Альбанова, и у Конрада есть упоминания в дневниках, как они ещё на судне предварительно испытывают каяки. Но нет записей, как они пробуют груженые нарты собственной конструкции. Постоянные поломки, несоответствие лыж, узкие полозья нарт, отсутствие упоминаний об испытаниях – создается впечатление, что предварительно сама идея и ее исполнение не тестировались. Если это действительно так, то подобное могло происходить по самым разным причинам, в том числе и из-за конфликта Альбанова и Брусилова. Судя по всему, обстановка на судне была куда как более накаленной, чем это смог передать дневник Альбанова. Сборы в таких условиях могли быть чрезвычайно сложными.

С другой стороны, Альбанов мог произвести испытания нарт, и они точно так же ломались. Но другого материала все равно не имелось, и он решил идти с тем, что есть. А в своих записях на этом просто не заострил внимания.

19 апреля. 10 день. Участники Пономарев, Шатура и Шахнин попросили отпустить их обратно на корабль, дескать «они устали и не надеются дойти когда-нибудь до берега». До судна примерно 40 верст. Им выдали винтовку, патроны, теплую одежду, заспинные сумки с сухарями и лыжи. В санной партии осталось 11 человек.

Комментарий: расстояние указано Альбановым - «верстах в сорока». Расстояние он приводит на основе пройденного ими пути. Однако следует иметь в виду, что на подобном расстоянии ледовые поля могут дрейфовать независимо друг от друга, и расстояние между группой и кораблем за шесть дней может измениться в любую сторону. Поэтому, хоть и подразумевается, что эти трое участников благополучно вернулись на борт «Св. Анны», подразумевается оно вместе со словом «вероятно».

Альбанов не уговаривает их остаться: «Так как все уходили с судна добровольно, без всякого принуждения, к тому же наше положение я считал далеко не блестящим, то и не счел себя вправе противиться желанию этих трех лиц».

В очередной раз мы видим, что Альбанов прекрасно осознает положение своей команды. Вместе с тем, указывая на хорошее физическое состояние покинувших группу (в отличие от ушедшего ранее Анисимова), пишет о них Альбанов скорее с отрицательным оттенком.

20 апреля. 11 день. Стоят на месте, на всякий случай – если вдруг ушедшие снова вернутся. Два каяка и одни нарты пустили на дрова, так как волочь их оставшимся составом невозможно. Несколько человек мучаются снежной слепотой.

23 апреля. 14 день. Вчера вечером подошли к большой полынье. Сегодня убили в ней двух тюленей. Теперь у группы есть свежее мясо и жир на топливо. Добыча немного подняла настроение группы.

24 апреля. 15 день. Стоят у полыньи, ищут место для переправы.

27 апреля. 18 день. Часть команды сильно болеет желудком из-за тюленьего жира. Добыли ещё одного тюленя. Движение то с санями, то на каяках. Много полыней.

29 апреля. 20 день. Луняев плох ногой, сильно опухла.

3 мая. 24 день. Во время разведки пропал Баев. Вместе с ним команда лишилась одной винтовки. В группе осталось 10 человек.

3, 4, 5 и первая половина 6 мая – поиски Баева. Луняев болен настолько, что таскать нарты почти не может, у него проблемы с ногами.

7 мая. 28 день. Стоят на месте и ремонтируют каяки, промазывая их тюленьим салом, смешанным со стеарином, так как каяки сильно протекают. Проблема ещё и в том, что сало быстро стирается ото льда в полыньях.

12 мая. 33 день. Стоят на месте, не могут двигаться из-за снежной слепоты. В рационе много мяса.

14 мая. 35 день. Альбанов наказал Архиреева за то, что тот оскорбил и обругал его. Заставил простоять всю ночь на вахте. Конрад в своем дневнике соглашается с тем, что Архиреева следовало наказать. Несколько человек страдают от снежной слепоты.

Комментарий: как мы видим, Альбанов вполне себе работает, как командир санного отряда – наказывая за нарушение субординации. И его слушаются. То есть им могут быть недовольны, но ослушания нет.

15 мая. 36 день. Три человека - Максимов, Смиренников и Регальд - едва не утонули, перевернувшись на каяках. Во время аварии утеряны кухня, дробовое ружье, полностью вся швейка для ремонта каяков и одежды. Теперь у группы нет даже швейной иглы и ниток. Это очень чувствительная потеря для санного отряда.

Запись Альбанова, ещё до события: «Опять не хватило топлива, опять забота, чем напитать людей! Как это тяжело, как надоело мне! Хуже всего то, что эта забота никого из моих спутников как бы не касается. Удивительные люди – ни предприимчивости, ни сообразительности у них незаметно. Как будто им совершенно все равно, дойдем ли мы до земли, или не дойдем. Тяжело в такой компании оказаться в критическом положении. Иногда невольно становится страшно за будущее.

Конечно, этого нельзя сказать про всех, но слишком незначительно исключение, слишком мало энергичных, здоровых помощников».

Губанов сделал из консервных банок и футляра аптечки замену утопленной кухне.

17 мая. 38 день. Регальд упал в воду с края льдины и упустил каяк. Каяк очень далеко унесло ветром и его пришлось ловить.

Запись Альбанова: «Эх, только бы привел мне бог благополучно добраться до берега с этими ротозеями!».

19 мая. 40 день. Разобраны ещё один каяк и сани, чтобы легче тащить груз. Теперь на команду осталось 4 каяка и 4 саней. Луняев совсем плохо ходит и испытывает сильные боли.

21 мая. 42 день. У Луняева кровоточат десны, у него явная цинга. Сломался второй компас (первый сломался ещё раньше), теперь остался лишь маленький компас, встроенный в бинокль. В основном Альбанов ориентируется по часам.

22 мая. 43 день. У Губанова тоже кровоточат десны и он слаб – цинга.

Комментарий: здесь мы видим, что короткое изобилие свежего мяса от цинги, которая развилась в такой степени, спасти уже не может – особенно в условиях, когда необходимо тяжело работать.

