Предыдущая глава: "Схема рудника в Лагере №1 (Мраморное ущелье) и его работа"
«Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства». В одно время предписанная лагерным уставом, эта надпись находилась на воротах большинства лагерных отделений Дальстроя.
Выцветшие буквы, явно выведенные через трафарет, двенадцать лет назад ещё можно было с трудом, но различить на досках, бывших когда-то воротами лагеря з/к на руднике Мраморного ущелья.
В узком мешке Мраморного ущелья лагерь заключённых располагался ближе к штольням, отделённый от входа в ущелье постройками администрации. По сравнению с ними, он занимал сравнительно небольшую площадь – всего 150 на 150 метров.
Окружённую колючей проволокой, территорию лагеря втиснули между скалами и сухим руслом ручья, на каменистый склон, почти лишённый почвы.
Четыре барака из тонких брёвен, каждый из которых обогревался двумя буржуйками, вмещали в себя порядка 500-600 заключённых. Примерно столько их и работало на добыче руды и в мастерских. Кроме ежедневного тяжёлого труда, постоянным спутником заключённых был жёсткий климат, то наваливающийся на ущелье морозами или дождями, то погружавший его в густой туман. Солнце тоже редко баловало эти места – слишком высокие скалы делали световой день довольно коротким.
Несмотря на жестокость условий жизни и работы, никаких добавок к рациону питания у заключённых не существовало. Согласно постановлению Совета Министров СССР №172-52СС, приказом которого и образовалось Ермаковское рудоуправление, на заключённых распространялись стандартные нормы питания, регламентируемые постановлением СМ СССР №4293-1703 от 20 ноября 1948 года.
Их отличие от существовавших ранее состояло в установлении средней (гарантированной) нормы питания и сокращении нормативных категорий. В тоже время, для «не желавших добросовестно трудиться» устанавливалась норма питания в 3 раза ниже, чем для выполнявших производственные задания или работавших на не нормированной работе.
Нормы питания заключенных, утвержденные в 1949 году, выглядели следующим образом:
Норма № 4 вводилась для заключенных оздоровительных команд - 3119 калорий; норма № 5 для питания детей в Доме ребенка - 1978 калорий; норма №6 питание во время этапирования заключенных - хлеб 900 гр, мясопродукты 270 гр, консервы 270 гр; норма № 7 дополнительное питание для заключенных, выполнявших норму выработки на особо тяжелых работах - хлеб 100 гр, крупа 80 гр, сахар 15 гр, табак 15 гр в день, спички 4 коробки в месяц.
Норма №8 использовалась в том числе и как рычаг давления на заключённых. Нормы №2 и №8 достаточно быстро приводили к истощению в силу своей крайне низкой питательности, делая заключённых более сговорчивыми в отношении порядка и работы. В противном случае з/к умирал от болезней. Таким образом применялся общий для ГУЛАГа принцип "живёшь, пока работаешь" [2].
На практике дела по снабжению лагерей продовольствием, особенно в труднодоступных районах, обстояли плохо. В архивных сборниках приказов по ГУЛАГу нередко встречаются докладные записки как о недостаточности продовольственного обеспечения, так и о низком качестве продуктов. Пример - добавление в хлеб опилок.
Основу питания заключённых составляли ржаной хлеб, картофель и похлебка, энергетическая ценность которых даже по расчетам составляла всего 2560–3200 калорий. Реальная же питательность была намного меньше, так как значительная часть продуктов разворовывалась как вольнонаемными работниками лагеря, так и кухонной прислугой [2].
Важный момент - питание заключённых, не получавших премиальное денежное вознаграждение за выполнение норм, качественно не изменялось даже в условиях хорошего снабжения рудника. Такова общая специфика всей системы ГУЛАГа, независимо от территориального расположения ИТЛ.
Таким образом, хотя БорЛАГ и снабжался лучше в количественном отношении, чем лагеря Дальстроя (в силу меньшей удаленности и меньшего же контингента), это не могло влиять на качественную составляющую питания. Отпуск продуктов осуществлялся, во-первых, согласно продовольственной норме; во-вторых, согласно сложившимся в системе ГУЛАГ устоям, которые никогда не были в пользу рядовых заключенных.
Сопоставление продовольственной нормы и потребления энергии на горных немеханизированных работах (особо высокая интенсивность труда) свидетельствует, что рабочие, занятые на основном производстве (добыча руды) имели 20...40-процентный энергодефицит. Добавим сюда короткое лето не позволяющее восстановить силы после длинной, с морозами до 50–55 градусов, зимы. Тяжелый физический труд на холоде или в штольне, ядовитость работ, крайне скудное некалорийное питание, постоянные обморожения – всё это в сумме создавало практически невыносимые условия жизни заключенных и предпосылки к высокому травматизму.
Официально добыча руды вредной не считалась, поэтому рабочий день по нормам составлял 9 часов¹. Тем не менее, в постановлении, которым определялись нормы, указывалось, что при выполнении срочных работ - а сюда как раз относилась добыча урана в условиях атомной гонки - допускалось увеличивать рабочий день ещё на два часа.
В итоге на практике получался 11-и часовой рабочий день и в лучшем случае 4-5 выходных в месяц. Добавим сюда скудный паёк, суровый климат и почти полное отсутствие качественного медицинского обеспечения².
Согласно исследованиям С.М. Мельникова, статистика схожих по условиям подобных лагерей Дальстроя выглядит следующим образом: на начало 1949 года полностью физически здоровых людей (I категория) насчитывалось только около 20%, примерно 40% были сравнительно здоровы и относились ко II категории труда. Использовать их на тяжелых работах приходилось со скидкой нормы на 20%. Почти 27%, даже по меркам жесткой лагерной медицины, были ослаблены физически настолько, что при использовании их на тяжелых работах приходилось снижать нормы на 50%. Около 10%, также крайне ослабленных, находились на категории индивидуального труда - на простых работах. 1,5% были инвалидами.
Большую проблему составляла доставка воды в лагерь. По ущелью Мраморному не течёт вода, так как её уровень находится значительно ниже верхней границы обломочного материала.
Летний трубопровод к лагерю администрации был проложен от небольшого ручья, падающего со скал правого борта ущелья. Забор воды осуществлялся непосредственно у водопада. Функционировал трубопровод со второй половины мая до середины сентября.
Наверх, к мастерским и штольням, воду качала насосная станция, по временно проложенным трубам. Из-за подвижек обломочного материала каждый год их приходилось прокладывать заново.
Примечание: в тёплое время года, в районе насосной станции, возможно функционировал временный колодец, в виде деревянного сруба или металлической толстостенной трубы, проходящих через разрытый камень к монолитной породе, по которой и текла вода. Однако, следов конструкции обнаружить не удалось. Неизвестен и расход воды через ложе долины на тот момент, ровно как и толщина водоносного слоя.
Зимой вода в ущелье была доступна только в виде льда, который приходилось возить на машинах с реки. Дефицит воды в холодное время года приводил к тому, что заключённые не могли мыться и стирать одежду. В подобных условиях создавались все предпосылки к заболеванию дизентерией и брюшным тифом.
Снегур А.Е. в своём исследовании [1] констатирует отсутствие информации в доступных архивах о поступлении в БорЛАГ политзаключённых. Вместе с тем, он упоминает о деятельности специального лагерного суда, осудившего в период 1949-1951 годов повторно 130 заключённых, из них по "политической" 58 статье 51 человек. В данном случае, речь, вероятно, идет о «саботаже», т.е., осуждении за отказ выходить на работу.
Для иллюстрации условий содержания на руднике Мраморного ущелья Снегур приводит письмо з/к Василия Иванова. В письме тот описывает достаточно мягкий режим. Однако, часть его других свидетельств не находит подтверждения при изучении рудника. Например, В. Иванов свидетельствует только о трёх штольнях на Мраморном, входы которых после закрытия рудника были подбурены и взорваны, а оставшееся в них оборудование законсервировано.