23 мая. 44 день. Альбанов: «Недостаток мяса очень тревожил меня… Бульона Скорикова у нас осталось 6 фунтов, так что мы можем сварить при экономии 12 супов; хотя это будет походить более на воду, чем на суп. Гороху и «жюльену» осталось на очень экономных шесть супов. Молока осталось три баночки. Шоколад сегодня на отдыхе роздал последний. Придется теперь заменить его в полдень сгущенным молоком, а потом и сушеными яблоками, которых мы ещё имеем 2 фунта… Едим мы, казалось бы, и довольно, но все время голодны. Правда, в большинстве случаев мы едим почти одни сухари, сдабривая их теми крохами, про которые я упоминал выше».

25 мая. 46 день. Убили медведя. Альбанов: «Мы сняли великолепную шкуру вместе с салом на топливо (двухсотрублевая шкура должна была идти на топливо ради спасения наших собственных шкур), мясо же разделали так тщательно, как самые лучшие мясники. Даже кровь собрали в чашки. Вечером мы ели мясо и в жареном, и в сыром, и в вареном виде. Сырая печень с солью, право, очень вкусная вещь. Вот это праздник!».

Комментарий: подчеркнуто автором статьи, разъяснение в 48-м дне.

26 мая. 47 день. Альбанов: «Стоим на старом месте и стараемся заготовить впрок все имеющееся у нас медвежье мясо, следовательно, стоим не напрасно. Варим, жарим целый день, топим жир, а я делаю опыт сушить на ветру мясо».

27 мая. 48 день. Альбанов: «Когда мы ещё были на «Св. Анне», у нас ходили слухи, что медвежью печень есть нельзя, так как от нее человек заболевает. Хотя мы и не особенно доверяли этим слухам, но все же не ели, за исключением нескольких человек, самых «вольнодумцев». Теперь мы все ели печень, и могу сказать по личному опыту, что печень вредна. У всех так сильно ломит голову, что можно подумать, что мы угорели и даже хуже. Кроме того, у меня во всем теле сильная ломота, а у многих - расстройство желудка. Нет, теперь довольно есть печень!».⁶⁴

Комментарий 64. С отравлением печенью сталкивались почти все полярники, кто попадал в аварийную ситуацию и жесткий энергодефицит. Не имея предыдущего опыта и обладая лишь теоретическим знанием («нельзя есть печень белого медведя»), воздержаться от ее поедания в таких условиях невозможно. Ты слишком голоден, чтобы удержаться. При этом, по понятным причинам, отсутствуют данные, скольким это стоило жизни. В целом, подобное отравление может произойти не только от печени именно лишь белого медведя. Описываются отравления печенью при поедании ездовых собак (например, у Эйнара Миккельсена), что может быть связано, в том числе, с большим энергодефицитом и обостренной восприимчивостью организма, в котором на фоне истощения произошли глубокие биохимические сдвиги. Здесь ещё следует иметь в виду, что даже если организм сам по себе вполне справляется с отравлением, то острая диарея на ее фоне способна убить за счет быстрого обезвоживания.

28 мая. 49 день. Продвижение идет крайне тяжело из-за ледовых условий. Невероятно трудно тащить сани с каяками. Назревает конфликт: Конрад и ещё четверо участников выражают мысль бросить сани и каяки, а также большую часть снаряжения, и двигаться вперед на лыжах и налегке. Альбанов возражает: без каяков и снаряжения они обречены на первых же больших разводьях и даже на берегу, если до него доберутся. Ведь им ещё предстоит не только выживать на этом острове, но и как-то перебираться между островами к базе Джексона. Однако убедить «лыжников» Альбанов не может.

Палатку уже частично порезали на растопку. Кроме медвежатины из еды осталось по 30 фунтов сухарей на человека – на 20 дней, исходя из 1,5 фунта на человека в день (615 грамм). Другой еды остались незначительные крохи.

30 мая. 51 день. Альбанов делает вывод, что их сильно сносит на юго-запад. Объявляет премию 25 рублей тому, кто первым увидит землю.

31 мая. 52 день. Убит медведь. Наделали колбас из мяса, почек, сала и кишок. Мясо варят и сушат вареным на ветру, чтобы его можно было есть сразу. К вечеру начинается шторм.

4 июня. 56 день. Все ещё продолжается шторм. Сидят в палатке, все имущество мокрое. Их быстро несет на юг-запад вместе со льдом. Альбанов не говорит команде, что несмотря на столь стремительно движение льдов на юг, их положение кране сложное – они неизвестно где и в лучшем случае их несет к Земле Александры. А в худшем пронесет западнее ее.

6 июня. 58 день. Из-за ледовых условий двигаться невозможно, и группа все ещё стоит на месте. Однако льды все так же несет на юго-запад. Альбанов думает, что возможно придется двигаться сразу на Шпицберген, и это внушает ему теперь опасения. Во-первых, успеют ли они дойти до зимы; во-вторых, им придется питаться только добытым мясом, а его ещё следует как-то добыть.

9 июня. 61 день. Увидели вдали землю. Вечером начали движение. Лед постоянно перемещается, двигаться очень сложно и опасно.

10 июня. 62 день. Альбанов: «Погода туманная, временами идет мокрый снег, иногда переходящий в мелкий дождь… Снялись в 8 часов утра и до 3 часов дня прошли не более 2-3 верст. Снег мокрый, липкий. «Не дорога, а клей» - говорят мои спутники. Про переправы и вспоминать неприятно: ни пешком, ни вплавь. Перемокли, измучились, решили ставить палатку, обедать.

Убили тюленя, от которого собрали две миски крови, из этой крови и нырков сделали очень хорошую похлебку.

Когда мы варим чай или похлебку, то обыкновенно шутить не любим. Варить, так варить, говорим мы, и закатываем чаю и похлебки по полнешенькому ведру, вплоть до краев. А ведро у нас большое, в форме усеченного конуса. Остатков от этих порций обыкновенно не бывает. Сегодня утром мы съели ведро похлебки, выпили чаю, а сейчас на ужин мы съели больше чем по фунту мяса и дожидаемся с нетерпением, когда вскипит наше ведро чаю. Мы бы, пожалуй, не прочь и сейчас сварить и съесть ведро похлебки, но стесняемся: надо «экономить. Кроме перечисленных порций пищи каждый из нас получает по фунту сухарей. Аппетиты у нас не волчьи, а много больше, это что-то ненормальное, болезненное».

Комментарий: здесь мы видим нормальную реакцию человеческого организма, который скопил большой энергодефицит. Наесться в таком состоянии невозможно. При всем при этом количество мяса недостаточное для того, чтобы эффективно вылечить цингу – и это проблема. То есть те участники, у кого ещё до выхода с корабля цинга развилась в меньшей степени, ещё могут сдерживать ее прогресс, зато у более тяжелых больных цинга все равно развивается дальше.

В этот же день обнаружилась пропажа 7 фунтов сухарей.

Альбанов: «Подобные пропажи, но в меньшем размере, я замечал и раньше, и надо ли говорить, как они меня огорчают, даже раздражают. Объявил, что за пропажу будут отвечать все, так как я буду принужден уменьшить порции.

Но если я кого-нибудь поймаю на месте преступления, то собственноручно застрелю негодяя, решившегося воровать у своих товарищей, находящихся и без того в тяжелом положении. Как ни горько, но должен сознаться, что есть у меня в партии три или четыре человека, с которыми мне ничего не хотелось бы иметь общего».

Комментарий: понемногу народ сходит с ума от энергодефицита (недоедания), в том числе из-за истощения запасов глюкозы. Здесь ещё нет голода в буквальном смысле этого слова, но ситуация перекликается с описанной в дневниках участников Арктической экспедиции Грили, где за воровство еды расстреляли одного из них.

12 июня. 64 день. Семь человек из десяти страдают снежной слепотой. Во время переправы Луняев и Смиренников утопили винтовку.

Альбанов: «Это разгильдяйство, нерасторопность страшно возмутили меня. К стыду своему должен признаться, что не смог сдержать себя, и на этот раз кое-кому попало порядочно. Кто войдет в мое положение, тот не осудит меня. Это уже второе ружье, утопленное моими разгильдяями за время нашего пути по льду. Осталась только одна винтовка, для которой у нас ещё много патронов. Маленькую магазинку считать нечего, так как для нее осталось не более 80 патронов. Остаться же в нашем положении без винтовки вряд ли захотел бы здравомыслящий человек. Кроме упомянутых двух оставшихся винтовок мы имеем ещё дробовку-двухстволку, но эту нельзя назвать серьезным ружьем там, где из-за каждого ропака можно ожидать увидеть медведя».

Теперь группа оказалась в ещё более тяжелом положении. Их жизнь полностью зависит от охоты, и на большую группу в 10 человек осталась, по сути, одна винтовка. Это, во-первых, резко снижает эффективность охоты само по себе - охота двойкой успешнее в несколько раз; во-вторых, сильно снижает безопасность: ушел один на охоту, и лагерь сразу остался без защиты. В-третьих, возникает уже вопрос долгосрочной перспективы: а получится ли одной винтовкой настрелять себе пищу для зимовки, если вдруг без нее не обойтись? На десять человек необходимо заготовить не менее 3,5 тонн чистого мяса (если считать на 8 месяцев и 1,5 кг в день), плюс жир для приготовления пищи. В случае потери или поломки последней винтовки группа обречена, ибо дробовиком добыть себе такое количество пищи невозможно.

14 июня. 66 день. Едва не утонул Конрад. Провалился под лед, запутался в лямке, и его сверху прикрыло санями. Вытащили, когда он уже нахлебался воды.

16 июня. 68 день. Очень опасный и сложный для передвижения лед. У группы (10 человек) остается три каяка на трех санях. Альбанова продолжают уговаривать бросить каяки и идти к острову на лыжах и налегке. Остров все ближе, но идти очень тяжело. Альбанов обдумывает предложение, ставит опыты, и бросить каяки отказывается.

«Нет, чтобы мне ни напевали «лыжники», а каяков я не брошу, или, по крайней мере, своего каяка не брошу. А если из них кто-то думает иначе, то я их насильно к себе и каякам не привязал. Так я и объявил своим спутникам».

Здесь видно, как конфликт внутри группы продолжает развиваться. «Инициативная» часть группы пытается «продавить» командира, но Альбанов продолжает мыслить рационально: он проверяет свою исходную тактику и вновь приходит к выводу, что без каяков им не обойтись. Однако убедить всех в этом не может. Отдельным участникам не хватает ни опыта, ни вообще понимания сложившегося положения. Альбанов, как руководитель, прибегает к сомнительному решению: к позиции «не нравится – идите на все четыре стороны». Укорять его в этом, впрочем, трудно. Брусилов набрал в команду случайных людей, среди которых профессиональных моряков почти не оказалось – и это особо подчеркивается всеми исследователями. Люди из группы Альбанова не привыкли к иерархии, жесткому подчинению приказам и работе в тесной команде, где от усилий одного часто зависит жизнь всей команды.

17 июня. 69 день. Происходит событие, которое впоследствии сыграет огромную негативную роль в судьбе группы Альбанова: сбегают двое участников, налегке и на лыжах.

Альбанов не называет их фамилий. По косвенным признакам возможно предположить, что это Конрад и Шпаковский. Во-первых, Альбанов упоминает Конрада в числе тех, кто уговаривает его бросить каяки и уйти на лыжах. Во-вторых, фамилий Конрада и Шпаковского нет среди тех, кого Альбанов перечисляет, как пострадавших – беглецы украли много вещей. В-третьих, Конрад в своем дневнике не упоминает ни слова о побеге, что крайне странно. При этом Альбанов в дневнике несколько раз пишет о спорах между «лыжниками» и «каякерами», тогда как у Конрада о них так же ни слова. В-четвертых, из дневника Конрада можно сделать вывод, что в сравнении с остальной частью команды он находился в очень неплохом физическом состоянии. В свою очередь, Шпаковский был его близким другом, о чем упоминается и у Альбанова, и прослеживается у самого Конрада.