Исследование штолен на месте показывает гораздо их большее количество, полное отсутствие следов подрыва и консервации, а также оборудования в них.
Снегур А.Е., ссылаясь на архивы, указывает, что в БорЛАГ было направлено лишь 38 осужденных по 58-ой (политической) статье. Подавляющее число других заключенных были осуждены по Указам (подробнее – в главе «Заключенные в БорЛАГе») и юридически относятся к «уголовникам», хотя на самом деле таковыми не являлись. Вместе с тем, Снегур приводит данные по 3101 з/к, тогда как всего через лагерь прошло 3735 заключенных.
Судя по реконструкции лагеря заключённых на руднике Мраморного ущелья, послабления режима в нём не осуществлялось. Сама же схема свидетельствует о некоторой аналогии со строгим режимом в спецлагерях.
Определённое ослабление режима в исправительно–трудовых лагерях СССР конца 40–х – начала 50–х годов не касалось осужденных по политическим статьям. В отношении политических заключенных в отдельных лагерях имела место прямо противоположная тенденция: ужесточение лагерного режима.
"Политические заключенные послевоенного времени существенно отличались от осужденных по 58-й статье в 30-е годы. Около 60% из них были осуждены по статье 58-1-а, 58-1-б («измена Родине»). Многие являлись участниками вооруженной борьбы с советской властью, значительная часть прошла войну. В связи с этим существовавшая ранее система диктата уголовных заключенных над политическими перестала быть эффективной. Более того, складывалась ситуация, когда политические заключенные, главным образом из числа бывших военных, используя армейские отношения, а члены националистических групп - национальные отношения, были более организованны, чем заключенные – уголовники, располагали возможностями противостоять лагерному режиму. Кроме того, было очевидно, что для обеспечения эффективности лагерной экономики, повышения производительности труда лагерного контингента, помимо жестких административно–карательных мер необходимы были и меры экономического стимулирования, что вступало в противоречие с карательной политикой в отношении осужденных за преступления против власти"[2].
Так как политические заключенные послевоенного времени являлись в первую очередь бывшими военными, воевавшими за обе стороны конфликта, либо попавшие во время военных действий в плен, то после ареста они попадали в специальные фильтрационные лагеря. После проверки их либо отпускали (очень редко), либо расстреливали, либо направляли в концентрационные лагеря или на поселение. Направленные в концлагеря (ИТЛ) в основном этапировались на объекты Дальстроя, где их условия содержания носили карательную функцию.
БерЛАГ³, например, как один из самых известных спецлагерей, имел следующую статистику по статьям осуждения заключенных:
|
Характер преступлений |
% |
|
Контрреволюционные преступления, в том числе: |
99,3 |
|
измена Родине |
74,1 |
|
шпионаж |
13,0 |
|
террор |
3,3 |
|
диверсии |
1,3 |
|
прочие контрреволюционные преступления |
7,7 |
|
Уголовные преступления |
0,7 |
Из прошедших через БорЛАГ заключенных 2250 з/к были осуждены по Указам и «закону о трех колосках» (подробнее в главе «Заключенные в БорЛАГе»), 38 по политической статье и 813 за «прочие уголовные преступления». Единственный доступный источник на сегодняшний день в отношении численности з/к в БорЛАГе и их статей – это А.Е. Снегур, исследовавший архивы БорЛАГа. Однако статистика по оставшимся 634 з/к отсутствует, и за что именно они были осуждены, неизвестно.
Как видим, в отношении того состава заключенных, который работал непосредственно на руднике Мраморного ущелья, можно предполагать что угодно.
Можно делать лишь следующие выводы:
а) условия жизни, труда и питания заключенных в Мраморном ничем не отличались от объектов Дальстроя (где условия были весьма жестоки).
б) охрана лагеря заключённых в Мраморном была поставлена чрезвычайно серьёзно.
Последний тезис показателен. Во-первых, ограда лагеря находилась под напряжением (выводы сделаны на основе проводов, тянущихся от столбов ЛЭП к внутренней ограде и вдоль неё). Во-вторых, территория полностью просматривалась с четырёх вышек по углам лагеря и освещалась мощными прожекторами. В третьих, внутреннюю часть долины, где работали заключённые, огородили глухим высоким забором и колючей проволокой. Глухое ограждение полностью перегораживало ущелье, проходя от скал с одной стороны, до скал другой.
Зона добычи руды огораживалась дополнительно, также как и зона с мастерскими и вспомогательным оборудованием.
При этом в лагере администрации, где заключённые выполняли отдельные работы – например, по ремонту автомобилей, также существовала отдельно охраняемая и огороженная территория, где и работали заключённые.
Таким образом, исследование рудника позволяет с некоторой долей вероятности относить лагерный контингент Мраморного ущелья к спецзаключённым.
Подобное заключение, вместе с восстановлением схемы работ других лагерных пунктов, однозначно предполагает разные режимы содержания заключённых в ОЛП Борского лагеря. Подробно мы рассмотрим их в последующих главах, а также в отдельной главе, посвящённой количеству заключённых БорЛАГа и общим условиям их содержания.
То есть, в отношении режима охраны БорЛАГа мы имеем два объективных момента – очень серьезные охранные меры в отношении отдельных ОЛП (Мраморное ущелье, например); и слабые охранные меры в сочетании с непостоянным конвойным сопровождением работ (или вовсе отсутствием такового сопровождения) в отношении иных ОЛП (например, добыча угля в долине реки Средний Сакукан). Разница настолько сильна, что логически напрашивается вывод о разделении (на основании какого-то ряда признаков) лагерного контингента и, соответственно, условий его содержания.
Исследования А.Е. Снегура позволяют предполагать, что разделение степени охраны вызвано частотой побегов с тех или иных ОЛП. Наибольшее количество из них как раз происходило из Мраморного ущелья, так как условия и труда, и быта з/к там были наиболее жесткими. Однако без дифференциации абсолютно всех заключенных по ОЛП и статьям, по которым они были осуждены, это предположение является субъективным.
Деятельность Борского лагеря пришлась на пик численности заключённых в СССР, когда общее количество осужденных превысило довоенный уровень.
Если на конец 1945 года списочный состав заключённых составлял 1,11 млн человек (примерно столько же, сколько и перед войной), то в 1947 году он достиг уже цифры в 2,17 млн. С 1949 по 1951 года в СССР числилось 2,5 млн осужденных, и лишь с 1952 года эти цифры начали снижаться.
На сегодняшний день существуют разные позиции о причинах столь резкого повышения уровня репрессий населения в послевоенные годы.
С.М. Мельников, в своём исследовании деятельности Дальстроя, видит в послевоенных репрессиях попытку государства ужесточить контроль над населением и укрепить свою власть. Карательные действия против собственных граждан насаждали атмосферу страха, а также позволяли изолировать нежелательный контингент. Параллельно репрессии обеспечивали ГУЛАГ трудовыми ресурсами(4).
Таким образом, например, работа специальных лагерей, в силу специфики своего контингента, носила в первую очередь карательный характер.
Отношения между заключёнными и вольнонаёмными в те годы фактически исключались.
Мельников, опираясь на архивные документы, характеризует их следующим образом:
"Характеризуя отношения лагерной и вольнонаемной кадровых подсистем, необходимо отметить их слабое взаимодействие. Лагерный сектор был жестко изолирован, подавляющее большинство вольнонаемных специалистов не имели доступ к организованной рабочей силе – нарядчиками, учетчиками, бригадирами являлись заключенные. Лагерный режим запрещал контакты вольнонаемного административно–технического персонала и заключенных - не руководителей производственных структур. Все производственные отношения строились по жестко регламентируемой форме, карались любые личностные отношения между вольнонаемными работниками и лагерным контингентом. Заключенные рассматривались, особенно в период массовых репрессий, как опасные враги к которым должно быть строго негативное отношение. Любые попытки вступить в контакт являлись чрезвычайным происшествием и строго наказывались" [2].