Сбежавшие из наиболее ценного забрали дробовик и все патроны к нему - около 200 штук, 23 фунта сухарей, бинокль с единственным в группе компасом, единственные в группе карманные часы (принадлежавшие Смиренникову), а так же банку со всеми документами и почтой.

Побег явно планировался заранее.

В группе осталось восемь человек.

К чему это привело? Пришлось бросить палатку и одни нарты с каяком, так как тащить по такому льду трое нарт таким составом было невозможно.

При этом плыть на двух каяках в восемь человек тоже не получилось бы – помещалось только семь и без нарт, и то если каяки связывать вместе. Альбанов и вся группа оказались в сложном положении: тащить за собой трое нарт с тремя каяками они не могут физически, но и плыть всем составом на двух каяках не могут тоже. То есть, добравшись до островов, перемещаться между ними по открытой воде всей группой сразу возможности далее не имелось. Если же представить себе дальнейшую необходимость плавания к Шпицбергену или Новой Земле, то пришлось бы делиться на две команды, одну из которых оставлять зимовать.

Здесь можно смело утверждать следующее: бросив группу, беглецы значительно увеличили шансы на ее гибель. Собственно, как и на свою – охотиться полноценно с дробовиком нельзя, а куда и как следует идти с острова они не знали.

Альбанов: «Непонятно и бессмысленно кажется мне это бегство. Ведь я не раз говорил всем «лыжникам», что я никого силой не держу и к себе и каякам не привязал. Желающие могли уйти не воровски, а поделив честно остатки нашего снаряжения. Но беглецы предпочли обокрасть нас, унести с собой наши частные вещи и нелепейшим образом забрать все документы, паспорта и почту. Взяв с собой двустволку и все дробовые патроны, они пульных патронов взяли только 10 штук. Едва ли это достаточно, принимая во внимание возможные частые встречи с медведями. Но любопытно мне: куда они пойдут? Ни тот ни другой не знает, где мы находимся, где мыс Флора и где Шпицберген».

Комментарий: здесь снова упоминается почта, дальнейшая судьба которой неясна из дневников.

20 июня. 72 день. Большинство оставшихся участников пытается склонить Альбанова бросить каяки и идти к острову налегке на лыжах, по примеру беглецов.

Альбанов: «… Но «скулеж» этот [бросить каяки] начинает мне сильно надоедать. Я, кажется, не выдержу и сам прогоню недовольных».

25 июня. 77 день. Подошли к острову, но не могут забраться на него. Берег представляет собой отвесный обрыв ледника, высотой примерно 30 метров.

Участники группы впали в апатию и слабость, двигаются только если их заставлять.

Из еды на восемь человек осталось 5 фунтов сухарей, полфунта бульона Скорикова и 2 фунта соли. Мяса нет. Группа находится на грани гибели.

Позже, однако, Альбанов обнаружил снежный крутой желоб. В нем топором вырубили ступени и, используя в качестве ледоруба (опоры для рук) гарпун, взобрались наверх. Веревками затащили сани, каяки и вещи. Сразу после этого льдину, с которой они снялись, поломало отливом.

Альбанов и Луняев отправились на охоту, наказав оставшимся шестерым участникам двигаться по их следам и понемногу перетаскивать вещи. На острове они обнаружили много птиц и их яйца. Заодно встретили беглецов. Один из них очень болен. На радостях: и от выхода на землю, и от количества найденной еды, и от целостности украденных вещей - беглецы были прощены.

Оставшаяся часть группы, однако, так и не появилась.

26 июня. 78 день. Луняев и один из беглецов на лыжах отправились на поиски шестерых участников. Оказывается, те разбили по пути лагерь, мало продвинувшись, доели остатки сухарей и легли спать. В отдыхе они провели 19 часов, совершенно ничего не делая ни для своего спасения, ни для поиска Альбанова с Луняевым. При этом лагерь свой, намеренно или случайно, они поставили так, чтобы сразу их не нашли.

Альбанов: «Я не берусь объяснять психологию этих людей, но одно могу сказать по личному опыту: тяжело, очень тяжело, даже страшно, очутиться с такими людьми в тяжелом положении. Хуже, чем одиноко, чувствуешь себя: когда ты один, то ты свободен. Если хочешь жить, то борись за эту жизнь, пока имеешь силы и желание. Никто не поддержит тебя в трудную минуту, зато никто не будет тебя за руки хватать и тянуть ко дну тогда, когда ты ещё можешь держаться на воде. Не следует упускать из виду, что в данном случае «хватают за руки» не потому, что сами не могут «плыть», а потому, что не желают, потому, что легче «плыть», держась за другого, чем самому бороться».

27 июня. 79 день. Группа занимается охотой и разведкой. На острове найдена записка Джексона от 1897 года. Из нее Альбанов узнает, что они находятся на южно-западной оконечности Земли Александры, у мыса Мэри Хэрмсуорт.

Крайне плохое состояние льда и отсутствие видимых островов в сторону Шпицбергена ставят Альбанову единственный вариант пути: к мысу Флоры, на остров Нортбрук.

Но, здесь начинается сказываться история с беглецами. Группа вновь состоит из десяти человек, но каяков всего два. Ведь один пришлось бросить ранее, когда сбежало два человека.

Альбанова пытаются уговорить остаться здесь на зиму, но он отказывается. Еды на полноценную зимовку нет, снаряжения почти нет, сани изломаны, группа на грани гибели от цинги. Альбанов считает, что зимовать здесь сродни самоубийству: группа не переживет эту зиму. Зато даже если постройки Джексона не сохранились в целости, то на их развалинах они могут перезимовать в гораздо лучших условиях, плюс найти там остатки снаряжения и подлатать свое.

Комментарий: здесь хорошо видно, что Альбанов вновь мыслит в долгосрочной перспективе. Обилие еды в текущий момент времени в виде птиц его заботит мало, так как это не решает проблемы выживания в целом. Им даже нечем и не из чего сшить себе новую одежду, сделать новые лодки и, тем более, новые сани. И уже нечем ремонтировать старые. Построить без инструмента из плавника и камней хижину на десять человек, такую, чтобы пережить в ней жестокую зиму, они не смогут. К тому же вся команда больна цингой и еле двигается.

Долгосрочная перспектива – особенность мышления Альбанова, как на борту «Св. Анны», так и во время всего санного похода. Можно упрекать Альбанова в недостаточно хорошей подготовке шхуны к плаванию, хотя маловероятно, чтобы он имел возможность на это влиять. Зато дальнейшие действия штурмана ставят его на голову выше многих. Одновременно с этим ему приходится преодолевать сопротивление большинства членов своей команды.

29 июня. 81 день. Имея запас мяса на пять дней, группа движется на восток. Пять человек плывут на каяках, вместе со всем грузом. Другие пятеро движутся налегке по леднику, в связке. На каяки постоянно нападают моржи.

30 июня. 82 день. Архиреева Альбанов заставляет двигаться лишь через угрозы лишить питания. По замыслу, люди должны плыть и идти берегом по очереди. Проблема и в том, что пока 26 июня шестеро потерявшихся участников «отдыхали», они поленились сходить на берег за плавником и сожгли мачту одного из каяков. Теперь на одном каяке можно поставить парус, а на другом нет.

Береговая партия потерялась и не пришла вечером к месту встречи на мысе Ниль (пролив Кембридж забит льдом и береговая партия движется по нему, тогда как каяки плывут вдоль кромки этого льда).

Комментарий: говоря про очередность движения на каяках и по берегу, Альбанов, судя по всему, не имеет в виду себя. Сам он, как понимается из дневника, перемещается на каяке. Складывается впечатление, что он опасается оставлять каяки без своего присмотра, чтобы другие участники не попортили их. Далеко не всех устраивает движение к острову Нортбрук.

1 июля. 83 день. Пешеходная партия так и не пришла. Альбанов отправляет на ее поиски берегом Максимова и Конрада.

Альбанов: «Я раскаиваюсь, что послал их; они подвергаются ещё большему риску, так как их только двое, а в береговой партии пять человек».

Вечером двойка вернулась с поисков без результата. Однако спустя ещё час в лагерь пришла береговая партия: оказывается, в пути тяжело заболел Архиреев. Вначале он жаловался на боль в глазах и легких, потом у него отнялись ноги и он впал в полубессознательное состояние. Они оставили его на берегу.

Накормив береговую партию ужином, Альбанов отправил их обратно за Архиреевым.

2 июля. 84 день. Утром вернулась береговая партия: Архиреев умер.

У Альбанова и Конрада при этом разночтение. Конрад пишет, что лед, на котором лежал умирающий Архиреев, оторвало от берега и унесло до того, как береговая партия дошла до места. Альбанов пишет, что тело уже умершего Архиреева нашли, но не успели вытащить до того, как лед оторвало от берега.

На каяках отправляются Альбанов, Конрад и трое больных участников: Нильсен, Шпаковский и Луняев. Нильсен наиболее плох, Шпаковский немного лучше, Луняев ещё чуть лучше. У всех троих болят ноги, опухли. Альбанов предполагает, что у них цинга.

Берегом отправляются Максимов, Регальд, Губанов и Смиренников.

Местом встречи партий назначается мыс Гранта. От него им предстоит переправиться на остров Белл.

3 июля. 85 день. Партия на каяках ранним утром добирается до мыса Грант. Остров Нортбрук, конечная цель их пути, в прямой видимости. До него примерно 45 километров.

4 июля. 86 день. Продолжают дожидаться береговую партию, которой все нет. Нильсен и Шпаковский совсем плохи. Альбанов, наблюдая за ветром и морем, понимает, что для плавания на остров Белл и далее на остров Нортбрук необходимо пользоваться погодными окошками.

5 июля. 87 день. Ночью, так и не дождавшись береговой партии и пользуясь тихой погодой, Альбанов и его спутники отплыли к острову Белл. Но погода резко испортилась, и они лишь с большим трудом достигли берега. На путь около 30 км у них ушло 19 часов, хотя некоторое время они потратили на неудачную охоту на молодого моржа.

6 июля. 88 день. Ночью умер Нильсен. По словам Луняева, признаки болезни у него были те же, что и у умершего ранее Архиреева. До острова Нортбрук оставалось всего 18 км.

Альбанов: «…Поглядывали теперь мы и на следующего «кандидата», на Шпаковского, мысленно гадая, «дойдет он или уйдет ранее».

Нильсена похоронили в неглубокой могиле.

8 июля. 90 день. Пользуясь хорошей погодой, отплыли к мысу Флоры, на остров Нортбрук. На середине пути поднялся сильный ветер, а затем их подхватило отливное течение. Спустился туман, и каяки потеряли друг друга из виду. Альбанов и Конрад пристали к небольшому айсбергу и вылезли на него, затащив к себе наверх каяк. Поставив на него флаг, как ориентир для второго каяка, Альбанов и Конрад, чтобы не замерзнуть, легли «валетом» в своих малицах (ноги каждого оказались внутри малицы соседа за спиной).

Спустя несколько часов айсберг раскололся, и они упали в воду. Едва освободившись, им повезло поймать свой каяк. Часть снаряжения оказалась утеряна, а они полностью вымокли. Им пришлось сесть на каяк и быстро грести, чтобы хоть как-то согреться. Спустя ещё несколько часов борьбы им удалось выплыть обратно к острову Белл.

На острове им повезло подстрелить несколько нырков и сварить похлебку на костре из остатков своего снаряжения, немного согревшись. У Альбанова началась лихорадка, Конрад поморозил пальцы на обеих ногах. Было решено во что бы то ни стало доплыть до мыса Флоры, пока они не погибли на этом острове.

9 июля. 91 день. Альбанов и Конрад достигли мыса Флоры и нашли на нем базу Джексона – с припасами, строениями и инструментами. У Альбанова лихорадка, у Конрада цинга, опухшие ноги и отмороженные на ногах пальцы.