На основе вышеизложенного, если руководствоваться эмоциями, можно утверждать, что лагерь заключённых в Мраморном ущелье представлял собой своеобразный конвейер по переработке человеческих ресурсов в урановую руду. Не одна сотня людей прокляла это место - узкий каменный мешок с непосильной работой и жестокими условиями существования.
Именно такой была цена, за которую пытались добыть первый в СССР "хороший" уран.
Примечания
- Время на путь заключенного от своего барака до места работы в рабочий день не входило. В Мраморном ущелье путь от лагеря з/к до рудника зимой занимал не менее часа в одну сторону – естественно, пешком. Перепад высоты составлял 400 метров. В этом отношении сильно выигрывали те заключенные, которые работали в мастерских: им и идти было ближе, и набор высоты составлял значительно меньше (200 метров).
- Что именно собой представляло медицинское сопровождение подобных лагерей, наглядно и подробно описано у В. Шаламова в «Колымских рассказах». Так как начальство Ермаковскому управлению было назначено с Дальстроя, и сама схема работы рудника взята оттуда же, то нет оснований считать, будто бы медицинское обеспечение между ними чем-то качественно отличалось.
- БерЛАГ (Береговой исправительно-трудовой лагерь) - особый лагерь № 5 МВД СССР, действовавший в структуре ГУ СДС «Дальстрой» в 1948—1954 годах. Входил в систему особых лагерей, организованную на основе постановления Совета Министров СССР № 416—159 от 21 февраля 1948 года «Об организации лагерей МВД со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников». В нем содержались прошедшие фильтрационные лагеря военнопленные, участники «антисоветских организаций» (троцкисты, эсеры, меньшевики и др.), осужденные за терроризм, выданные союзниками белоэмигранты и перебежчики, и т.п. В основном БерЛАГ занимался добычей полезных ископаемых, в том числе урана (рудник Бутугычаг). В конце 1949 года контингент лагеря насчитывал 23 906 человек, включая 4098 женщин.
- На мой взгляд, одной из причин возросшего уровня репрессий была послевоенная необходимость принудительного направления сельских жителей в индустриальную сферу. Так как перед войной СССР все ещё имел высокую долю сельского населения, это сильно мешало индустриализации страны, пионерному освоению дальних территорий и быстрому восстановлению после окончания войны. В условиях массовых больших строек и резко возросшей добычи полезных ископаемых, стране не хватало рабочих рук. Социальный эксперимент с системой исправительно-трудовых лагерей позволял решить эту проблему быстро и сравнительно недорого – путем изъятия определенного процента населения из его обычной жизни и последующего направления на принудительные работы. Параллельно создавались ограничения для отбывших срок, чтобы перераспределить население по огромной территории страны. Впоследствии, правда, резкое сокращение сельского населения в пользу незанятого в сельском хозяйстве, в сочетании с его неэффективностью и отсталостью, привело к дефициту зерна в СССР.
Источники:
- Снегур А. Е. Ключ Мраморный : Хроника Первого Забайкальского Урана. — 3-е изд. — Чита: Экспресс-издательство, 2010. — 272 с.
- Мельников С.М. Дальстрой как репрессивно-производственная структура НКВД-МВД СССР : 1932-1953 годы. - дис. на соиск. учен. степ. к.ист.н. спец: 07.00.02. - Томск, 2002. - 210 с.
- Филимонов Ф.В. Количество заключённых в лагерях ГУЛАГ [Электронный ресурс]. 2016. URL: https://leopard-fil.ru/kolichestvo-zaklyuchyonnyh-v-lageryah-gulag/ (дата обращения 01.01.2020)