Луняев и Шпаковский исчезли. Береговая партия тоже. Из 14 членов команды, вышедших с судна три месяца назад, до базы Джексона добралось лишь два человека.

Предполагается, что береговая партия не смогла преодолеть ледник на Земле Георга, чтобы выйти берегом к мысу Гранта. Ослабленные болезнями, участники могли провалиться в трещины ледника или умереть от голода и цинги, в попытках дождаться помощи. Экспедиции 2010-2011 года удалось обнаружить останки лишь одного участника береговой партии.

Комментарий: учитывая, что на руках Альбанова и Конрада оставались больными три участника группы, оставить их и отправиться разыскивать четверых сравнительно здоровых никакого практического смысла не имело. К тому же у них почти полностью закончилась еда. Четыре человека на берегу, имея винтовку и патроны, уж точно не находились в худшем положении, нежели пятеро на каяках, из которых трое были в тяжелом состоянии.

По расчетам Брейтфуса, санная группа Альбанова в общей сложности (путь пешком, дрейф вместе со льдом и плавание на каяках) преодолела около 600 км (585 верст).

Так как почти все оружие оказалось утеряно вместе с людьми, у выживших осталась лишь двустволка, и к ней всего сорок патронов (30 дробовых и 10 пульных).

С 14 по 17 июля Конрад в одиночку сплавал на каяке до мыса Гранта и обратно, тщетно разыскивая пропавших участников. Вернувшись, вместе с Альбановым он начал готовить базу к зимовке.

20 июля к базе подошло судно «Св. Фока», чтобы пополнить запасы топлива, и обнаружило Альбанова с Конрадом. На топливо были разобраны некоторые строения базы. Кроме древесины, для питания котлов использовали моржовый жир.

25 июля была сделана попытка высадиться с корабля на мыс Гранта для поисков пропавших, но лед не дал этого сделать, и поиск ограничился подачей звуковых сигналов и визуальным осмотром побережья. На мысе Флоры экспедиция оставила оружие и патроны, на случай если кто-то из исчезнувших сможет до него добраться. Задерживаться далее на ЗФИ «Св. Фока» уже не мог: ледовая обстановка оставалась нестабильной, и следовало уходить как можно быстрее, чтобы судно не затерло льдами⁶³.

Комментарий 63. Чтобы «Св. Фока» смог пробиться к материку, пришлось стопить в его котле все возможные переборки и другие деревянные детали корпуса, всю библиотеку, комплект парусов, матрасы, спасательные круги и вообще почти все, что могло бы сгореть, но при этом оставшееся хоть как-то было бы способно держать корабль на плаву. Корпус судна при этом немилосердно тек, и из него круглосуточно откачивали воду.

Впоследствии «Св. Фоку» так и не отремонтировали. В результате проволочек он вмерз в лед у причала в Архангельске. После весеннего ледохода судно полностью село на грунт. Его попытались оттащить в док, но лишь прочно посадили на мель, откуда следующим ледоходом его отнесло к острову Шилов, в черте города. Там он постепенно и разрушился.

В 1914-1915 гг. Российская империя предприняла поиски пропавших экспедиций Брусилова, Седова и Русанова. Ни следов береговой партии Альбанова, ни шхуны «Св. Анна» и ее экипажа, в ходе этих поисков обнаружено не было.

Заключение

Экспедиция Брусилова оказалась плохо подготовлена к Северному морскому пути. Зимовка в Карском море лишь вскрыла проблему этой подготовки. Тяжелые болезни в первую же зиму показали, что в отношении цинги рацион питания подобран вовсе не так хорошо, как хотелось бы. Безусловно, благодаря усилиям Ерминии Жданко продуктовые припасы на корабль были закуплены прекрасного качества⁶⁴, но само по себе это не решало потенциальных проблем. Ее опыт, увы, тоже не соответствовал полярному переходу. С другой стороны, присоединившись к команде в самый последний момент, Ерминия при всем своем желании не смогла бы сделать большего: ресурсы Александровска этого просто не позволяли.

Скромный полярный опыт Брусилова, который сформировался в результате экспедиций ГЭСЛО, сложился со скупостью спонсора. Экспедиция из научной превратилась в промысловую, а вместо профессиональных моряков в ней оказались случайные люди, недостаточно сильные, чтобы вместе преодолеть выпавшие на их долю трудности.

И Брусилов, и экспедиция ГЭСЛО столкнулись с недооценкой опасностей со стороны Северного перехода. Но за ГЭСЛО стояла мощь ледоколов и поддержка империи, а Брусилов был одиночкой, переоценившим свои возможности. Сама по себе скромная относительно ресурсов подготовка не была проблемой. Проблемой оказалась избирательная адаптация чужого арктического опыта к самому себе.

Готовясь к походу, Брусилов взял из доступной арктической литературы⁶⁵ самое удобное для себя. Затем, подстраиваясь под спонсора, он загнал себя в цейтнот со сроками. После зимовки он допустил конфликт со штурманом⁶⁶ – единственным другим опытным участником экспедиции. Он вовремя не покинул судно ни после первой зимовки, ни после второй, хотя ситуация неуклонно скатывалась к худшему.

Можно придумать множество объяснений, почему Брусилов сделал именно так. Но здесь мы вынуждены отталкиваться от результата: штурман экспедиции выбрался из ледовой ловушки, а Брусилов, увы, нет.

Возможно сказать, что штурману повезло со «Св. Фокой». Так и есть. Но стоит посмотреть и на другое: Альбанов, зачастую вопреки своей команде, а не благодаря ей, вывел её на ЗФИ. Потеря каяков, столь гибельно отразившаяся, в конце концов, на участниках, произошла благодаря их неопытности и «хитрости». Одни пытались выжить за счет других. Одни воровали у других еду и вещи, другие не выполняли необходимой для выживания работы. Доберись команда в восемь человек со своим арсеналом до базы Джексона, у них имелись бы все шансы благополучно там перезимовать. Но даже у Альбанова с Конрадом имелся шанс пережить на ней зиму и добраться на следующий год до Новой Земли. Нет совершенно никаких сомнений, что Альбанов попытался бы воспользоваться этими шансами. И именно это отличает его от многих. Может быть, и от Брусилова тоже.

Комментарий 64. В подобных экспедициях качество провизии при закупке обычно проверял врач экспедиции, так как он обладал необходимыми знаниями и пониманием потенциальных проблем. Это входило в зону его ответственности. Он же составлял рекомендации к рациону в отношении профилактики цинги.

Это одна из многочисленных причин, почему, например, участники экспедиции Седова так негативно отзывались о П.Г. Кушакове, своем судовом враче. Гнилая солонина и рыба на борт «Св. Фоки» попала, по свидетельствам участников, как раз благодаря недосмотру П.Г. Кушакова. Сам Кушаков после экспедиции сваливал все на Седова, причем местами очень цинично – что тоже не добавило ему популярности.

Комментарий 65. Проблема большинства арктических книг – они рассчитаны на массового читателя. Чтобы взять из них применительную к практике часть, необходимо в действительности прочитать их много. Здесь, напомним, Брусилов, при желании, имел возможность и прочитать, и проконсультироваться хотя бы у Брейтфуса. Мы никогда не узнаем, как именно он готовился к экспедиции в отношении теоретической части. Но мы точно знаем, что практическая часть оказалась никудышной.

Комментарий 66. Конфликт капитана экспедиции со своим ближайшим окружением совершенно нередок. Будучи нерешенным, таковой всегда и без исключений приводит к отрицательным последствиям. Различается лишь степень этих последствий. Возникновение, развитие и решение подобных проблем, пожалуй, лучше всего описано у Бадди Леви, в его книге «Станция 81⁰44′. Триумф и трагедия полярной экспедиции лейтенанта Адольфа Грили» (Labyrinth of Ice).

Основные проблемы подготовки экспедиции Брусилова, которые могли бы сказаться во время любых обстоятельств зимовки, следующие:

1) Совершенно недостаточные меры по профилактике цинги на уровне формирования рациона. Трепетное отношение к этому вопросу среди именитых путешественников уже было известным, и хорошо описано у Норденшельда. Учитывая, что Норденшельд писал о своем походе по Северному пути, и был единственным, кто вообще его прошел, очень логично было бы его почитать перед собственной точно такой же, один в один, экспедицией.

2) Отсутствие динамита. И здесь вновь отсылка к Норденшельду.

3) Отсутствие собачьей упряжки. Вместо ездовых собак Брусилов взял с собой несколько своих охотничьих – которые, судя по контексту, чаще мешали, нежели помогали охоте.

4) Отсутствие запаса продуктов под пеший, санный или шлюпочный переход. Очень показательно и отсутствие примусов.

5) Малое количество материалов и инструментов для изготовления различной оснастки и амуниции.

Вероятные ошибки после выхода из Александровска:

1) Не выбрали заранее для первой зимовки бухту, в результате чего дрейф судна был бы исключен полностью.

Очень сильно контрастируют со «Св. Анной» действия Седова на «Св. Фоке». Во время зимовок в районе Новой Земли и внутри архипелага ЗФИ «Св. Фоку» стремились поставить именно в закрытую бухту. У Норденшельда, в свою очередь, мы наблюдаем беспокойство по поводу своего неудачного места вынужденной зимовки, и он подчеркивает, как им повезло в отношении конкретной позиции корабля.

2) Отсутствие каких либо мер по профилактике цинги. В том числе, и особенно, во время второй зимовки. Здесь же: отсутствие охотничьих экспедиций во время второй зимовки, пока ещё или уже был свет. Причем касательно второй зимовки, и с цингой и с охотничьими экспедициями, это очень интересный и неясный момент. Безусловно, здесь сильно сказалось отсутствие собачьей упряжки, но ее отсутствие не аргумент, если хочется жить. Опять же, с источниками до нас не дошла позиция судового врача по этому поводу.

В отношении отсутствия тягловой силы характерно, что деятельный Седов пытался даже приспособить под это дело пойманных медвежат. В свою очередь, во время своих зимовок экипаж Брусилова предпринимал совсем мало каких-либо активных действий за пределами судна. Последнее суждение особенно интересно в рамках изначальной идеи Брусилова об исследовательском характере экспедиции. Разница между «ученым Седовым» и «ученым Брусиловым» колоссальна именно в рамках деятельности. Звание «ученый» предполагает жадность к познанию окружающего мира, чего у того же Седова имелось через край, и не прослеживается у Брусилова.

В виде контраргумента здесь – дрейф ледового поля, в которое было вморожено судно, и опасность потеряться или быть отрезанным разводьями. Но и здесь можно было найти способ уходить хотя бы за два дня от корабля, благо на борту судна имелись палатки, а изготовить каяк и походную жировую кухню, как показал опыт Альбанова, не представлялось проблем.

3) Отказ покинуть судно после того, как не удалось высвободиться в первый раз.

Для этого следовало начинать готовиться ещё с весны, и это стандартная практика. В отличие от «Фрама», «Св. Анна» не была рассчитана на столь длительное пребывание во льдах, ни по конструкции, ни по припасам. Но либо подготовка не велась вовсе, либо ее начал было производить Альбанов, но затем прекратил Брусилов, и тогда это тоже легло в копилку их конфликта. Учитывая, что Альбанов начал готовиться к своему санному походу с судна за четыре месяца до старта, подобное предположение вполне имеет право на жизнь.

4) Отказ покинуть судно сразу после второй зимовки, ещё весной, по «плану Альбанова» или любому иному.

Учитывая, где находилась «Св. Анна» в декабре 1913 года и ее направление дрейфа, вопрос освобождения судна ото льда летом 1914 года уже был нетривиальным. Судя по тому, как Альбанов рассуждает о потенциальном высвобождении спустя ещё год у берегов Гренландии, он сам себе на этот вопрос дал вполне ясный ответ.

Бездеятельность Брусилова, как командира экспедиции, именно во время второй зимовки поражает в наибольшей степени. В этом отношении пояснение Альбанова к своему отстранению приобретает более яркий смысл: «По выздоровлении лейтенанта Брусилова от его очень тяжкой и продолжительной болезни на судне сложился такой уклад судовой жизни и взаимных отношений всего состава экспедиции, который, по моему мнению, не мог быть ни на одном судне, находящемся в тяжелом полярном плавании. Так как во взглядах на этот вопрос мы разошлись с начальником экспедиции лейтенантом Брусиловым, то я и попросил его освободить меня от исполнения обязанностей штурмана, на что лейтенант Брусилов, после некоторого размышления, и согласился, за что я ему очень благодарен» [2, С. 39-41].

Во всем перечисленном слово «бездеятельность» проходит толстой нитью, скрепляя между собой все пункты и перескакивая на деятельность затем уже санной партии. Чтобы выжить, участникам экспедиции необходимо было действовать. Слова Нансена «терпение – добродетель любого полярника» отнюдь не буквальны для всего периода дрейфа «Св. Анны».

Штурман Альбанов, в свою очередь, оказался человеком действия, с умением мыслить в долгосрочной перспективе. Он создал цель и придумал план, а затем реализовал его, несмотря на немыслимые трудности. Он точно так же болел цингой, как и все остальные – хотя и не пишет об этом в своем дневнике. Ему точно так же, как и другим, не хотелось вставать утром и изо дня в день тащить за собой эти проклятые сани с каяком, то и дело проваливаясь в воду, терзаясь холодом и голодом. И впереди у него были абсолютно те же самые сотни километров пути.

Физически он тоже не был сильнее других.

Но он справился.

Литература

1. Альбанов, В.И. На юг к Земле Франца Иосифа! Поход штурмана В.И. Альбанова по льду со шхуны "Св. Анна" Экспедиции лейт. Г.Л. Брусилова. С очерком Экспедиции лейт. Г.Л. Брусилова, сост. Л.Л. Брейтфусом. Петроград : тип. Мор. м-ва, 1917. - 194 с.
2. Альбанов, В.И. Тайна пропавшей экспедиции: затерянные во льдах. / В.И. Альбанов, А.Э. Конрад. – М. : КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2023. – 320 с.
3. Брусилов, Г.Л. Выписка из судового журнала шхуны "Св. Анна" (с 1 картой и табл. глубин). Петроград : Типо-литография "Энергия". 1914 – 42 с.
4. Буяновский Д.С. Квашеная капуста как источник витамина С // Гигиена и санитария. 1942. №8-9
5. Вилькицкий Б.А. и гидрографическая экспедиция Северного ледовитого океана в 1914-1915 гг. : сборник документов; под ред. В.Г. Смирнова. – М: Кучково Поле Музеон, 2022. – 656 с.
6. Гарлинский, Д.Н. Реформа питания армии и флота. Солдатская и матросская кухня : в 2-х частях. - Санкт-Петербург : Тип. Тренке и Фюсно, 1906. – 202, 108 с.
7. Гесс, Альфред Фабиан. Цинга: прошлое и настоящее. Филадельфия, 1920; перевод Е. Загребельной. – URL: https://1796web.com/vaccines/opinions/hess/hess.htm (дата обращения 29.08.2024).
8. Кузякин, И.С. Советы полярного повара. – Л.: Из-во Главсевморпути, 1939. – 24 с. – С.17
9. Леви, Бадди. Станция 81⁰44′. Триумф и трагедия полярной экспедиции лейтенанта Адольфа Грили; перевод с английского Г. Агафонова. – М.: КоЛибри, Азбука-Аттикус, 2024 – 544 с.
10. Нансен, Фритьоф. «Фрам» в полярном море; перевод с норвежского З. Лопухиной. – М: Эксмо, 2022. – 640 с.
11. Норденшельд А. Э. Плавание на «Веге». – М.: Паулсен, 2019. – 560 с.
12. Пинегин Н.В. В ледяных просторах // В ледяных просторах: записки полярника. – М: Эксмо, 2021 – 448 с.
13. Полярная экспедиция лейтенанта Г.Л. Брусилова на шхуне "Св. Анна" [Текст] ; Приложение к 4 вып. XXXVIII т. Зап. по Гидр. / [Изд. Брейтфус Леонид Львович ]. - Петроград : Типография Морского Министерства в Главном Адмиралтействе, 1914. - 76 с.
14. Рапорт врача транспорта «Таймыр» доктора медицины Л.М. Старокадомского командиру транспорта «Таймыр» о необходимости улучшения воздуха в жилых помещениях и улучшения питания членов экипажа. 17 мая 1912 года / Документы о работе ГЭСЛО в 1910-1913 // Вилькицкий Б.А. и гидрографическая экспедиция Северного ледовитого океана в 1914-1915 гг.: сборник документов., под ред. Смирнова В.Г. – М : Кучково Поле Музеон, 2022. – 656 с.
15. Стефенссон, Вильялмур. Гостеприимная Арктика; перевод с английского А. Кардашинского и Р. Брауде . СПБ : Амфора, 2015 – 479 с.
16. Трихинеллез // Большая медицинская энциклопедия : в 30 т. / гл. ред. Б. В. Петровский. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1974—1989.
17. Цинга // Большая медицинская энциклопедия : в 30 т. / гл. ред. Б. В. Петровский. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1974—1989.
18. Чванов, М.А. Загадка гибели шхуны «Св. Анна», 2018 год. – URL: http://xn----7sbbhb5abyfrl0f4a.xn--p1ai/?p=842 (дата обращения 22.06.2024).
19. Чипигина Н.С., Карпова Н.Ю., Большакова М.А., и др. Цинга – забытое заболевание под маской геморрагического васкулита. Архив внутренней медицины. 2017; 7(3): 228-232 с.
20. Ярусова Н.С. Как обеспечить бойцов на фронте зимой витаминами С и А., под ред. Р.И. Калменс. – Ленинград: Пищепромиздат, 1942. – 12 с.